– И ты сбежала к Лувуа. – Его голос был полон такой же горечи.
– Ты смеешь меня обвинять?
Ему пришлось зажмуриться и помолчать, чтобы совладать с чувствами и сохранить спокойный тон.
– Я не хочу об этом спорить. Его нет, её нет. Пяти лет тоже как не бывало. Я тосковал по тебе. И Господь свидетель, что это правда.
– Потому что сейчас это играет тебе на руку.
– Потому что это правда. – Он повернулся и посмотрел на неё.
Она не сразу нашла в себе силы ответить.
– Ну что ж, тем лучше.
– Какой снисходительный тон! – сердито прищурился Саймон. – Ты что, решила стать мне матерью?
– Боже упаси! – с чувством воскликнула она. – Ты интересуешь меня совсем в другом смысле!
– Неужели ты решилась? – просиял Саймон. Она кивнула.
Настало его время помолчать, чтобы собраться с мыслями. Он заговорил, старательно подбирая каждое слово:
– Исключительно из желания быть правильно понятым и насчёт прошлого, и насчёт настоящего тебе придётся меня попросить.
– Что за глупости? – Она даже отшатнулась.
– Я не хочу, чтобы потом меня осыпали упрёками в том, кто от кого чего-то добивался.
– Но я ни о чём не прошу!
– Господи, Каро, когда-то ты только и делала, что просила!
– Это совсем другое. Сейчас ты вынуждаешь меня попросить!
– Хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Давай попросим вместе. Это тебя устроит?
Повисла ещё одна томительная пауза, но наконец она кивнула.
– Пожалуй, это будет потруднее обсуждения мирного договора с Францией! – буркнул Саймон, усаживаясь в постели и мысленно проводя между ними разграничительную черту. Протянув руку ровно настолько, чтобы она оказалась над этой воображаемой линией, он слегка наклонил голову и внятно произнёс: – Леди Кэролайн, я был бы очень рад заняться с вами любовью. Если вы готовы прийти к соглашению по этому вопросу, мы могли бы подтвердить его рукопожатием!
Она робко выставила из-под одеяла пальчик, проверяя температуру в комнате.
– Уже тепло, – заверил он.
– Тебе тепло или мне тепло – это разные вещи.
– С каких это пор? – ухмыльнулся он.
– Очень смешно. – Однако она уселась и протянула руку, в точности повторяя его жест. – Я не против того, чтобы заняться с вами любовью, ваша светлость.
Его добродушный хохот гулко раскатился по комнате, и он с живостью пожал её руку.
– Я согласен, хотя должен признаться, что ещё никогда мне не предлагали этого с таким надутым видом!
– Я могу сослаться на свои стеснённые обстоятельства, – сухо заметила она.
– Я тоже, – ответил он с ухмылкой.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что уже слишком давно обходился без женщины?
– Да хватит тебе, Каро! – вкрадчиво произнёс он. – Мы оба этого хотим! – Его бархатный голос ласкал слух. – И обстоятельства тут ни при чём. – Он выразительно поднял брови и добавил: – По крайней мере что касается меня. – При желании Саймон мог бы переспать с любой из служанок в этой таверне. Недаром они так и стреляли в него глазками весь вечер! – Честное слово, я считаю себя счастливейшим из смертных, которым пришлось пережидать эту пургу, потому что непогода помогла мне найти тебя!
Если бы только его способность к обольщению не стала притчей во языцех, если бы она хоть на миг могла ему поверить! Но внезапно ей стало все равно: она хотела верить, и точка. То ли взяла верх застарелая дорожная усталость, то ли муки одиночества, но ей просто захотелось оказаться в чьих-то объятиях, и не важно, любит её этот человек или нет.
– Возможно, пурга принесла удачу нам обоим. – Она ещё раз посмотрела в лицо этому мужчине, некогда значившему для неё так много, прежде чем окончательно покориться своему порыву и его настойчивости. – Все, сейчас я тебя поцелую! – И она уточнила с игривой улыбкой: – Ты готов?
– Я был готов с той самой минуты, когда увидел тебя у очага в общем зале!
– Ты чрезвычайно настойчив в достижении своей цели, – сказала она, вместо того чтобы признаться, что испытывала точно такие же чувства. – В настойчивости тебе не откажешь.
– Мне было за что бороться, – ответил он, также умолчав о том, что она стала чересчур осторожной.
– Хватит слов.
– Слушаюсь, мэм.
Ещё секунда – и по его щекам еле слышно прошлись лёгкие горячие ладошки.
– Ты колючий.
– Прикажешь побриться?
Все её чувства всколыхнулись в ответ на его слова. Она резко качнула головой.
– Что ж, придётся быть осторожным, – прошептал Саймон.
И оба вспомнили, как ему приходилось бриться ради неё по два раза на дню и почему.
Она привлекла его к себе горячими трепетными руками, и когда его губ коснулось тёплое свежее дыхание, ему пришлось сделать над собой бешеное усилие, чтобы не сгрести её в охапку. Саймон терпеливо ждал, пока розовые губки коснутся его губ, и волновался так, словно помолодел на десять лет.
Наконец она приникла к его губам и тут же отстранилась. Её зелёные глаза были так близко, что Саймон мог бы пересчитать все золотистые точки в их глубине. Чувствуя, что вот-вот взорвётся, он хрипло прошептал:
– Помнишь наш первый раз?
Её сердце облилось кровью, и руки бессильно упали. Она отшатнулась, как будто хотела поставить барьер между прошлым и настоящим.
Он наклонился и поцеловал её так же робко, как и в ту ночь, потому что она точно так же дрожала от страха.
– Мне тогда исполнилось ровно восемнадцать лет, – прошептал Саймон и уселся, не желая пугать её ещё сильнее.
– И непогода разгулялась так же, как и сейчас, – промолвила она одними губами, судорожно стиснув руки перед собой. В её памяти всплыли все подробности той ночи.
– И наши родители не смогли выехать из Лондона из-за метели.
Она улыбнулась, потому что он улыбался так ласково, и ей удалось немного совладать с душившим её страхом. Ей уже не пятнадцать лет, и она знает, как защитить своё разбитое сердце.
– Повар испёк для тебя праздничный пирог, – почти спокойно проговорила она.
– Но ты стала для меня самым драгоценным подарком.
Ей захотелось сказать, что он был для неё дороже всех подарков на свете, но она промолчала. Слишком многое омрачало их прошлое.
– Спасибо, – прошептала она вместо этого. – Но и я в ту ночь получила самый чудесный подарок.
– И тогда на тебе не было ночной рубашки. – Он осторожно прикоснулся к пуговице на глухо застёгнутом вороте и медленно провёл пальцем вниз, пока не задержался там, где ткань приподнимали пышные округлости грудей.
Она невольно охнула, чувствуя, как в ответ на его ласки в теле зарождается жаркий трепет, как предательская память рисует ей все то, чего не хватало после бегства из Англии.
– Наши накидки были совсем залеплены снегом. – Его голос звучал хрипло, но все так же вкрадчиво. – Мы как раз вернулись из конюшни. Ты помнишь?
Она молча кивнула и подалась вперёд, чтобы ещё сильнее прижаться к его пальцу. Ей хотелось большего, ей хотелось новых ласк, ей хотелось заполучить его полностью – так, как это бывало когда-то.
Кончик пальца слегка вдавился в податливую плоть, и она застонала, как будто это едва заметное клеймо выпустило на свободу давно запертые чувства. Её тело пылало от возбуждения, оно словно вернулось к жизни, неподвластной принципам морали и правилам приличия. Пять лет разлуки и прошлая ночь, полная мучительного томления и раздумий, окончательно лишили её выдержки.
– Я хочу тебя прямо сейчас! – промолвила она, потому что больше не была той невинной девочкой, что попала в пургу однажды ночью. Она хотела его по причинам, не имевшим ничего общего с детской влюблённостью. По крайней мере так она сказала самой себе. – Скорее! – повторяла Кэролайн. – Я не хочу ждать!
Обычно он терпеть не мог женщин, раздающих приказы направо и налево, но сейчас было не до принципов. Она могла бы заявить, что является хозяйкой всего света, ему было наплевать.
– Слушаюсь, мэм. Сию минуту, мэм!
Но даже теперь издевательские ноты в его голосе выдали его мужское самомнение и сознание собственного превосходства.
Её глаза широко распахнулись.
– Честно говоря, сейчас самое время, – поспешно добавил он совсем иным тоном – покорным и вкрадчивым, выручавшим его несчётное множество раз в несчётном множестве будуаров. Этот тон всегда помогал избавиться от затруднений, если женщина вдруг смотрела на него с такой яростью. Саймон проворно расстёгивал её ночную рубашку: ещё одно искусство, полученное благодаря урокам в будуарах. Не прошло и минуты, как он прошептал: – Подними руки! – Она подчинилась, и как только ненавистная рубашка полетела в угол, Саймона пронзила мысль: как он мог позабыть эту красоту?
Её тугие груди поражали своей идеальной формой. Они нисколько не изменились за эти годы, разве что стали чуть-чуть больше. Её изящная поза со скрещёнными руками, так удачно подчёркивавшими округлую полноту этих мягких полусфер, надолго приковала к себе его восхищённый взор. Можно было подумать, что Кэролайн нарочно старается соблазнить его своими несравненными прелестями.
Внезапно он почувствовал ядовитый укол ревности. Сколько ещё мужчин имели возможность восхищаться этой неземной красотой? Как часто она прибегала к этому жесту, полному напускной скромности и врождённой грации?
– Эй, здравствуй! – тихонько окликнула она в затянувшейся тишине, взяла его руку и положила к себе на грудь.
Этот поступок опытной куртизанки только подлил масла в огонь его ревности и усилил сомнения. Он уже открыл рот, чтобы отпустить грубое язвительное замечание, но Кэролайн провела его рукой по пышной податливой округлости, и это было так чудесно, его загрубевшая ладонь встретилась с такой нежной восхитительной плотью, что в паху моментально зашевелилось ожившее копьё. Это напомнило ему о многих чрезвычайно важных вещах.
Она улыбнулась – безмятежной открытой улыбкой, памятной ему по дням юности, чем окончательно погасила пламя гнева, помогла забыть о лежавших между ними пяти годах разлуки и заставила Саймона улыбнуться в ответ.
– Прости. Ты ведь просила поспешить.
Эта нерешительность была ей в новинку: Саймон никогда не мог похвастаться особым терпением.
– Позволь, я сама, – попросила она, снова напомнив о том, что перед ним уже не прежняя неопытная девочка и что она слишком возбуждена, чтобы стесняться и медлить. Кэролайн подалась вперёд, откинула с его ног одеяло и замерла на миг, стиснув одеяло в руках. – Ты выглядишь… впечатляюще, – проговорила она. – По крайней мере в том месте, которое мне видно.
Он как можно скорее избавился от трусов.
Кэролайн едва успела подавить вспышку раздражения при виде такого проворства, выдававшего опытность совершенно определённого рода. Но вид напряжённого, готового к бою естества помог ей забыть об этом. Она выронила одеяло, откинулась назад, опираясь на руки, и развела бедра со словами:
– Как давно это было…
– Я могу и отказаться, – заметил Саймон, подозрительно прищурившись. Хотел бы он знать, кого ещё она пыталась поощрить такой же бесстыдной позой?
– Не веди себя как маленький. – Не с его жизнью, богатой на приключения, было копаться в её прошлом. – Это всего лишь секс. – Она нарочно вела себя как можно более вызывающе, ещё шире раздвинув бедра и выразительно покачав ими, демонстрируя столь доступные ворота в рай.
– Сучка!
– Но к счастью для тебя, в данный момент весьма покладистая, – ответила она шёлковым шепотком.
– Похоже, мне стоит лишь поблагодарить судьбу, – произнёс он с издевательской учтивостью. Кто, как не Саймон, должен был понимать, что секс – это всего лишь секс и не более того?
– Вот именно. За пять лет я приобрела кое-какой опыт.
– Ах, как интригующе! Смею ли я надеяться, что ты поделишься им со мной?
– Я уверена, что ты по-прежнему опережаешь меня в этой науке. Лучше будет, если ты продемонстрируешь мне что-то новое.
Её грудной мелодичный голос завораживал, заставлял дрожать от страсти, и теперь он мог лишь пожалеть о том, чего был лишён на протяжении этих пяти лет. Он слишком хорошо помнил, какова она в постели: с ней не могла сравниться ни одна женщина. И судя по всему, она не теряла времени даром, пока была за границей. Он понимал, что не имеет права на ревность, и всё-таки ревновал.
Стало быть, ей хочется новизны. Какой подходящий случай! Потому что Саймон был не прочь показать ей что-то новенькое.
В следующую секунду Кэролайн оказалась прижатой к кровати. Его мощное тело навалилось сверху, и лишь бедра остались приподнятыми настолько, что шелковистый кончик копья едва касался чуткой влажной ложбинки у неё между ног.
– Ну-с, а теперь, – зарычал он, осклабившись по-волчьи, – придётся тебе попросить меня как следует, вежливо!
– Разве я была недостаточно вежлива? – Откровенно зовущий взгляд из-под полуприкрытых век выдавал её нетерпение и уверенность в себе.
– Может быть, меня бы больше устроила покорность. – Его голос опустился до хриплого шёпота. При виде вспышки ярости в зелёных глазах он испытал откровенное злорадство. – Что, пропала охота ехидничать?
– Я никогда не была покорной, – процедила она сквозь зубы. – Ты, верно, спутал меня с другой женщиной!
– Что-то мне подсказывает, что тебе придётся передумать.
– Вряд ли.
– Но я так хочу. – Несмотря на вкрадчивый тон, было ясно, что ей поставили ультиматум. – Если ты будешь вести себя очень, очень покорно, я, так и быть, помогу тебе прервать затянувшееся воздержание!
– Не надейся, что я буду тебя умолять, Саймон!
– Да неужели? – И он с дьявольской ухмылкой чуть-чуть подался вперёд. Его копьё едва успело погрузиться в податливую плоть, как он снова приподнялся, и по гневному румянцу, затопившему её щеки, моментально понял, что добился своего. – Ты такая горячая, такая влажная… вот тут… чувствуешь? – Он пощекотал нежные складки кожи шелковистым кончиком копья и ухмыльнулся, услышав её жалобный стон. – Если хочешь, чтобы я забрался глубже… – нашёптывал он, подкрепляя свои слова осторожным движением вперёд, – то я буду очень рад тебе поспособствовать!
Её щёки стали пунцовыми, мышцы на бёдрах застыли, словно сведённые судорогой, и как только его копьё погрузилось на целый дюйм в скользкое от возбуждения лоно, у неё вырвался новый стон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33