— Я счастливее, — перебила его Фелисия. — Ты спас мне жизнь.
Он нежно погладил ее пальцы:
— Отплати мне тем, что сохранишь браслет.
Ее глаза лукаво блеснули.
— Вот это сделка!
— В которой я приобрел куда больше, чем ты, дорогая.
В кои-то веки он сказал правду, а не просто очаровательную, но пустую фразу, чтобы угодить леди.
— Значит, ты у меня в долгу.
— Совершенно верно.
Фелисия нерешительно сморщила носик.
— Возьми его, дорогая, или я заплачу.
По комнате звонким колокольчиком рассыпался ее смех.
— Интересно, когда ты в последний раз плакал?
— Года в два, наверное.
Честно говоря, он вообще этого не помнил. Мать баловала его, отец полностью игнорировал. Так продолжалось до двенадцати лет, когда умерла мать. К тому времени он уже знал, что в присутствии отца ни в коем случае не следует обнаруживать свои чувства.
— Значит, ты переживаешь не меньше меня.
— Ну же, дорогая, это всего лишь браслет, а не королевские регалии Англии.
— Шотландии. Если я все же решу принять его, то лишь на трех условиях.
— Готов выполнить каждое.
— Безоговорочно?
— Ты получишь все, что пожелаешь.
Поразительное заявление со стороны человека, смертельно боявшегося любого вмешательства в свою жизнь.
Фелисия озорно рассмеялась:
— Это третье условие!
— И, уверяю, мое любимое, — подхватил Флинн.
— Во-первых, я хочу кофе с молоком.
— В жизни не встречал леди, которой было бы так легко угодить.
Он налил кофе в чашку, помедлил над сахарницей и, увидев два поднятых пальца, всыпал две ложки и добавил горячего молока.
— А второе? — спросил Флинн, протягивая ей чашку.
— Где ты сумел раздобыть браслет среди ночи? Или держишь у себя целый запас, специально для дам, которых принимаешь в постели?
— Заказал, когда Клод поднялся за твоей запиской.
— Магазины были закрыты.
— Магазины всегда открыты, когда это тебе необходимо.
— Неужели? И часто ты их открываешь?
— Случается. Кстати, запонки я покупал здесь, у Картье.
— Да?
Флинн кивнул.
— Они меня хорошо знают.
— Пожалуй, я не хочу больше ничего слышать.
— Я не часто проделываю что-либо подобное, — заявил Флинн, не кривя душой. Никогда еще он не бывал одержим женщиной, а ведь за последние двадцать лет у него было бесчисленное количество связей.
— Значит, мы оба новички, — спокойно заметила она, — потому что до сегодняшней ночи я никогда не спала с незнакомцем и вообще ни с одним мужчиной, кроме мужа. И еще никогда не проводила время так чудесно. Никогда не получала на завтрак шоколадки или бриллиантовые браслеты. Никогда. Поэтому спасибо тебе за редчайшее счастье — оказаться на небесах, пусть и ненадолго.
— Пожалуйста, я очень рад угодить, и, как только мы перейдем к условию номер три, думаю, у тебя найдутся причины еще раз поблагодарить меня.
Фелисия смерила его оценивающим взглядом:
— Какая самоуверенность!
— В ближайшее время ты, надеюсь, скажешь, что эта уверенность имеет под собой достаточно веские основания. А теперь пей кофе и ешь пирожные, — велел он, указывая на чашку, — потому что скоро тебе понадобятся силы.
— Временами, только не слишком зазнавайся, — маняще улыбнулась она, — я просто обожаю твое повелительное обхождение.
— Весьма кстати, поскольку меня снова обуревает невыносимое желание овладеть тобой. Хочешь, чтобы тебя укротили, дорогая? — допрашивал он, вскинув темные брови. — Можно привязать тебя к кровати?
— Нет!
По спине Фелисии прошел колкий возбуждающий озноб.
— Я мог бы познакомить тебя с правом первой ночи…
Будь на его месте кто-то другой, она бы смертельно оскорбилась. Однако взгляд черных глаз был скандально озорным, и при мысли о той мощи и силе, что способна подхватить ее и сломать, как былинку, казалось, умолкнувшее желание вновь разлилось огнем в крови.
— А что это означает? — робко осведомилась Фелисия.
Загадочная улыбка тронула его губы.
— Нескончаемое удовольствие для нас обоих.
— А как именно все происходит?
— Собираешься записывать подробности?
— Просто предложенное заставляет немного нервничать, хотя, по зрелом размышлении, с тобой мне ничего не грозит…
— Верь мне, дорогая, — успокоил ее Флинн. — Все это забавы, игры, ничего более. А теперь поешь. — Он протянул ей миндальное пирожное и добавил: — Не хочу, чтобы моя дорогая молочница умирала от голода, когда я задеру ей юбки и воткну мой сгорающий томлением меч…
Низ живота Фелисии свело судорогой. Она, казалось, ощутила грубое вторжение.
— Некоторые стороны жизни молочниц в твоих устах звучат по меньшей мере соблазнительно, — пробормотала она дрожащим голосом. — Но может, молочница в свою очередь захочет приказывать повелителю…
Он отвел взгляд:
— Нет.
— Почему?
— Потому что я этого не позволю.
— Почему?
— Ответ займет слишком много времени. И к тому же мне не хочется это обсуждать. У тебя был муж, а у меня… — Глаза его в этот момент казались осколками льда. — А у меня люди, которых я предпочитаю забыть.
— И к сожалению, не можешь, верно?
— Это зависит от того, чем заниматься, — мягко пояснил Флинн.
— Поэтому ты и скитаешься по свету?
— Я не хочу обсуждать это.
— И поэтому ты так хорош в постели?
— Поэтому, — сухо подтвердил он. — Может, хватит?
— Разумеется. Я знаю, когда следует остановиться, и умею быть вежливой.
— Сейчас меня интересует отнюдь не вежливость.
— Собственно говоря, меня тоже.
Взглянув друг на друга, они рассмеялись.
— Меня интересует постель, разделенная с тобой, — объявила она с самым учтивым видом.
— Хочется, чтобы это длилось до бесконечности.
Мальчишеская улыбка осветила его лицо.
— Все очень просто.
— Как и должно быть.
— Если я не стану копаться в твоих чувствах.
— Ты не только ослепительно красива, но и умна… Ты согрелась? — нежно осведомился он.
Инцидент был исчерпан.
— Да, должно быть, одеяла помогли, — игриво прошептала она.
— Наверняка, — протянул он, отбрасывая складку одеяла, прикрывшую ее груди. — Хотя твои соски затвердели, как от холода.
Соски и в самом деле заострились, маня дотронуться до них.
— Должно быть, от предвкушения.
— И они набухли для меня?
Флинн скользнул кончиком пальца по розовым маковкам. Легчайшее прикосновение мгновенно отозвалось у нее внизу живота, послав к нервам крохотные молнии.
— Мы были слишком заняты твоим насыщением, и я почти не уделял внимания этим большим прелестным грудям.
Сжав соски пальцами, он чуть потянул, стал перекатывать, лепить… Пухлые груди подрагивали, трепетали, кофе в чашках пошел рябью.
— Тебе так нравится? Хочешь, я сожму сильнее? — приговаривал Флинн, сопровождая каждый вопрос наглядным примером.
Фелисия ощущала, как прозрачные капли сочатся из ее лона, увлажняют простыню, и только беспомощно стонала.
— Не слышу, — неумолимо допытывался он. — Сжать сильнее?
Он стиснул пальцы и, нагнув голову, лизнул плененную горошинку. Горячечно перекатывая голову по подушке, Фелисия с ужасом думала о той минуте, когда придется расстаться и продолжать жить без него.
Флинн разжал пальцы, поддел ладонями тяжелые холмики и с наслаждением взвесил их, поднимая трепещущую плоть все выше, пока ноющие соски не оказались на уровне его губ.
— Если желаешь, чтобы я их пососал, — шепнул он, легонько раскачивая свою добычу, — дай знать.
— Пожалуйста, Флинн, — выдохнула она, сгорая от предвкушения, умирая от ожидания.
— Кто? — зловеще переспросил он и, опустив ее груди, отстранился. — Вспомни, ты молочница, а я…
— Хозяин, — покорно ответила Фелисия, стараясь забыть о жаркой пульсации между бедрами.
— И я собираюсь сунуть в тебя мой твердый жезл.
Она заерзала на тонкой простыне, что-то умоляюще бормоча.
— Но ты должна ублажить меня, — предупредил Флинн. — Сядь прямее, чтобы мне было легче сосать твои груди.
Фелисия мгновенно повиновалась и дерзко выпятила их.
— Вытяни соски. Сделай их длиннее. Потри для меня.
Под его неотступным взглядом Фелисия долго массировала соски, вытягивала, сдавливала.
— Посмотри, как я желаю тебя, — бросил Флинн, и, когда Фелисия восхищенно уставилась на его взбудораженную плоть, ему показалось, что она кончит раньше, чем он дотронется до нее. Лицо разрумянилось, глаза горят желанием, дыхание участилось. Она даже сидеть не может смирно!
— Хочешь это?
Он быстро оттянул удлинившийся пенис, рубиново-красная головка поднялась еще выше.
— Да… — ахнула она.
— Но прежде ты должна позволить пососать себя.
— Конечно… прошу… все, что захочешь… — покорно отвечала Фелисия, не отводя взгляда от очевидного свидетельства его желания.
— Наклонись вперед, — приказал он, — и держи груди повыше.
Роскошное изобилие переполняло маленькие ладошки, свешивалось через края.
— Если твои соски придутся мне по вкусу, — прошептал Флинн, обдавая теплым дыханием ее повлажневшую кожу, — я, может, и позволю тебе взять меня, для разнообразия. Так чем они приправлены?
Фелисия покачала головой, не способная думать ни о чем, кроме снедавшей ее жажды.
— Предпочитаю вишню. Сумеешь мне угодить?
Он чуть лизнул твердый бугорок, уместившийся между ее пальцами. Фелисия застонала.
— Ты должна что-то сделать, иначе я не позволю тебе завершить. В бонбоньерке есть конфеты с вишневым кремом, — напомнил Флинн, вновь прикусывая пунцовую маковку. — Нельзя ли приправить соски, чтобы мне понравилрсь?
— Если хочешь… — с трудом выговорила она.
— А ты? Разве ты не хочешь? — резко спросил Флинн. — Говори, иначе я не стану вколачивать в тебя свою дубинку.
— Да, да… — лепетала она.
— Ты достаточно мокрая? — поинтересовался он.
Потребовалось несколько секунд, чтобы до нее дошел смысл вопроса, но и тогда она не знала, что ответить.
— Думаю, да.
— Ты на удивление рассеянна, — строго заметил он. — Какая же из тебя выйдет молочница, если ты даже не способна сосредоточиться на своих обязанностях?!
— Извините, сэр.
— Если не станешь вести себя как подобает, откажусь тебя пользовать!
— Я постараюсь, сэр, — поспешно заверила она. — Простите, сэр.
— Ну… — задумчиво протянул Флинн, — может, на этот раз и прощу тебя. Ты новенькая и пока не понимаешь, что от тебя требуется. Но знай, я даю тебе испытательный срок.
— Понимаю, сэр, и буду слушаться… честное слово, сэр.
Несколько минут Флинн изучал Фелисию, словно сомневаясь в ее искренности.
— Так и быть, — смилостивился он наконец. — Я спрашивал, достаточно ли ты мокрая, чтобы лечь под меня.
Она судорожно вздохнула:
— Достаточно, сэр.
— Что же, посмотрим.
Раздвинув ей бедра, Флинн ввел в раскаленное лоно два пальца, медленно, осторожно скользя вглубь. Горячая плоть смыкалась, сдавливала, подрагивала, но он избегал контакта с самыми чувствительными точками. Она балансировала на самом краю, но он хотел задержать ее освобождение. Отняв руку, с которой капала жемчужно-белая влага, он провел дорожку вдоль глубокой лощины ее грудей, оставляя сверкающий след.
— Там у тебя поистине река желания, — сообщил Флинн, поднося к ее носу пальцы, благоухающие мускусом. — Какой энтузиазм! Буду ли я прав, сказав, что ты как следует подготовлена к соитию?
Ей, обуреваемой мириадами самых восхитительных ощущений, стоило громадных усилий ответить.
— Да, сэр, — кивнула она, почти теряя сознание. В эту минуту щемящая боль внизу живота дошла до таких пределов, что она была готова на все, лишь бы почувствовать его в себе.
— Скоро мы проверим твою готовность, — пообещал он, сжав ее грудь. — Но сначала я хочу получить соски с привкусом вишни.
Он прижал набухшую верхушку, словно в подтверждение своего требования.
— После этого можешь обслужить меня, при условии, разумеется, что мне понравится вкус. И держи груди повыше, чтобы мне не приходилось слишком нагибаться.
Фелисия тут же выполнила приказ, превратив зрелые персики своих грудей в высокие холмы. Флинн открыл бонбоньерку, вынул браслет и надел ей на запястье.
— Надеюсь, больше не осталось никаких сомнений относительно того, стоит ли принимать подарки? — вкрадчиво осведомился он.
Фелисия покачала головой.
— Так ли?
Он погладил сосок, и болезненное наслаждение пронзило ее. Фелисия кивнула, стиснув зубы.
— Какой покорной ты вдруг стала! — усмехнулся он. — Что ж, со временем увидишь, что послушание вознаграждается. Сговорчивым молочницам позволено ублажать меня любыми способами. Как насчет того, чтобы послужить сосудом для моего семени?
Фелисия тихо застонала, представив, как его чудовищное копье входит в нее, растягивая и наполняя.
— Похоже, ты штучка с горячей кровью, — усмехнулся Флинн, наблюдая, как ее качнуло под напором нестерпимого жара. — Неужели конюхи вспахивали твой лужок в мое отсутствие? Значит, ты уже искушена? Или меня дожидалась?
Он взял шоколадку и поднес к ее губам.
— Откуси, а потом посмотрим, успели ли тебя выдрессировать.
Фелисия подняла голову, и взгляды их скрестились: его — горящий, ее — смущенный.
— Знаешь, я не стала бы этого делать…
— Знаю, — согласился он, и его голос в эту минуту напоминал то ли мягкий бархат, то ли густой, тягучий шоколадный крем. — Откуси, дорогая… уступи мне, и я прощу тебя за то, что ты валялась под конюхом.
В ее глазах внезапно вспыхнул гнев, острые зубы вцепились в его палец.
Охнув от боли, Флинн отдернул руку и оттолкнул Фелисию. Она упала на спину, и Флинн придавил ее к подушкам своей тяжестью.
— Кто-то должен научить тебя повиновению, — прорычал он, впившись в нее разъяренным взглядом.
— Может, я нуждаюсь совсем в другом, — отрезала она, пытаясь его оттолкнуть.
— Может, и получишь желаемое, если сумеешь понравиться мне, — с неприязнью бросил он. — Понятно?
Тон его был мягким, лицо искажено сладострастной гримасой.
— А теперь начнем сначала, и, если будешь очень-очень хорошей, я проникну этим в тебя…
Головка пениса скользнула в полураскрытые створки ее лона, раздвигая набухшую пульсирующую плоть, и осталась неподвижной в ее изнемогающем теле.
— Чтобы ты сумела как следует ощутить его…
Одним рывком выйдя из нее, Флинн сел, оставив ее содрогаться от неудовлетворенного желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9