Однако мы посмотрим, как твой муж отнесется к тебе после того, как ты исчезла из дома. Если он оставался верен тебе и хранил в сердце любовь к своей жене и захочет твоего возвращения, ты сможешь остаться с ним. А если нет. — Он вдумчиво изучал ее лицо. — Если нет, ты вернешься с нами и станешь настоящей дочерью цисцистас и больше никогда не будешь заговаривать о своем бывшем муже и доме.
У Брайони, потрясенной его планом, перехватило дыхание. Она рассчитывала на то, что Два медведя сразу отпустит ее, поэтому была глубоко разочарована. Но по крайней мере он не отверг ее мольбы. Его предложение давало шанс, оставляло какую-то надежду на будущее. Но… целых шесть месяцев! Брайони сглотнула слюну, пытаясь унять боль, стеснившую ей грудь. Она медленно подняла голову и встретила проницательные черные глаза, устремленные на нее.
— Согласна ли ты на такой договор, Наездница-в-бурю? — спросил он серьезным, не допускающим колебаний тоном.
Брайони облизнула губы:
— Да, Два медведя. — При этом краем глаза она заметила, что у нее дрожат руки, и сцепила пальцы вместе. — Я… согласна.
Он кивнул:
— А в течение всех этих месяцев ты должна выполнять то, что тебе будут поручать. Ты должна делать всю ту повседневную работу, которую делают наши женщины, все то, чем занималась бы и моя родная дочь. Ты не должна заговаривать о своем муже или доме или добиваться разрешения уйти от нас. Когда наступят долгие дни и подойдет время Обновления Священных Стрел, я спрошу тебя о твоем решении, и тогда посмотрим, как быть.
— Я знаю, каков будет мой ответ. — Девушка посмотрела на него со спокойной уверенностью. — Мое сердце никогда не предаст.
— Посмотрим, как поступит твой муж, — бросил вождь, неспешно поднимаясь. Брайони тоже встала и глядела на него. — Может, к тому времени он обзаведется другой женой. Может, он уже не будет хранить в сердце твой образ, как хранишь ты.
Казалось, бледные щеки девушки стали еще бледнее.
— Нет, — прошептала она, отрицательно качая головой. — Нет. Он… он будет верен мне, он не сможет забыть меня.
Скуластое, жесткое лицо вождя смягчилось.
— Посмотрим, — снова сказал он и, к ее удивлению, протянул ей руку.
Она вцепилась в нее, и ей почудилось, что его тепло и сила передаются ей. Вождь улыбнулся:
— Ступай ужинать, Наездница-в-бурю. Время даст ответ на все вопросы, которые не дают тебе покоя. А теперь будь счастлива, дочурка.
От этих его слов, от доброты, отразившейся на его загорелом лице, Брайони ощутила какой-то странный прилив чувств. Комок, застрявший в горле, помешал ей что-нибудь добавить, и она лишь быстро кивнула, затем повернулась и выбежала из типи. У выхода она налетела на высокую мускулистую фигуру.
— Быстрый олень! — воскликнула девушка, разглядев его жесткое лицо. — Пр-прости, пожалуйста.
Он хмуро глянул на нее.
— В чем дело, Наездница-в-бурю? Ты бежишь, как заяц от лисы. — Он взял ее за руку и повел девушку к типи Женщины-антилопы. — Пойдем к очагу, и ты расскажешь, почему так бежала из типи вождя.
По дороге и чуть позже, когда девушка вместе с Женщиной-антилопой подавала на стол жаркое из оленины, репу и пеммикан, сделанный из измельченного вяленого мяса бизона, смешанного с ягодами черемухи, она рассказала ему о беседе с вождем, возбужденно пояснив, что ей придется ждать шесть месяцев, прежде чем она сможет получить разрешение покинуть лагерь. Быстрый олень слушал, и его угловатое лицо было хмурым. Когда Брайони закончила свой рассказ, он положил в рот кусок оленины и жевал его, погрузившись в свои мысли. Скоро его ложка из рога бизона застучала по дну деревянной чаши.
— Почему ты так уверена, что твой муж будет ждать твоего возвращения целых шесть месяцев и за это время не возьмет себе другую жену? — спросил он, прищурив глаза. — Думаю, ему надоест ждать. Ты увидишь его с другой и тогда вернешься в наш лагерь.
— Нет, — подалась вперед Брайони. — Этого просто не может быть! Вот… вот увидишь, Быстрый олень!
— Ну, что ж, поглядим, Наездница-в-бурю, — ровным тоном ответил воин. Что-то в его голосе заставило ее посмотреть на него, и она уже не могла отвести взгляд. Он просто пожирал ее глазами, выражение его лица говорило само за себя. Она почувствовала, как краска прилила к ее щекам. Женщина-антилопа, переводя взгляд с нее на него и обратно, не спеша поднялась и вышла из типи. В конце концов Брайони отвела глаза.
— Мне нужно вынести посуду, — начала она, протягивая руку за его пустой чашей, но он тут же схватил ее за руку. Тонкими пальцами она ощутила его тепло и силу. Она вновь взглянула на него.
— Ах, Наездница-в-бурю! — вздохнул он и притянул ее к себе.
Он смотрел на испуганное лицо, на ее чудесные волосы цвета эбенового дерева, розовые полураскрытые губы, кремовую кожу, учащенное вздымание грудей под курткой из оленьей кожи.
— Иногда я жалею, что отвел тебя к вождю в ту первую ночь, — тихо произнес он. — Мне надо было просто взять тебя тогда, ведь ты принадлежала бы мне по праву. Ты стала бы моей, и…
— Нет! — Она попыталась вырваться, но его руки держали ее железной хваткой. — Быстрый олень, отпусти меня! — Она была перепугана, и это отразилось в ее дрожащем голосе, расширенных блестящих зеленых глазах. — Я… я уже не твоя пленница; я соплеменница.
— Ты прекрасна, — пробормотал он. И не успела она пошевелиться, как он поднял ее голову и приник к ее губам, запечатлев на них долгий, сладостный для него поцелуй. В смятении Брайони рвалась из его рук, но он не отпускал ее. Когда наконец он оторвался от ее губ, то увидел, что глаза девушки были полны слез, а щеки пылали гневом.
— Отпусти меня! — крикнула она и, сделав еще один рывок, освободилась.
Шатаясь, она убежала в другой конец типи и спрятала лицо в ладонях. Сидевший у костра Быстрый олень отчетливо слышал ее рыдания.
С гибкой грацией он поднялся на ноги и шагнул к ней. Его руки коснулись плеч девушки:
— Наездница-в-бурю, не плачь.
— Оставь меня! — Она резко повернулась к нему. Ее прелестное лицо было мокрым от слез. — Ты… ты не понимаешь! У меня есть муж, и я люблю его! Мне не нужен никто другой!
— Шесть месяцев, — тихо проговорил он. — Это долгий срок, чтобы обойтись без мужчины.
— Если понадобится, я буду ждать его… вечно! — вспыхнула она. Она пыталась увернуться, когда он схватил ее за руки и снова привлек к себе.
— Что… почему ты так смотришь?! — внезапно воскликнул он, заметив испуганное выражение ее глаз и напряжение во всей ее фигуре. — Не бойся, моя Наездни-ца-в-бурю. Я не прибегну к силе. У цисцистас это не принято. — Он осторожно смахнул пальцем слезинки с ее щеки. — Но я буду ждать тебя. Если ты все еще захочешь покинуть наш лагерь, когда придет летняя луна, я поеду вместе с вождем к твоему мужу и посмотрю, достоин ли он твоей любви. Если нет, — глаза Быстрого оленя зажглись решимостью, — тогда я стану твоим мужем. Я, и никто другой! Запомни!
Затем дотронулся до ее волос легким прикосновением, от которого у Брайони по спине прошла дрожь, быстро повернулся и вышел.
С минуту Брайони оставалась в шоке; в душе ее было смятение. Поцелуй Быстрого оленя, его откровенное чувство ошеломили ее, ибо все время, что девушка находилась у индейцев, она непрестанно думала только о Джиме и не заметила, что могучий воин увлекся ею. И теперь в глубине души она чувствовала что-то необычайное. Ей нравился Быстрый олень, и она уважала его. Он был красив, храбр и умен, отличался добротой и силой, но Джим — совсем иное дело. Она знала, что ее сердце никогда не будет принадлежать другому так, как принадлежало оно высокому стрелку со стальными глазами, который когда-то тронул ее душу своей нежностью и страстью, который обнимал и целовал ее так, что весь мир уплывал прочь и оставались только они одни вместе со своей полыхающей, горячей, страстной любовью.
Ей хотелось завоевать дружбу Быстрого оленя, его восхищение и уважение, но не любовь. В мире существовал только один человек, чьей любви она хотела. Но он был далеко. И что хуже, возможно, ему это уже было ни к чему. От отчаяния у нее непроизвольно вырвался стон, оборвавшийся, когда в типи вошла Женщина-антилопа. Усталая старуха медленным шагом подошла к ней и остановилась, вглядываясь в измученное лицо девушки. Ее обветренные губы искривились в улыбке.
— Не плачь, дитя мое. — Она говорила на шайен-ском, но Брайони поняла. — Когда ветры времени обрушатся на землю, все живые существа должны найти свою дорогу. И твоя дорога тоже определится; ее направление обозначится на песке и пыли и в шепоте ветерка. Ты ее узнаешь.
Брайони с волнением слушала. Она смахнула последние слезы тыльной стороной ладони и наклонилась к старой женщине. Они протянули друг к другу руки и обнялись. Девушка положила голову на плечо индианки.
— Надеюсь, что это так, Женщина-антилопа. Надеюсь, что это будет… та дорога, к которой стремится мое сердце.
— Это будет та дорога, которая тебе предназначена судьбой, — прошептала старая женщина и закрыла глаза, задумчиво кивая головой.
В ту ночь Брайони долго без сна лежала в типи, прикрытая бизоньей шкурой от пронизывающего холодом ветра зимней ночи. Ее одолевали сомнения. Она уговаривала себя, что Джим все еще любит ее, что он останется верен ей и что, когда через шесть месяцев она вернется к нему, он захочет, чтобы они опять были вместе. Но воспоминание об их расставании в городе жгло ее сердце, как огонь. Воспоминание о том, как он использовал ее в ту ужасную ночь, о холодном, бессердечном выражении его лица.
Вспомнив, как Руби Ли сидела у него на коленях в «Тин Хэт», и его слова признания, что он и девка из таверны были любовниками, она отчаянно зарыдала. А что, если Джим в ее отсутствие женится на этой девице? Или на ком-нибудь еще? Или будет волочиться за разными женщинами? И не захочет, чтобы она вернулась к нему. Он же абсолютно ясно заявил в ту ночь, когда она последовала за ним в город, что потерял к ней всякий интерес. С чего она взяла, что он все еще считает ее своей женой и хочет ее возвращения? Безнадежно.
Терзаемая болезненными воспоминаниями, она плакала навзрыд. И все же где-то в глубине души еще теплился огонек надежды, не желавший угаснуть. Хотя отчаяние, казалось, целиком охватило ее, маленькая, упрямая частичка души стремилась выжить, верить и надеяться.
— Посмотрим, — шепнула она в темноту типи. — Через шесть месяцев посмотрим.
В конце концов сон одолел ее, но не принес облегчения. Ей чудилась бесконечная вереница несусветных кошмаров: Джим, целующий Руби Ли, ласкающий ее, несущий через парадный вход в дом на ранчо Трайпл Стар. Она слышала их хохот — ужасный, злой хохот и пробудилась от звука собственных рыданий. После этого она уже не пыталась заснуть.
Глава 12

— Фрэнк! Фрэнк! Открой дверь! Только что Техас Джим Логан приехал в город.
Вилли Джо Честер дубасил своим маленьким, волосатым кулачком по двери комнаты Руби Ли. Казалось, минуты ожидания превращаются в часы, и от нетерпения, порожденного многолетней ненавистью, Вилли подпрыгивал. Наконец дверь заскрипела и отворилась. Худосочный, но довольно крепко сложенный молодой ковбой с темными усиками и небритым подбородком с волчьей ухмылкой воззрился на старшего брата.
Фрэнку минуло тридцать пять, он был десятью годами старше Вилли и на добрых сорок фунтов тяжелее. В его шестифутовой туше, весившей две сотни фунтов, не было ни грамма жира. Весь он состоял из мускулов, у него были широкие плечи, подобные горам, и волосатая грудь барабаном. Он стоял с обнаженной грудью у открытой двери, мясистой рукой обхватив за талию и крепко прижимая к себе серебристоволосую девицу из таверны. Его оливково-карие глаза, мигая, уставились на Вилли Джо, и в них, как и в линии его рта, отражалась ухмылка.
— Какого черта ты устроил весь этот гвалт, Вилли Джо? — прорычал он. — Мы с этой малышкой только-только собирались познакомиться поближе.
— Для этого у тебя будет масса времени! — сплюнул младший Честер. — Накинь-ка свою рубаху, Фрэнк! Ты собираешься сводить счеты с Логаном или нет?
Выражение лица Фрэнка стало напряженным.
— Ты знаешь, что собираюсь.
— Тогда чего ты медлишь? Держу пари на что хочешь, что Логан зайдет в таверну выпить. Мы можем вдвоем перехватить его внизу. Ну, Фрэнк, что скажешь?
— Слушай, брось околачиваться в коридоре, заходи сюда, и мы все обсудим, пока я оденусь. — Фрэнк отпустил Руби Ли, с широко раскрытыми глазами прислушивавшуюся к разговору, и, схватив брата за засаленный воротник, втащил его в комнату.
— Что там такое насчет Техаса Джима Логана? — выдохнула Руби Ли, когда Фрэнк начал натягивать клетчатую рубаху и грязные сапоги. Вилли Джо в это время с вожделением поглядывал на девицу своими маленькими дикими глазками. Хотя она и была привычна к масленым глазам и ласкам мужчин всякого рода, ее передернуло, когда она посмотрела на грязного, небритого Вилли Джо. Что-то гадливое в блеске его темных, близко поставленных глаз заставило ее подойти к гардеробу и накинуть на себя вечернее платье вишневого цвета; прозрачный материал почти не скрывал ее узкое черное неглиже, но тем не менее под оценивающим взглядом Вилли Джо в платье она почувствовала себя увереннее. — Что это вы так навострились поймать Техаса?
— А ты что, знаешь его? — налетел на нее неожиданно Фрэнк.
Она отступила на шаг назад.
— Немного знаю. — Ее острый подбородок задрался вверх. — Он иногда заходил сюда и вел себя как настоящий друг. И как джентльмен, а не как тут всякие. — Она смерила Вилли Джо презрительным взглядом. — Хотя его давненько здесь не было, с тех пор, как эта маленькая сучка — его жена исчезла несколько месяцев назад. Он иногда заходит в таверну, но может лишь обмолвиться парой фраз со мной или другими девушками там, внизу.
Она тряхнула густыми серебристо-белыми локонами, и они упали на ее узкие плечи. В ее голосе слышалась высокая, грустная нотка, которая резанула слух обоих мужчин:
— Какой стыд, ну просто стыд! Такой красавчик взывает о любимой женщине, и…
— Я скажу тебе, о чем он взывает, радость моя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38