Она увидела так много крови, так много смертей! Ее желудок опять взбунтовался, и ей оставалось лишь молить Бога о том, чтобы держать себя в руках до того времени, когда барон Векстон и его воины покинут замок.
Как только она вышла из церкви, туда полетели горящие факелы. Языки пламени, точно голодные волки, принялись яростно пожирать добычу.
Мадлен оцепенело смотрела на огонь, пока не поняла, что прижимается к руке Дункана. Она испуганно отскочила в сторону.
Обернувшись, девушка увидела, что все кони стоят в наружном дворе замка. Большинство воинов барона уже сидели верхом и ждали его приказа. В самом центре двора стояло великолепное животное — огромный белый скакун, почти на голову выше остальных лошадей. Белокурый оруженосец держал коня за поводья. Норовистый скакун, несомненно, принадлежал Дункану. Самое подходящее животное для знатного, всемогущего барона…
Дункан повел девушку к коню. Чем ближе они подходили к скакуну, тем страшнее ей становилось.
Господи, кажется, барон никогда не оставит ее!
Глубоко вздохнув, девушка попыталась успокоиться, убеждая себя, что слишком взволнована, чтобы обдумать все как следует. Не может быть, чтобы барон захотел взять ее с собой. Что значила она для него?
Мадлен решилась спросить об этом прямо.
— Не хотите же вы взять меня с собой? — робко произнесла она.
Дункан приблизился к Мадлен. Взяв у нее мешок с вещами, он бросил его своему оруженосцу. Итак, Мадлен получила ответ на свой вопрос. Она недоуменно уставилась на барона, который легко вскочил в седло и протянул ей руку.
Мадлен медленно отступала назад. Господи, она ни за что не повинуется барону! Если она попробует взобраться на великана скакуна, то лишится сознания или, хуже того, закричит. Честно говоря, она предпочитала смерть такому унижению.
Скакуна Мадлен боялась куда больше, чем барона. К несчастью, у нее не было ни малейших навыков верховой езды. Правда, несколько уроков она все же получила, будучи еще совсем маленькой, — Луддон обучал ее ездить верхом, но делал это лишь для того, чтобы лишний раз показать сестре свою власть над ней. Воспоминания об этих «уроках» до сих пор преследовали девушку в кошмарных снах.
Мадлен сделала еще один шаг назад, а потом отрицательно покачала головой, отказываясь от помощи Дункана. Она приняла окончательное решение: пусть барон лучше убьет ее, чем она согласится забраться на этого огромного коня.
Не задумываясь о том, куда пойдет, Мадлен повернулась и побрела прочь. Ее сотрясала такая неистовая дрожь, что она несколько раз споткнулась. Паника все сильнее охватывала девушку, завладевая всем ее существом, и все же она упрямо шла вперед, с трудом передвигая ноги.
Она остановилась, едва не наступив на недвижимое тело одного из воинов Луддона. Лицо этого человека превратилось в кровавое месиво. Это было больше, чем Мадлен могла вынести. Оцепенело глядя на мертвое тело, девушка застыла на месте посреди поля битвы и вдруг услышала донесшийся откуда-то дикий, леденящий душу вопль. Мадлен попыталась зажать уши руками, но это не помогло. Ужасный звук не становился тише.
Мадлен закричала, и Дункан тут же пустил своего коня вперед. Подъехав к девушке, он наклонился и без труда поднял и посадил ее перед собой в седло.
Едва барон коснулся ее, Мадлен умолкла. Дункан расправил свой тяжелый плащ, укутывая им девушку. Ее щека оказалась прижатой к стальным колечкам кольчуги, и барон бережно подложил под голову Мадлен капюшон ее плаща. Векстон не задавался вопросом, почему он так ласков с этой женщиной. Просто перед его внутренним взором встала картина, когда Мадлен сидела перед ним на коленях, согревая своим теплом его почти отмороженные ноги. Это было проявлением истинной доброты. И теперь он не мог не отплатить ей той же монетой. К тому же он один был ответственен за то, что Мадлен перенесла столь тяжкое потрясение.
Барон тяжело вздохнул. Он не мог не сделать того, что сделал! Черт, сначала все шло так хорошо! План был отличный, но эта женщина смешала ему все карты…
Теперь все надо было обдумывать заново. Сама того не желая, Мадлен все усложнила своим поступком. Однако, к собственному изумлению, Векстон понял, что уже никогда не сможет отпустить от себя Мадлен.
Крепче прижав пленницу к себе, барон подал своим людям знак отправляться в дорогу. Сам он замыкал строй. Когда последний воин выехал из крепости и с бароном остались лишь его оруженосец и Джилард, Дункан на мгновение задержался, чтобы оглянуться на разрушенный замок.
Мадлен подняла голову вверх, чтобы увидеть лицо Векстона. Вероятно, он почувствовал на себе ее взгляд и, опустив глаза, встретился с ее взором.
— Что ж, око за око, Мадлен, — тихо проговорил он.
Девушка ждала, что Дункан объяснит ей, чем заслужил Луддон подобное жестокое мщение, но барон лишь пристально глядел на девушку, явно не собираясь объяснять свои действия. Мадлен поняла, что победителей не судят.
Девушка оглянулась на руины замка. Ей припомнилась одна из историй ее дядюшки, священника отца Бертона, который много рассказывал ей о Пунических войнах. Святая Церковь не одобрила бы этого, однако Бертона это не смущало, и он как мог просвещал свою подопечную.
Поле боя, открывшееся взору Мадлен, напомнило ей историю о Карфагене. Во время третьей — и последней — из войн, где сошлись две могущественные силы, победители уничтожили павший Карфаген. То, что нельзя было превратить в пепел, закопали в землю. Не осталось камня на камне. А под конец победители засыпали все поля, окружавшие древний город, солью, чтобы ничего больше не росло на этой земле…
Этой ночью история как бы повторилась во владениях Луддона.
— Delenda est Carthago , — прошептала Мадлен.
Дункана удивило замечание девушки: он не ожидал, что она столь образованна.
— Ты права, Мадлен, — произнес он. — Замок твоего братца, как и Карфаген, следовало разрушить.
— А я… я, как и Луд… — Мадлен осеклась, не желая произносить вслух имя брата. — Меня вы тоже относите к карфагенянам?
— Нет, Мадлен, не отношу. — Указательным пальцем барон приподнял вверх ее подбородок.
Удовлетворенно кивнув, Мадлен закрыла глаза и прижалась к широкой груди Векстона.
— Больше ты не принадлежишь Луддону, Мадлен. С этого мгновения ты принадлежишь только мне. Поняла?
Девушка еще раз кивнула.
Лишь сейчас барон Векстон осознал, как напугана Мадлен. Посмотрев на нее долгим взглядом, он прикрыл лицо девушки плащом.
Из своего уютного укрытия она прошептала:
— Думаю, мне бы лучше не принадлежать никому.
Дункан слышал ее слова. Улыбка осветила его лицо. Ему было все равно, чего хочет леди Мадлен. В любом случае с этой ночи он ее господин.
Леди Мадлен сама выбрала свою судьбу, согрев Векстону ноги.
Глава 3
Совершить несправедливость позорнее, чем пострадать от нее.
Платон
Всю оставшуюся часть ночи и почти весь следующий день они скакали на север, остановившись лишь два раза, чтобы дать лошадям передышку. Барон отпускал свою пленницу пройтись, но ее тело так ломило от долгой езды, что она едва могла шевелить ногами. Не успевала Мадлен сделать и нескольких шагов и размять затекшие мышцы, как снова оказывалась в седле перед Дунканом.
Чувствуя себя в безопасности в окружении своих воинов, Векстон решил ехать большой дорогой. Впрочем, и она была вся в густых зарослях, колючие ветви то и дело задевали головы всадников, вынужденных прикрываться щитами. Но Мадлен, надежно укрытая плащом барона, не испытывала никаких неудобств.
Изнуряющая езда продолжалась почти два дня. К тому времени, когда Дункан объявил, что эту ночь они проведут в скрытой от глаз лесной долине, Мадлен окончательно решила, что тот, кто похитил ее, не принадлежит к человеческой породе. Она знала, что на кресте герба Векстонов изображен силуэт злобного и хитрого хищника, к тому же барона за глаза называли Волком, но только теперь девушка поняла, почему. Полумертвая от усталости, она воображала, что матерью Дункана была дьяволица, а отцом — огромный страшный волк. Ничем иным нельзя было объяснить необыкновенную выносливость барона.
Когда они наконец остановились на ночлег, Мадлен умирала от голода. Присев на большой валун, она наблюдала, как воины ухаживают за лошадьми — чистят и кормят их. Ей было хорошо известно, что кони всегда составляют предмет особой заботы воинов — ведь без этих благородных животных им не обойтись. Да-а… Прежде всего воины думали о лошадях…
Вскоре вокруг засветились огоньками небольшие костры, возле которых расположились усталые люди, мечтавшие об отдыхе и еде. Их скудный ужин состоял из черствого хлеба и не менее черствого сыра. По кругу передавались кубки, наполненные горьковатым элем. Мадлен обратила внимание на то, что воины пили очень мало; похоже, осторожность брала верх над жаждой: воины хорошо знали, что не смогут забыться беззаботным сном в этом незащищенном месте. Ведь всегда существовала опасность нападения шайки бродячих бандитов, которые только и ждали, чтобы напасть на тех, кто слабее; кроме того, в лесу могли водиться дикие звери.
Оруженосец Дункана был предоставлен в распоряжение Мадлен. Юношу звали Ансель, и, судя по его хмурому виду, он был далеко не в восторге от приказания своего господина.
Чем дальше они подвигались на север, тем ближе были к тайной цели Мадлен, и это служило ей некоторым утешением. Дело в том, что уже давно девушка твердо решила бежать — она собиралась добраться до Шотландии, где жила ее двоюродная сестра Эдвита. Мадлен понимала, что ее желание практически почти невыполнимо. Пешком ей далеко не уйти; можно было, конечно, взять старую клячу из стада Луддона, которая не сумела бы скинуть Мадлен с седла, да только эта кляча едва смогла бы выдержать долгое путешествие. Так что без выносливой лошади и подходящей одежды побег был равносилен самоубийству. К тому же маршрут, нарисованный старым Саймоном по памяти, вряд ли помог бы девушке.
Но несмотря на то что Мадлен осознавала всю нелепость своего плана, она решила не отступать от него. Похоже, от обиталища Дункана до шотландской границы рукой подать. Вот только где находится дом ее кузины? Может, она даже пешком до него сможет дойти?
Что и говорить, препятствий на ее пути будет немало. Поначалу следует хорошенько обдумать, где достать все необходимое для путешествия. Во-первых, ей понадобится хорошая лошадь, во-вторых, еда, а в-третьих, Божье благословение. Размышляя о том, не попросить ли прежде всего Господнее благословение, девушка вдруг увидела Дункана, направлявшегося к центру лагеря. Господи, вот оно, самое большое препятствие! Да-а… Этого недочеловека нелегко будет провести!
С тех пор как они покинули замок Луддона, Векстон не обронил ни слова. Мадлен не понимала, что он имел в виду, говоря, что она теперь полностью принадлежит только ему. Ах, как ей хотелось набраться храбрости и потребовать объяснений, но барон был так холоден и неприступен, что Мадлен боялась даже приблизиться к нему.
Боже, как она устала! Не стоит сейчас думать о Дункане. Главное — отдохнуть, а уж потом она решит, как ей выбраться из плена. Ведь побег — это козырная карта пленника, не так ли?
Однако Мадлен была совершенно неопытна в подобных делах. Что толку в том, что она умела читать и писать, тогда как большинство знатных господ не умели даже написать свое имя и прибегали к помощи священника.
Впрочем, Мадлен не обижалась на своего дядю за то, что, кроме грамоты, он немногому сумел ее научить. Зато дядюшка с восторгом рассказывал ей всякие истории из далекой древности. Его любимой был миф об Одиссее. Легендарный воин стал настоящим другом Мадлен с раннего детства, когда она еще всего боялась. Она часто воображала, что Одиссей сидит рядом с ней, помогая скоротать долгие, темные ночи, когда Мадлен особенно боялась того, что приедет Луддон и заберет ее с собой.
Луддон! При одном воспоминании о нем Мадлен начинало подташнивать. Это из-за него она ничего толком не умела делать! Даже верхом ездить! Когда Мадлен было шесть лет, брат несколько раз сажал ее на коня, и каждый из этих «уроков» она помнила так ясно, словно они состоялись только вчера Луддон беспрерывно орал, что она дуреха, неумеха и держится в седле, как мешок с сеном.
А что началось, когда брат понял, как она боится!.. Луддон привязывал сестру к седлу и пускал лошадь галопом. Ее ужас доставлял Луддону удовольствие. Этот кошмар продолжался до тех пор, пока девочка не научилась скрывать свои чувства, — лишь тогда брат прекратил свои садистские развлечения.
Мадлен помнила, что отец и брат никогда не любили ее, а она изо всех сил старалась хоть чем-нибудь завоевать их расположение. Когда девочке исполнилось восемь лет, ее ненадолго отправили к отцу Бертону, но короткая поездка неожиданно обернулась долгими спокойными годами в обществе младшего брата ее матери. Священник делал все возможное, чтобы лучше воспитать ее, и постоянно твердил племяннице, что в дурном отношении к ней брата и отца никакой ее вины не было.
Да, дядя Бертон был добрым и хорошим человеком. Он многому научил ее и любил как родной отец. Бертон объяснял Мадлен, что Луддон презирает всех женщин, но сердцем она ему не верила. Ведь брат заботился о своих старших сестрах. И Сара, и Кларисса получили хорошее образование, обеим было дано богатое приданое, хотя вышла замуж только Кларисса.
Отец Бертон объяснил племяннице, что родной отец не любил Мадлен потому, что она была очень похожа на свою мать. Женившись на ней и обменявшись с нею священными брачными клятвами, отец фактически почти сразу бросил ее, хотя Бертон и не понимал, чем это было вызвано. Девушка почти не помнила свои ранние годы, но душа ее наполнялась теплом, когда она думала о маме; материнская любовь надежно защищала ее тогда от издевательств брата.
Только Луддон знал ответы на недоуменные вопросы Мадлен. Может, в один прекрасный день он объяснит ей все и тогда она поймет? А вместе с пониманием придет и душевное исцеление…
«Господи, надо отбросить все эти мрачные воспоминания», — решила Мадлен.
1 2 3 4 5 6 7