акриловая ванна тритон
Оставьте свою ложь при себе, потому что этим вы только ускорите смерть Паэна. Наш король не терпит обманщиков — а равно и их близких. — Он посмотрел куда-то вдаль и покачал головой.
Джоанна проследила за его взглядом и увидела женщину, которая входила в ворота замка, опустив голову и утирая слезы складками дорожного плаща. Из груди Эдвина вырвался сдавленный крик.
— Это ваш плащ! — воскликнул он. — Это ваш плащ на той женщине у ворот!
Джоанна снова взглянула на несчастную. Это действительно оказалась та самая женщина, которую она видела рыдавшей возле виселицы. Теперь она брела куда глаза глядят, в плаще, который отдала ей Джоанна, и оплакивала своего супруга. Джоанна вздрогнула. На ее месте могла оказаться она сама, если бы увидела Паэна повешенным у стен Ноттингема.
Юбер Ольтер все еще стоял рядом с ней, и в его хмуром взгляде промелькнула жалость.
— Я бы не хотел, чтобы Паэн из Рошмарена умер позорной смертью убийцы. Этот человек всегда оставался верным своему королю и в прошлом не раз оказывал мне услуги в деле его освобождения. Будьте осторожны, мадам, и постарайтесь не предпринимать никаких необдуманных шагов, не то вы восстановите короля против вас обоих.
— Я не самозванка! — гордо вскинула голову Джоанна. — И Молеон, когда мы его разыщем, подтвердит, что я говорю чистую правду. Пожалуйста, проводите меня к королю, сэр. Умоляю вас!
* * *
Паэн отдал свой меч на хранение Юберу Ольтеру сразу после окончания осады Ноттингема и теперь сидел в тюрьме, дожидаясь королевского суда. В слабом свете лампады, которую стражники оставили в его камере, он убедился в том, что милость короля дала ему больше, чем мог ожидать человек, обвиненный в умышленном убийстве, — скромное ложе, кувшин с водой и кусок мяса поверх толстого ломтя хлеба. Вряд ли многие жители Ноттингема могли надеяться хотя бы на такую малость в этот день капитуляции и сведения счетов.
В приговоре королевского суда по его делу Паэн уже не сомневался. Невзирая на то что ему удалось заслужить уважение Ричарда Плантагенета и признательность Юбера Ольтера за свои прошлые деяния — славные подвиги, совершенные под жарким солнцем Палестины, и другие, оставшиеся неизвестными окружающим, в те темные времена, когда король Ричард находился в австрийском плену, — Паэн понимал, что былые заслуги не избавят его от нынешнего бесчестья.
Он мог бы спасти себе жизнь, заявив судьям, что Джоанна Мерко вовсе не погибла у стен замка Рошмарен. Более того, он чуть было не признался во всем Юберу Ольтеру, так как архиепископ располагал достаточной властью, чтобы оградить Джоанну от любых посягательств со стороны Молеона. Однако после некоторого размышления он пришел к выводу, что если Молеон и впрямь хочет видеть Джоанну мертвой, он найдет способ добиться своей цели и та сможет чувствовать себя в безопасности, только если убийца будет считать свою жертву давно погибшей. Джоанна и сама прекрасно это понимала, отказавшись от всяких притязаний на фамильное достояние и поселившись в Гандейле, в деревенской глуши, чтобы жить там в безвестности, возделывая поля и выращивая овец. Если Паэн сообщит своим обвинителям о том, что Джоанна жива, он подвергнет ее жизнь опасности, при этом не имея возможности ее защитить.
Поэтому он предпочел хранить молчание, и король Ричард взял с него слово, что он останется в рядах его поспешно собранной армии, направлявшейся маршем на север для подавления мятежа в Ноттингеме, и если уцелеет во время битвы, то сразу после сдачи города предстанет перед судом.
Матье присоединился к походу вместе с двумя десятками воинов из отряда Меркадье за два дня до того, как армия достигла Ноттингема, и привез королю послание, в котором говорилось, что в Нормандии вспыхнул вооруженный мятеж. Паэну удалось разыскать своего старого друга, и он взял с него слово, что тот никогда и никому не обмолвится об удачном побеге Джоанны из замка Рошмарен.
* * *
В коридоре раздался топот ног, затем лязг поднимаемого стражником засова, и дверь распахнулась, пропуская в камеру свет факелов и звуки гневного голоса. Он увидел перед собой знакомый силуэт.
— Болван! Ты просто болван!
Матье вошел в камеру и сразу обернулся, чтобы обругать стражника, захлопнувшего за ним дверь. Паэн вздохнул:
— Что такого ты натворил, чтобы удостоиться таких роскошных апартаментов?
Матье скрестил руки на груди и, нахмурившись, взглянул на друга.
— Ничего. Я здесь для того, чтобы поговорить с тобой, и мне пришлось уплатить за эту честь целых пять денье. А теперь слушай меня внимательно. Времени у меня в обрез.
Паэн принялся мерить шагами камеру.
— Заплати им еще пять, если наш разговор затянется. Я охотно возмещу тебе затраты из своих тайников, если ты…
— Да пропади оно пропадом, твое золото! Я оставлю твои мешки с деньгами гнить в земле, и пусть лежат там хоть до Страшного суда. Если у тебя хватит глупости пойти на виселицу за убийство, которого ты не совершал, я…
Паэн развернулся и схватил Матье за ворот туники.
— Ты же обещал мне, дружище! Никому ни слова о.., об этой женщине. Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что она жива, и она из-за этого лишится жизни, которую мне с таким трудом удалось ей сохранить, я не оставлю тебя в покое до конца твоих дней.
— Ты, чертов болван! — только и мог вымолвить Матье, переводя дух. — Я поклялся тебе сохранить тайну и сдержу слово. Но поскольку ты уверен, что будет лучше, если все сочтут твою даму погибшей, я попытался найти иной способ спасти твою дурацкую шею… Здесь, под замком, много пещер…
— Мы как раз находимся в одной из них.
— Да, но есть еще и другие, намного больше этой, и они ведут наружу, Паэн. Прямо на улицы Ноттингема.
— Стражники не настолько глупы. Они наверняка перекрыли выходы.
— Только не эти! Они такие же солдаты короля, как и мы, и впервые увидели это место всего два дня назад. Охранники из гарнизона замка либо погибли, либо покинули город.
Паэн перестал расхаживать по камере.
— А кто сейчас стоит на посту? Их можно подкупить?
— Они все норманны — все до единого. Я никого из них не знаю. Что касается подкупа, я могу попробовать. Однако приставить нож к горлу будет куда быстрее. И надежнее.
— Неужели я пойду на такое? Прирезать людей, которые сражались с нами бок о бок?
— Зато я пойду, — буркнул Матье. — Потому что вижу перед собой болвана, потерявшего от любви голову, у которого не хватает духа предстать перед королем и сказать ему, что дама, о которой идет речь, жива. Подумай хорошенько над моими словами, Паэн. С одной стороны — ее секреты, а с другой — жизнь двух или даже трех охранников, которых мне придется убить, чтобы вызволить тебя отсюда. Выбирай одно из двух… — Матье поморщился:
— Какой же ты болван!
— Ты уже называл меня так, и не один раз.
— Неужели ты готов рисковать жизнью, уповая лишь на милость короля? Черт побери, Паэн! Либо с тайной будет покончено, либо ты отсюда сбежишь. Я не позволю тебе погубить себя! — Он вздохнул и прислонился к стене. — Расскажи мне, что, собственно, произошло? Как получилось, что обвинения Молеона пали на тебя?
— Молеон привел с собой целую армию, состоявшую из его вассалов и из гарнизона Рошмарена. Среди них был один молодой бретонец, который в ту ночь находился возле костра. Он узнал меня и донес обо всем Молеону. — Паэн отвернулся при виде исказившегося лица Матье. — Тебе пора уходить. Мы с тобой об этом поговорим позже.
— Когда? Когда ты будешь стоять на виселице с петлей вокруг своей дурацкой шеи? Я не намерен ждать, пока это случится. Если мне не удастся подкупить стражников, их придется убрать.
— Поклянись мне…
— Хватит уже обещаний, заверений и клятв! Ты обращаешь их все против меня, заставляя спокойно смотреть на то, как ты себя губишь…
— У меня нет никакого желания умирать. Бог свидетель, сейчас мне, как никогда, хочется жить — больше, чем многим другим людям. Но если ты действительно хочешь мне помочь, Матье, лучше держись от меня подальше. Все должно произойти еще не скоро, потому что пэры королевства, которых Ричард созвал на совет, еще не прибыли, а завтра король собирается на охоту.
— Король не станет дожидаться совета, чтобы разобраться с этим делом. Он примет решение сам, как только этот негодяй Молеон заставит его себя выслушать. Это может произойти уже завтра, во время охоты. И тогда Ричард вынесет тебе приговор прежде, чем тебе удастся вставить хотя бы слово. Как ты можешь допустить подобную несправедливость? И могу ли я спокойно сидеть и слушать, как они решают твою судьбу, зная, что ты ни в чем не виноват?
— Ты ничего не услышишь. Тебя там не будет. Я не позволю тебе…
Матье горько усмехнулся:
— Ты сейчас не в том положении, Паэн, чтобы позволять мне или не позволять. Паэн прикрыл глаза.
— Я еще не все тебе сказал, Матье. Молеон обвинил меня в смерти Ольтера Мальби. По его словам, среди людей, которых он привез с собой из Бретани, есть двое, которые были с Мальби в Нанте, — те самые двое, которым удалось ускользнуть во время резни. Если ты попадешься им на глаза, Матье, они обвинят и тебя тоже…
— Если только у них на это хватит времени…
— И если они обвинят тебя, королю станет ясно, что мой товарищ по армии Меркадье находился вместе со мной в нантском притоне, и тогда моя участь будет решена.
— Я убью их сегодня же вечером — прежде чем они успеют заговорить.
— А если с тобой что-нибудь случится, я умру от отчаяния, зная, что мне некого будет отправить к Джоанне, чтобы позаботиться о ее безопасности. Ты должен поклясться мне, Матье, что не будешь присутствовать на суде и не станешь предпринимать никаких шагов против Молеона. И еще…
— Что?
— Дай мне слово, что ты никогда не обмолвишься Джоанне о том, что я не стал избегать расставленной мне ловушки только из-за нее. Скажи ей, что я пал в сражении. Скажи, что я погиб во время осады.
Матье что было силы стукнул кулаком по двери.
— Я уже поклялся тебе, что не буду опровергать ложь, которая неминуемо приведет тебя на виселицу! — вспылил он. — И еще я поклялся найти твое золото и отдать его тем двоим негодяям, ради которых ты умер. И я согласен дать тебе слово не показываться на глаза свидетелям Молеона, чтобы не сунуть собственную шею в петлю. Но лгать твоей жене о том, как именно ты умер… — Матье снова ударил кулаком в дверь, — этого ты от меня никогда не добьешься, ты, чертов болван!
— Матье…
Стражники уже открывали тяжелую дверь, и Матье отвел от него налитые кровью глаза.
— Спасибо, — прошептал Паэн.
Матье снял с пояса мех с вином и поставил его на пол.
— Это коньяк, — буркнул он. — Чтобы скрасить твои последние часы.
С этими словами Матье удалился, в ярости хлопнув дверью. Паэн привалился спиной к стене. Много раз за недолгие часы осады его одолевало искушение подойти поближе к лучникам на городской стене, чтобы те застрелили его в упор. Если бы он погиб на поле брани, это избавило бы его от разбирательства в присутствии короля и необходимости лгать своим судьям, а Джоанна и дальше продолжала бы жить в безвестности, недосягаемая для своих врагов. И Матье не пришлось бы тогда давать скрепя сердце клятвы, которых требовал от него Паэн. Однако Паэн был настоящим воином, преданным Ричарду Плантагенету, и у него не хватило решимости рисковать понапрасну своей жизнью, когда им еще только предстояло выиграть сражение и вернуть трон Англии законному монарху.
И поскольку он уцелел в кровавой схватке, у него имелось в запасе несколько часов тишины и одиночества, чтобы наконец подумать о себе.
За годы своей взрослой жизни Паэн уже свыкся с мыслью о том, что он может умереть в бою от удара меча или, что хуже, от яда, попавшего в рану. Он был готов к таким превратностям судьбы и воспринимал их как закономерные вехи на своем суровом жизненном пути. Однако смерть на виселице не посещала Паэна в этих видениях из его тревожных снов, и петля внушала ему больший страх, чем укол холодной стали. Если в этот последний миг он сумеет сосредоточить все свои мысли на Джоанне, представив себе ее дивные зеленые глаза, обращенные на него, то, быть может, ему и удастся взойти на виселицу с высоко поднятой головой. О тех долгих зимних ночах, которые он провел в чудесном уединении со своей любимой, и о тех годах, которые он мог бы провести рядом с ней, если бы вернулся невредимым из своей поездки на юг, Паэн старался не думать. Сознание того, что он никогда больше не увидит Джоанну, не услышит ее голоса, не коснется рукой ее блестящих шелковистых волос, было для него сейчас мучительнее всего — мучительнее даже самой смерти.
Паэн поднялся с пола и принялся расхаживать взад и вперед по тесной камере. Мех с вином, принесенный Матье, лежал там же, где он его оставил, рядом с дверью. Что ж, Паэн выпьет весь коньяк — и с большой охотой, — после того как король выслушает его дело и примет решение. А пока что Паэну нужно было собрать всю свою волю, чтобы каким-нибудь неосторожным словом не выдать тайну, которую он обязан хранить ради блага своей жены.
Глава 26
Юбер Ольтер предложил им подождать во дворе замка, и за это время Джоанна успела выронить кошелек с серебром на землю рядом с воротным столбом и втоптать его поглубже в жидкую грязь. Когда Эдвин сказал ей, что священник уже вернулся, она подняла голову и увидела Ольтера в обществе какого-то высокого рыцаря, на чьем лице была написана усталость после недавней битвы.
Адам Молеон, явившийся сюда прямо с поля сражения, весь в пятнах крови, покрывавших его голубую накидку и руки, остановился рядом с Джоанной. Выражение неуверенности на его лице сменилось застенчивой улыбкой.
— Это вы, — сказал он и протянул забинтованную руку, чтобы прикоснуться к ней. Джоанна услышала как будто со стороны собственный испуганный возглас.
Молеон прижал раненую руку к груди.
— Я не сразу поверил в то, что вы живы. Тот бретонец — человек по имени Паэн — утверждал, будто вы погибли и он сам видел, как ваше тело предали земле.
Джоанна обернулась к архиепископу.
— Вы должны немедленно его освободить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Джоанна проследила за его взглядом и увидела женщину, которая входила в ворота замка, опустив голову и утирая слезы складками дорожного плаща. Из груди Эдвина вырвался сдавленный крик.
— Это ваш плащ! — воскликнул он. — Это ваш плащ на той женщине у ворот!
Джоанна снова взглянула на несчастную. Это действительно оказалась та самая женщина, которую она видела рыдавшей возле виселицы. Теперь она брела куда глаза глядят, в плаще, который отдала ей Джоанна, и оплакивала своего супруга. Джоанна вздрогнула. На ее месте могла оказаться она сама, если бы увидела Паэна повешенным у стен Ноттингема.
Юбер Ольтер все еще стоял рядом с ней, и в его хмуром взгляде промелькнула жалость.
— Я бы не хотел, чтобы Паэн из Рошмарена умер позорной смертью убийцы. Этот человек всегда оставался верным своему королю и в прошлом не раз оказывал мне услуги в деле его освобождения. Будьте осторожны, мадам, и постарайтесь не предпринимать никаких необдуманных шагов, не то вы восстановите короля против вас обоих.
— Я не самозванка! — гордо вскинула голову Джоанна. — И Молеон, когда мы его разыщем, подтвердит, что я говорю чистую правду. Пожалуйста, проводите меня к королю, сэр. Умоляю вас!
* * *
Паэн отдал свой меч на хранение Юберу Ольтеру сразу после окончания осады Ноттингема и теперь сидел в тюрьме, дожидаясь королевского суда. В слабом свете лампады, которую стражники оставили в его камере, он убедился в том, что милость короля дала ему больше, чем мог ожидать человек, обвиненный в умышленном убийстве, — скромное ложе, кувшин с водой и кусок мяса поверх толстого ломтя хлеба. Вряд ли многие жители Ноттингема могли надеяться хотя бы на такую малость в этот день капитуляции и сведения счетов.
В приговоре королевского суда по его делу Паэн уже не сомневался. Невзирая на то что ему удалось заслужить уважение Ричарда Плантагенета и признательность Юбера Ольтера за свои прошлые деяния — славные подвиги, совершенные под жарким солнцем Палестины, и другие, оставшиеся неизвестными окружающим, в те темные времена, когда король Ричард находился в австрийском плену, — Паэн понимал, что былые заслуги не избавят его от нынешнего бесчестья.
Он мог бы спасти себе жизнь, заявив судьям, что Джоанна Мерко вовсе не погибла у стен замка Рошмарен. Более того, он чуть было не признался во всем Юберу Ольтеру, так как архиепископ располагал достаточной властью, чтобы оградить Джоанну от любых посягательств со стороны Молеона. Однако после некоторого размышления он пришел к выводу, что если Молеон и впрямь хочет видеть Джоанну мертвой, он найдет способ добиться своей цели и та сможет чувствовать себя в безопасности, только если убийца будет считать свою жертву давно погибшей. Джоанна и сама прекрасно это понимала, отказавшись от всяких притязаний на фамильное достояние и поселившись в Гандейле, в деревенской глуши, чтобы жить там в безвестности, возделывая поля и выращивая овец. Если Паэн сообщит своим обвинителям о том, что Джоанна жива, он подвергнет ее жизнь опасности, при этом не имея возможности ее защитить.
Поэтому он предпочел хранить молчание, и король Ричард взял с него слово, что он останется в рядах его поспешно собранной армии, направлявшейся маршем на север для подавления мятежа в Ноттингеме, и если уцелеет во время битвы, то сразу после сдачи города предстанет перед судом.
Матье присоединился к походу вместе с двумя десятками воинов из отряда Меркадье за два дня до того, как армия достигла Ноттингема, и привез королю послание, в котором говорилось, что в Нормандии вспыхнул вооруженный мятеж. Паэну удалось разыскать своего старого друга, и он взял с него слово, что тот никогда и никому не обмолвится об удачном побеге Джоанны из замка Рошмарен.
* * *
В коридоре раздался топот ног, затем лязг поднимаемого стражником засова, и дверь распахнулась, пропуская в камеру свет факелов и звуки гневного голоса. Он увидел перед собой знакомый силуэт.
— Болван! Ты просто болван!
Матье вошел в камеру и сразу обернулся, чтобы обругать стражника, захлопнувшего за ним дверь. Паэн вздохнул:
— Что такого ты натворил, чтобы удостоиться таких роскошных апартаментов?
Матье скрестил руки на груди и, нахмурившись, взглянул на друга.
— Ничего. Я здесь для того, чтобы поговорить с тобой, и мне пришлось уплатить за эту честь целых пять денье. А теперь слушай меня внимательно. Времени у меня в обрез.
Паэн принялся мерить шагами камеру.
— Заплати им еще пять, если наш разговор затянется. Я охотно возмещу тебе затраты из своих тайников, если ты…
— Да пропади оно пропадом, твое золото! Я оставлю твои мешки с деньгами гнить в земле, и пусть лежат там хоть до Страшного суда. Если у тебя хватит глупости пойти на виселицу за убийство, которого ты не совершал, я…
Паэн развернулся и схватил Матье за ворот туники.
— Ты же обещал мне, дружище! Никому ни слова о.., об этой женщине. Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что она жива, и она из-за этого лишится жизни, которую мне с таким трудом удалось ей сохранить, я не оставлю тебя в покое до конца твоих дней.
— Ты, чертов болван! — только и мог вымолвить Матье, переводя дух. — Я поклялся тебе сохранить тайну и сдержу слово. Но поскольку ты уверен, что будет лучше, если все сочтут твою даму погибшей, я попытался найти иной способ спасти твою дурацкую шею… Здесь, под замком, много пещер…
— Мы как раз находимся в одной из них.
— Да, но есть еще и другие, намного больше этой, и они ведут наружу, Паэн. Прямо на улицы Ноттингема.
— Стражники не настолько глупы. Они наверняка перекрыли выходы.
— Только не эти! Они такие же солдаты короля, как и мы, и впервые увидели это место всего два дня назад. Охранники из гарнизона замка либо погибли, либо покинули город.
Паэн перестал расхаживать по камере.
— А кто сейчас стоит на посту? Их можно подкупить?
— Они все норманны — все до единого. Я никого из них не знаю. Что касается подкупа, я могу попробовать. Однако приставить нож к горлу будет куда быстрее. И надежнее.
— Неужели я пойду на такое? Прирезать людей, которые сражались с нами бок о бок?
— Зато я пойду, — буркнул Матье. — Потому что вижу перед собой болвана, потерявшего от любви голову, у которого не хватает духа предстать перед королем и сказать ему, что дама, о которой идет речь, жива. Подумай хорошенько над моими словами, Паэн. С одной стороны — ее секреты, а с другой — жизнь двух или даже трех охранников, которых мне придется убить, чтобы вызволить тебя отсюда. Выбирай одно из двух… — Матье поморщился:
— Какой же ты болван!
— Ты уже называл меня так, и не один раз.
— Неужели ты готов рисковать жизнью, уповая лишь на милость короля? Черт побери, Паэн! Либо с тайной будет покончено, либо ты отсюда сбежишь. Я не позволю тебе погубить себя! — Он вздохнул и прислонился к стене. — Расскажи мне, что, собственно, произошло? Как получилось, что обвинения Молеона пали на тебя?
— Молеон привел с собой целую армию, состоявшую из его вассалов и из гарнизона Рошмарена. Среди них был один молодой бретонец, который в ту ночь находился возле костра. Он узнал меня и донес обо всем Молеону. — Паэн отвернулся при виде исказившегося лица Матье. — Тебе пора уходить. Мы с тобой об этом поговорим позже.
— Когда? Когда ты будешь стоять на виселице с петлей вокруг своей дурацкой шеи? Я не намерен ждать, пока это случится. Если мне не удастся подкупить стражников, их придется убрать.
— Поклянись мне…
— Хватит уже обещаний, заверений и клятв! Ты обращаешь их все против меня, заставляя спокойно смотреть на то, как ты себя губишь…
— У меня нет никакого желания умирать. Бог свидетель, сейчас мне, как никогда, хочется жить — больше, чем многим другим людям. Но если ты действительно хочешь мне помочь, Матье, лучше держись от меня подальше. Все должно произойти еще не скоро, потому что пэры королевства, которых Ричард созвал на совет, еще не прибыли, а завтра король собирается на охоту.
— Король не станет дожидаться совета, чтобы разобраться с этим делом. Он примет решение сам, как только этот негодяй Молеон заставит его себя выслушать. Это может произойти уже завтра, во время охоты. И тогда Ричард вынесет тебе приговор прежде, чем тебе удастся вставить хотя бы слово. Как ты можешь допустить подобную несправедливость? И могу ли я спокойно сидеть и слушать, как они решают твою судьбу, зная, что ты ни в чем не виноват?
— Ты ничего не услышишь. Тебя там не будет. Я не позволю тебе…
Матье горько усмехнулся:
— Ты сейчас не в том положении, Паэн, чтобы позволять мне или не позволять. Паэн прикрыл глаза.
— Я еще не все тебе сказал, Матье. Молеон обвинил меня в смерти Ольтера Мальби. По его словам, среди людей, которых он привез с собой из Бретани, есть двое, которые были с Мальби в Нанте, — те самые двое, которым удалось ускользнуть во время резни. Если ты попадешься им на глаза, Матье, они обвинят и тебя тоже…
— Если только у них на это хватит времени…
— И если они обвинят тебя, королю станет ясно, что мой товарищ по армии Меркадье находился вместе со мной в нантском притоне, и тогда моя участь будет решена.
— Я убью их сегодня же вечером — прежде чем они успеют заговорить.
— А если с тобой что-нибудь случится, я умру от отчаяния, зная, что мне некого будет отправить к Джоанне, чтобы позаботиться о ее безопасности. Ты должен поклясться мне, Матье, что не будешь присутствовать на суде и не станешь предпринимать никаких шагов против Молеона. И еще…
— Что?
— Дай мне слово, что ты никогда не обмолвишься Джоанне о том, что я не стал избегать расставленной мне ловушки только из-за нее. Скажи ей, что я пал в сражении. Скажи, что я погиб во время осады.
Матье что было силы стукнул кулаком по двери.
— Я уже поклялся тебе, что не буду опровергать ложь, которая неминуемо приведет тебя на виселицу! — вспылил он. — И еще я поклялся найти твое золото и отдать его тем двоим негодяям, ради которых ты умер. И я согласен дать тебе слово не показываться на глаза свидетелям Молеона, чтобы не сунуть собственную шею в петлю. Но лгать твоей жене о том, как именно ты умер… — Матье снова ударил кулаком в дверь, — этого ты от меня никогда не добьешься, ты, чертов болван!
— Матье…
Стражники уже открывали тяжелую дверь, и Матье отвел от него налитые кровью глаза.
— Спасибо, — прошептал Паэн.
Матье снял с пояса мех с вином и поставил его на пол.
— Это коньяк, — буркнул он. — Чтобы скрасить твои последние часы.
С этими словами Матье удалился, в ярости хлопнув дверью. Паэн привалился спиной к стене. Много раз за недолгие часы осады его одолевало искушение подойти поближе к лучникам на городской стене, чтобы те застрелили его в упор. Если бы он погиб на поле брани, это избавило бы его от разбирательства в присутствии короля и необходимости лгать своим судьям, а Джоанна и дальше продолжала бы жить в безвестности, недосягаемая для своих врагов. И Матье не пришлось бы тогда давать скрепя сердце клятвы, которых требовал от него Паэн. Однако Паэн был настоящим воином, преданным Ричарду Плантагенету, и у него не хватило решимости рисковать понапрасну своей жизнью, когда им еще только предстояло выиграть сражение и вернуть трон Англии законному монарху.
И поскольку он уцелел в кровавой схватке, у него имелось в запасе несколько часов тишины и одиночества, чтобы наконец подумать о себе.
За годы своей взрослой жизни Паэн уже свыкся с мыслью о том, что он может умереть в бою от удара меча или, что хуже, от яда, попавшего в рану. Он был готов к таким превратностям судьбы и воспринимал их как закономерные вехи на своем суровом жизненном пути. Однако смерть на виселице не посещала Паэна в этих видениях из его тревожных снов, и петля внушала ему больший страх, чем укол холодной стали. Если в этот последний миг он сумеет сосредоточить все свои мысли на Джоанне, представив себе ее дивные зеленые глаза, обращенные на него, то, быть может, ему и удастся взойти на виселицу с высоко поднятой головой. О тех долгих зимних ночах, которые он провел в чудесном уединении со своей любимой, и о тех годах, которые он мог бы провести рядом с ней, если бы вернулся невредимым из своей поездки на юг, Паэн старался не думать. Сознание того, что он никогда больше не увидит Джоанну, не услышит ее голоса, не коснется рукой ее блестящих шелковистых волос, было для него сейчас мучительнее всего — мучительнее даже самой смерти.
Паэн поднялся с пола и принялся расхаживать взад и вперед по тесной камере. Мех с вином, принесенный Матье, лежал там же, где он его оставил, рядом с дверью. Что ж, Паэн выпьет весь коньяк — и с большой охотой, — после того как король выслушает его дело и примет решение. А пока что Паэну нужно было собрать всю свою волю, чтобы каким-нибудь неосторожным словом не выдать тайну, которую он обязан хранить ради блага своей жены.
Глава 26
Юбер Ольтер предложил им подождать во дворе замка, и за это время Джоанна успела выронить кошелек с серебром на землю рядом с воротным столбом и втоптать его поглубже в жидкую грязь. Когда Эдвин сказал ей, что священник уже вернулся, она подняла голову и увидела Ольтера в обществе какого-то высокого рыцаря, на чьем лице была написана усталость после недавней битвы.
Адам Молеон, явившийся сюда прямо с поля сражения, весь в пятнах крови, покрывавших его голубую накидку и руки, остановился рядом с Джоанной. Выражение неуверенности на его лице сменилось застенчивой улыбкой.
— Это вы, — сказал он и протянул забинтованную руку, чтобы прикоснуться к ней. Джоанна услышала как будто со стороны собственный испуганный возглас.
Молеон прижал раненую руку к груди.
— Я не сразу поверил в то, что вы живы. Тот бретонец — человек по имени Паэн — утверждал, будто вы погибли и он сам видел, как ваше тело предали земле.
Джоанна обернулась к архиепископу.
— Вы должны немедленно его освободить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42