Понимаешь, я сама случайно на них наткнулась!
— На кого это ты наткнулась?
— Да на Херста — на кого же еще? — Кэролайн начала терять терпение. — И на леди Жаклин Селдон! Я видела, как они занимались любовью на диване в одной из гостиных на балу у леди Эшфорт!
Ее брат потрясенно замер, не сводя с нее широко распахнутых глаз. А потом открыл рот и выдал такое выражение, от которого у Кэролайн запылали уши. А ведь ей приходилось слышать от него выражения и покрепче!
— Томми! — с укоризной произнесла она.
— Да ладно тебе! — небрежно отмахнулся граф. — Уж не хочешь ли ты сказать, что Слейтер и Жаки Селдон… встречались у тебя за спиной? — Только он употребил гораздо более грубое слово, нежели «встречались».
— Если ты не в состоянии держать себя в руках и обязательно должен сквернословить, — сухо заметила Кэролайн, — то мой ответ — да. — Но любопытство оказалось сильнее правил хорошего тона, и она тут же спросила: — Разве это не то, о чем ты…
— Черт побери, нет! — взорвался Томми. — Я хотел объяснить тебе, почему Слейтер получил пулю в ногу! Ты ведь из-за него так убиваешься, верно?
— Ну… в каком-то смысле, пожалуй, и из-за него, — пожала плечами Кэролайн. — Но, Томми, он потому и получил пулю! — Она громко сглотнула и выпалила, словно ныряла с головой в омут: — Его ранил Брейден Грэнвилл!
— Точно. Чтобы предупредить, — подтвердил Томми. — Чтобы он оставил меня в покое!
Кэролайн нетерпеливо тряхнула головой.
— Нет, Томми! С какой стати Брейден Грэнвилл должен требовать от Херста, чтобы он оставил тебя в покое? Ну как ты не понимаешь? Он выстрелил в него потому, что узнал о Херсте и леди Жаклин!
— Ничего он не знал! — окончательно разозлился Томми. — И я тоже ничего не знал, хотя должен был знать в первую очередь! Ведь я и заварил всю эту кашу! Грэнвилл стрелял в Херста из-за меня! Херст хотел меня убить, потому что до того типа, что ранил меня прошлой зимой, дошли известия, что я выжил! А значит, я могу не только его опознать, но и положить конец его грязным делишкам! Вот он и приказал твоему жениху довести дело до конца!
Кэролайн сидела на траве под неяркими первыми звездами и всматривалась в лицо своего брата. Она всматривалась в него так, словно видела впервые. И только теперь обратила внимание на круги у него под глазами и на странный серый налет то ли от пыли, то ли от грима, покрывавший почти половину лица. Он все еще был одет в тот костюм, в котором вышел из дома в день своего исчезновения, и хотя кто-то явно пытался привести его в порядок с помощью щетки и утюга, полу сюртука украшала длинная прореха, а колени на брюках были темнее из-за налипшей на них грязи.
Но не плачевное состояние его платья заставило Кэролайн встрепенуться и крепко сжать его руки. Она сделала это потому, что никогда в жизни не видела у него такого серьезного лица.
— Расскажи мне все, — потребовала она.
— Ты будешь злиться! — пробурчал Томми.
— Не буду! — пообещала Кэролайн. — Я точно, знаю, что не буду!
И тогда он выложил ей все без утайки.
Глава 37
Брейден Грэнвилл сидел за своим рабочим столом и складывал колонку чисел. Закончил и сердито уставился на полученную сумму. Неверно. Он явно где-то ошибся.
Что такое с ним происходит? Он прекрасно складывал гораздо большие числа, и не на бумаге, а в уме. Так же, как умножал и делил. Куда же делись его способности? Почему он не может сосредоточиться на деле?
Конечно, он знал почему.
Но не желал об этом думать. Да и о чем тут, собственно говоря, думать?
Разумеется, так ему лучше. Ему лучше без нее. Достаточно взглянуть на то, что она с ним сотворила: он так поглупел, что не в состоянии сложить столбиком несколько чисел! Если бы она осталась с ним, то мало-помалу лишила бы последних остатков разума! Похоже, именно это происходит с теми, кто имел неосторожность влюбиться. Их мозги либо усыхают до полной непригодности, либо размягчаются до желеобразного состояния. Во всяком случае, у Брейдена было такое ощущение, что его мозги превратились в желе или мусс.
Значит, вот она какая — любовь? И ради этого самые талантливые поэты веками изводили горы бумаги, наперебой подбирая самые восторженные и цветистые эпитеты? И этим чувством так восхищался Шекспир? Если это и есть любовь — как имел основание предположить Брейден, исходя из собственного полуобморочного состояния, когда в голове не оставалось ни единой мысли, кроме мыслей о ней, — то увольте, лучше уж он обойдется без такого помешательства. Ему вовсе не улыбалось провести остаток дней, чувствуя тошнотворный ком в желудке и жгучую пустоту там, где должно было находиться его разбитое сердце.
В дверь его кабинета постучали.
А он рассеянно размышлял о том, как дошел до такой жизни. Чтобы Лондонский Сердцеед сидел у себя за столом и без конца вздыхал о единственной женщине в Англии, оказавшейся для него недоступной! Интересно, как много женщин за эти годы впадали в такой же ступор, тоскуя и вздыхая о нем? Он потерял им счет. Он даже не представлял до сих пор, как это больно. Зато теперь Брейден очень хорошо понимал, что заставляло покинутых им женщин без конца строчить слезные письма с мольбами вернуть им былое счастье. Он понимал, откуда брались и их отчаяние, и их угрозы.
Потому что они любили!
В дверь постучали снова.
И он сам виноват в том, что утратил ее доверие. Как долго он знал о присвоенном ему прозвище — Лондонский Сердцеед — и не ударил пальцем о палец, чтобы что-то исправить! Он стал притчей во языцех из-за своих бесконечных любовных эскапад, умения очаровать и вскружить голову любой женщине. И он ничего не сделал, чтобы изменить это, чтобы все поняли наконец: он вовсе не ставил перед собой цель кого-то унизить или обидеть. Просто ни одна из его знакомых не обладала тем, что он искал в женщинах. Тем единственным и неповторимым, что задело бы его за живое.
И так он жил до сих пор.
Пока не понял, что изменить уже ничего нельзя.
— Мертвяк! — В дверях показался Меченый и с досадой спросил: — Сколько можно долбить в эту дверь? Ты почему не говоришь, что можно войти?
— А кому это надо? — Брейден мрачно посмотрел на своего дворецкого. — Ты же все равно ввалишься — говори, не говори!
— Что-то темно здесь у тебя, Мертвяк, — пробурчал Меченый, щурясь на него сквозь сумерки, царившие в кабинете. — Может, хоть лампы зажжешь?
— Нет, — буркнул Брейден и только тогда сообразил, что Меченый прав. Свет, проникавший сквозь стеклянные французские двери, выходившие на террасу, спускавшуюся в сад, утратил оранжевые оттенки заката и приобрел густую синеву ранних сумерек. Чего же тут удивляться, что он не мог правильно сложить колонку чисел? В такой темноте он едва мог рассмотреть собственную руку!
Но дворецкий, как всегда, и не подумал прислушаться к его словам. И вскоре теплый отсвет газовых рожков на стенах кабинета разогнал мрачные тени. Меченый не поленился зажечь даже декоративную лампу с гравировкой, изображавшей самые известные модели пистолетов фирмы «Грэнвилл».
— Вот так-то лучше, — довольно проворчал дворецкий. А потом добавил: — Кое-кто пришел повидать тебя, Мертвяк. Потому я и стучал.
— Я же сказал тебе, — со вздохом ответил Брейден. — Меня нет дома. А если это Жаклин…
— Да не она это, — довольно непочтительно перебил хозяина Меченый. — Это леди Кэролайн…
У Брейдена возникло ощущение, как будто земля у него под ногами, с некоторых пор превратившаяся в весьма ненадежную опору и грозившая развалиться на куски в любой момент, в один миг снова обрела прежнюю устойчивость. Он поспешно вскочил — даже слишком поспешно. От толчка с грохотом опрокинулась чернильница, полная чернил.
— Веди ее сюда! — выпалил Брейден, неловко пытаясь собрать со стола темную лужу. — Нет, оставь все как есть, я сам вытру! Сейчас же веди ее ко мне! Да не стой ты как истукан…
Меченый, демонстрируя легкое недоумение, отправился за неожиданной гостьей. Брейден машинально вытащил носовой платок из дорогого батиста и стал вытирать чернила, повторяя про себя: «Наверняка она явилась сюда лишь для того, чтобы разузнать о брате. К тебе это не имеет ни малейшего отношения. И у нее есть для этого все основания. Ты вел себя как последний идиот, ты проявил преступную беспечность и не соизволил догадаться, что Слейтер и есть тот загадочный тип, которого она так отважно защищала все это время…»
И вот она уже в его кабинете, и стоит перед ним, нервно покусывая нижнюю губку. Брейдену она показалась еще краше, чем прежде. От нежности у него сладко заныло в груди.
— Здравствуй, Брейден, — произнесла она своим низким, чуть хрипловатым голосом, который он успел полюбить.
Внезапно Брейден обнаружил, что у него нет слов, и пришел в полное смятение. Не часто в его жизни случалось так, что ему нечего было ответить.
Перепугавшись до смерти, что его вынужденное молчание Кэролайн может счесть за грубость, он выскочил из-за стола и подал ей одно из глубоких кожаных кресел, что украшали его кабинет.
— Присаживайся, — проговорил он и очень удивился: таким чужим и сдавленным показался ему собственный голос.
Если Кэролайн и заметила это обстоятельство, то не подала и виду. Она села в кресло, не снимая шляпку и перчатки. На тонком запястье болтался вышитый ридикюль. Газовые лампы освещали ее лицо. И он увидел, что в глубине чудесных карих очей прячутся неуверенность и смятение.
Брейден спросил себя, как часто ему приходилось развлекать вечерами женщин, в тысячу раз более искушенных и капризных, нежели Кэролайн, и с легкостью приводить их в восторг своим остроумием и апломбом? Так почему же именно сегодня, когда это было для него так важно, он ведет себя как влюбленный школьник и не знает, с чего начать разговор?
Выпить! Да, можно предложить ей выпить!
Ему уже казалось полным бредом то, что каких-то двенадцать часов назад он держал эту женщину в своих объятиях и был на седьмом небе от блаженства.
— Не желаешь глоток шерри? — предложил он.
— Шерри? — повторила она каким-то странным тоном. — Шерри?.. Нет, я не хочу шерри. Ах, Брейден, ну почему, почему ты ничего мне не сказал?
Он смотрел на нее, не зная, что и подумать. Наверное, ему стоило сесть в кресло напротив. Но оно стояло слишком близко, и Брейден боялся, что не устоит перед соблазном прикоснуться к ней…
— Что я не сказал? — рассеянно спросил он, не очень вдаваясь в смысл ее слов. Ему снова изменила способность думать, и сейчас он с упоением разглядывал ее шейку и вспоминал, какова она на вкус и на ощупь: нежная как шелк.
— Про Томми.
Это мигом его отрезвило. Он ошалело моргнул.
— Томми?
— Да, Томми, — кивнула Кэролайн. — Он мне все рассказал. Ах, Брейден, если бы ты сразу признался, что это из-за него ты стрелял в Херста! И как тебе хватило совести молчать и оставить меня в убеждении, что это произошло из-за Жаклин?
— Ты говорила с графом? — Он был слишком удивлен, чтобы притворяться и отнекиваться.
— Да. — Внезапно Кэролайн подняла руки и рывком, как будто не в силах была больше терпеть, распустила узел на лентах своей шляпки. А потом сняла ее и небрежно бросила прямо на пол. — Он все мне рассказал. Конечно, я не говорила ему про… про нас с тобой. И поэтому не задала ему вопрос, совершенно лишивший меня покоя. Брейден, почему ты не рассказал об этом мне?
Массивные плечи едва заметно шевельнулись.
— Твой брат взял с меня клятву, что я буду молчать.
— Он взял с тебя… — Кэролайн вскинула на него изумленный взор. — И это все?! Томми взял с тебя клятву молчать?
Он открыл было рот, но снова обнаружил, что ему нечего сказать. Да что с ним такое?
Он знал. Он знал, что с ним происходит. Ему так хотелось схватить ее в охапку и крепко, до боли, поцеловать в губы, что по рукам пробегала нервная дрожь.
Но он не мог себе позволить ничего подобного. Тогда пропадет вся его решимость расстаться с ней. Он знал, что для этого достаточно самого легкого прикосновения.
А в том, что им лучше расстаться, он больше не сомневался.
Они живут в разных мирах, и у них нет и не может быть ничего общего. Чтобы доказать ей это, он заговорил, предварительно отвернувшись к стеклянной двери и делая вид, что любуется садом:
— Кэролайн, я знаю, что в тех кругах, где ты привыкла вращаться, никто не считает зазорным сначала дать кому-то слово, а потом нарушить его ради собственного удобства или выгоды. — Он медленно вернулся к своему столу. — Но у нас принято держать свое слово до конца. — Брейден развернулся и снова проследовал от стола к стеклянной двери. — Даже с риском для собственной жизни.
Она встала и заступила ему путь, не позволяя вернуться к столу.
— И даже с риском меня потерять? — Вкрадчивый голос ласкал ему слух, как бархат, а упрямый подбородок приподнялся, но только потому, что ей хотелось видеть его глаза.
Она была совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и он запросто мог коснуться легких шелковистых завитков, выбившихся из прически.
— Да, — выдавил он из себя. И добавил, хотя каждое слово давалось ему с мучительным трудом: — Теперь ты понимаешь? Вот почему оно, может, и к лучшему, что мы с тобой…
В ее глазах вспыхнула горечь и боль.
— Что «мы с тобой»? — Ее голос дрогнул от волнения. — Что ты пытаешься мне втолковать? Что ты лучше меня, поскольку умеешь держать слово? И я тебя недостойна? Это ты имел в виду? Брейден, я понимаю, что не должна была вот так убегать, но…
— Кэролайн, — перебил он, в полной уверенности, что действует исключительно в ее интересах и что это пойдет ей на пользу. И плевать на то, что каждое произнесенное им слово напоминает гвоздь, вколоченный в крышку его гроба. — Ты знаешь, что это не так. Просто дело в том… просто мне здесь не место. Здесь, в вашем Мейфэре! Разве ты не понимаешь? Все, что нас окружает: и этот дом, и мои шикарные шмотки… это не мое, не для меня! Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не джентльмен. И даже не бизнесмен. Я просто оборванец из трущоб, Кэролайн! Мне непонятно, чем отличается рыбный нож от ножа для масла. Мне нет места в этом мире — в твоем мире — и никогда не будет! То, что ты вообразила, когда узнала, что я стрелял в Херста, было далеко от истины, но не настолько, чтобы не быть правдой в каком-то смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49