https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/uglovye/
Гораздо дороже, чем тебе кажется.
Или ты просто боишься?
- Вот дурак! - возмутился Барт. - Не смерть страшна, страшно умереть
за просто так. Надо, чтоб не зря. А из нас один - старик, другой -
мальчишка. Будет ли от нас толк?
- Я не мальчишка! - обиделся Лип.
- Да и я, пожалуй, еще не разваливаюсь, - добавил Старик.
- Мистер Томпсон, - позвал Барт, - а ты что скажешь?
Возникшая пауза оказалась для Грига настолько мучительной, что он с
трудом унял дрожь в теле.
- Если вам придется сражаться не более чем с двумя десятками человек,
- донесся до него наконец педантичный голос Мистера Томпсона, - то вы,
скорее всего, сможете остановить погоню. При этом вероятность гибели всей
группы - ноль пятнадцать - ноль восемнадцать. Вероятность смерти
отдельного человека, конечно, выше, но не намного, поскольку, если
погибнет один, то уязвимость Группы резко возрастет. С другой стороны,
если учесть возможность коррекции нефлюктуирующих ситуаций в исходной
точке их развития, то вероятность реального уничтожения кого-либо
снижается до ноль десяти - ноль двенадцати. Однако повторяю: ваше
сопротивление будет эффективным только в том случае, если число ваших
противников будет не больше двадцати.
- Вот видишь! - воскликнул Лонч. - Что я тебе говорил! Мы сможем их
задержать.
- Да, - сказал Старик. - Ты прав, Лонч. Пусть ноль восемнадцать -
чему быть, того не миновать. Главное, что мы можем их задержать. Раз мы
ввязались в это дело, надо довести его до конца. Тем более, что больше
некому. Григ! Ты слышишь нас? Мы их задержим. Работай спокойно.
Григ почувствовал, как горло перехватила спазма.
- Ну, ребята! - сказал он растроганно. - Если б вы только знали...
Спасибо за все!
- Ну ладно, ладно, - грубовато проворчал Барт. - Дайка мы лучше
сориентируемся, как ехать. Томпсон! Ты уже прикинул?
Ехать оказалось недалеко. Берегом Пахры следовало добраться до Подола
и, встретив там погоню, уводить ее, сколь возможно, на Малоярославец.
Идеальным вариантом было через час погони оторваться от стрельцов и
скрыться в лесах.
- Я придумал, - радостно вмешался Лип. - Если они нас догонят, мы
сумеем их напугать. Они все до ужаса боятся колдовства и ворожбы. Вот мы и
покажем им кое-что. Учтите, что психологически они будут уже готовы.
Во-первых, им скажут, в чем нас обвиняют. А кроме того еще это сонное
царство! И если мы начнем колдовать, они так дернут, что только пятки
засверкают.
- Копыта, - усмехнулся Барт.
- Ну пусть копыта.
- Хорошо, - подвел резюме Старик. - Мы еще подумаем, как их
встретить. Времени у нас много. Но ты не сомневайся, Григ. Делай свое
дело, а мы сделаем свое. Дай только бог, чтобы это оказалось не зря.
- И сбереги Чаку, - хмуро добавил Лонч.
- Спасибо, - сказал Григ. - Спасибо за все. Вы только не забудьте,
что вам никого нельзя убивать.
- Да уж Мистер Томпсон забыть не даст, - Лонч, кряхтя, начал
подниматься с земли. - Интересно, сколько же их все-таки случится по нашу
душу?..
Сенька Хвост уже успел добраться до Приказной избы в полку Васильева,
и сантеры, словно завороженные, не могли оторвать глаз от знобящего
зрелища стрелецкой тревоги, когда из распахнутой двери караульной,
застегивая на ходу кафтаны и цепляя сабли, высыпают на улицу ругающиеся на
чем свет стоит ездовые стрельцы. Зычная команда "На конь!", озноб по коже
- и вот уже прибылой караул, вытянувшись цепочкой, с гиканьем вынесся за
рогатки и поскакал, вздымая мелкую уличную пыль, к тому месту на крестце
Никольской и Воскресенской улиц, где свершилось нечто непонятное, а потому
и страшное.
- Два десятка... - пробормотал оценивший на глазок число
преследователей Барт. - Томпсон, десятки в полном составе?
- Нет, - через Гнома услышал Григ. - Один стрелец хворает животом,
другой находится в спуске. Впрочем, это не принципиально, тем более, что
второго заменяет сын. Главное же обстоятельство заключается в том, что
отсутствует второй десятник, Соколов - у него загноилась рана на ноге. Так
что, в итоге, тут действительно ровно двадцать человек.
Григ перевел дух. Везение было почти сказочным. Двадцать человек -
именно этот предел обозначил Группе Мистер Томпсон. Видать, сидевший
вместо головы пятисотенный Попов не очень-то поверил сбивчивому и путаному
рассказу Хвоста. Если бы он поверил, двумя десятками тут бы не обошлось.
- Луки почти у всех, - заметил Старик.
- Ровно двадцать... - задумчиво пробормотал Лонч. - Вот все и
определилось...
Теперь следовало ждать. Стрельцы должны были провести повальный обыск
в хоромах. Но как только они наткнутся на спящих и не сумеют их разбудить,
им станет не до обыска. Угадать, как поведут они себя дальше, найдя
опоенных неизвестным зельем товарищей, было трудно. Гном выдал несколько
вариантов, сводящихся к тому, что десятнику понадобится некоторое время,
чтобы выведать местонахождение села.
- А дальше? - нетерпеливо спросил Григ. - Узнают они, где находится
село, дальше что? Здесь ведь тоже не однозначно. Ну, кинутся они,
например, в приказ за подмогой. Их же всего два десятка. А тут дело
темное, происки дьявола, серой пахнет.
- Десятник, - отвечал Гном, - один. Решение принять может сам. Кроме
того, это Гришка Лопух, ты его знаешь. В десятники попал без выслуги,
сразу при приборе. Молод и очень самолюбив. Так что славой, судя по всему,
делиться ни с кем не захочет.
И оказался прав.
Название села сразу в руки Лопуху не далось. Но ему повезло с ходу
выведать имя Поротова, и, покрутившись с минуту на месте, десятник решил
не возиться с крючками в Поместном приказе, а сразу взять за грудки
сдатчика, благо жил тот буквально по соседству.
Дальше все покатилось с неописуемой быстротой. Вырвав у ничего не
скрывавшего Поротова заветное название и узнав, что находится сельцо
относительно недалеко, десятник, видно, сообразил, что успеть туда и
вернуться можно еще засветло. После этого он, ни секунды не колеблясь,
прыгнул в седло и, даже не озаботившись захватить в слободе хоть пару
пищалей, гикнул, и птицей полетел впереди своей гвардии к Живому мосту.
С разбойным посвистом кавалькада пронеслась стелющейся цепочкой
сквозь Заречье, миновала скопившиеся в Щупке у досмотра возы с сеном и,
горяча коней, ударилась по древней, хорошо наезженной дороге в сторону
Даниловского монастыря, помахивая ногайками, пригнувшись к холкам, хмелея
от бурлящей в жилах молодой и яростной крови.
- Ну, нам пора, - нарушил молчание Старик. - Будь здоров, Григ. Мы
поехали.
- Удачи вам, - сказал Григ. - Счастливо.
- И тебе удачи, - прогудел Барт.
- Не волнуйся, - пообещал Лип. - Все будет в порядке.
И только Лонч ничего не сказал, молча тронул коня.
Отключившись от них, Григ посмотрел на Чаку. Съежившись, она сидела
на песке, обхватив ноги руками, уставив подбородок между коленей, и в
глазах ее плескалась такая тоска, что Григ, не выдержав, вдруг импульсивно
сел рядом и обнял ее за плечи.
- Ну, ну, - сказал он. - Ну что ты, девочка, что с тобой? Не грусти,
Чака, улыбнись сейчас же. У нас впереди большое дело. Смотри веселей! Все
будет в порядке.
Он сильно прижал ее к себе, свободной рукой погладил по волосам. И
тут словно лопнула какая-то незримая струна, державшая Чаку до сих пор.
Лицо у нее сморщилось, перекосилось, и из глаз неожиданным потоком хлынули
слезы. Уткнувшись головой в грудь Грига, она рыдала в голос, ухватившись
за рубаху на его груди, кусала губы, зажимала себе рот и все же никак не
могла остановиться.
Григ растерялся. Безуспешно пытаясь успокоить Чаку, он неловко гладил
ее худенькие плечи, прижимал к себе, вытирал слезы, но ничего не
получалось. Чака рыдала навзрыд, повторяя в отчаянии: - Это конец, Григ,
это конец. Они погибнут, они все погибнут!
Чаку била истерика, и не зная, как ее остановить, Григ взял в ладони
ее лицо и стал целовать его, как бы желая высушить текущие по щекам слезы.
И прежде, чем он осознал, что происходит, Чака вдруг взглянула на него,
глаза ее распахнулись и трясущимися еще губами она прижалась к его губам.
- Люблю, - услышал он. - Люблю, давно люблю, Гаврюшка, Григ, чурбан ты
бесчувственный, милый мой, люблю тебя.
Григ ошеломленно глядел на нее. - А Лонч? - беззвучно выдохнул он. -
Как же Лонч...
- Лонч! - воскликнула Чака. - Что Лонч?! Господи, Григ, ну что ты
говоришь! Неужели ты не видел? Ты ничего, ничего не понимал? А то, что мне
даже думать о тебе было нельзя?! Я же не знала, что ты наш! А потом... Ох,
как мне плохо было в дороге. А ты! Ты на меня и смотреть не хотел! Я так
мучилась! Боже мой, Григ, как же мне было плохо, ты себе представить не
можешь!
И она опять заплакала, но на этот раз тихо и легко, и Григ, чувствуя,
как плавится от невозможного, неземного счастья его сердце, обнял ее и
сжал изо всех сил.
- Чака! - прошептал он, целуя ее волосы, и руки, и шею, и потом -
оторвав от себя ее заплаканное лицо - щеки, глаза и губы. - Чака, милая,
родная, любимая. Господи! Девочка моя, счастье мое, если бы ты знала, если
бы ты знала!.. Ты ведь ночами снилась мне, а я, я-то дурак, я ведь думал:
Лонч. Солнышко мое! Любимая!
Так они и сидели на берегу, то смеясь, то умолкая, и Григ целовал ее,
и она целовала Грига, и он ласково пушил ее короткие волосы, дул в
покрасневшие глаза, и она прижимала к щекам его ладони и водила пальчиком
по его лицу. Время замерло. Воздух застыл, словно стекло. Это было похоже
на сказку, на чудесный сон в волшебную ночь.
- Ты ошиблась, девочка, - сказал Григ. - Женщины любят мягких и
добрых. Опомнись, пока не поздно.
- Дурачок, - она прижалась к нему, обняв рукой за шею, уткнулась
носом в плечо. - Откуда у тебя эти шрамы? - услышал он ее голос.
Григ смотрел на ее ладошку, легко касающуюся его груди. Он помнил
биографию каждого, особенно четко того, который она трогала пальцем, но
говорить о них не хотел. Лишь непосвященному шрамы рассказывали о
безудержной смелости и отчаянной доблести. Те, чья кожа была исполосована
рубцами, знали, что практически все они - свидетели их просчетов и неудач.
Он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствовал бы себя солдат,
приехавший в отпуск и безмолвно сидящий за столом, за которым набежавшие
соседи и родные жадно ждут рассказов о героических подвигах. А он мог
рассказать только то, что видел сам, но в этом не было ничего
героического, а была кровь, грязь, ненависть и сумасшедшее желание выжить.
Он вспомнил бесконечные заброски, синие, красные и желтые солнца, лупящие
сквозь исцарапанный пластик светофильтров, и останки Поисковиков,
размазанные изнутри по пробитым метеоритами скафандрам или переваренные в
кашу агрессивной биосредой, проникающей сквозь любые защитные поля. Это
были жестокие миры, и всех, кто прошел через них и не погиб, они делали
похожими на себя.
О чем он мог рассказать? О полетах, сплошь состоящих из головной боли
экстренных пробуждений? О постоянно выходящей из строя аппаратуре и потной
духоте тесных, неуютных форпостов? О том, как сходили с круга самые
выносливые и ломались, не выдержав, самые сильные? Даже думать об этом
было тошно - не то, что говорить.
- Не знаю, - сказал он вслух. - Разное было.
Чака поняла его по-своему и обиженно сжала губы.
- Я, наверное, ужасно глупая, - сказала она, помолчав.
- Я люблю тебя, - сказал Григ, чувствуя, как обмирает все внутри от
этой правды. - Ты даже не догадываешься, как давно я тебя люблю.
Ее длинные тонкие пальцы медленно скользнули по его шее, вычертили
замысловатую виньетку на плече, мягко сжали предплечье, и Григ
почувствовал, как перехватило у нет от этой нежности горло и как
отозвалось на нее судорожным стоном давно забывшее о ласке тело.
- Григ, - она прижалась к его груди. - А тебе там было страшно?
- Страшно? - переспросил он. - Да, пожалуй. Конечно, было.
- А ты не боялся умереть?
- Умереть? - Григ задумался. - Да нет, наверное, - сказал он. - Об
этом просто не думаешь. Там вообще бояться некогда И потом, знаешь, так
даже лучше, когда это происходит в деле или в бою. В постели умирать хуже.
Неопрятно как-то, да и родные тут же... А там сразу.
- И с мечом в руке, - со странной усмешкой сказала Чака.
Григ пожал плечами.
- Что ж, - сказал он, - тогда тебя, по крайней мере, ждет Валгалла.
Брось, Чака! Я не рисуюсь. Тем более сейчас, когда все мы под Богом...
- Господи! - встрепенулась Чака. - А где же ребята? Мы совсем о них
забили. Как они там?
Там все было в порядке. Группа уже подъезжала к переправе через
Пахру, и до встречи с погоней у нее еще было по расчетам верных полчаса.
- Мы их встретим на том берегу, - сказал Старик, - иначе нельзя. Они
же не знают дорог. Мало ли, как они поедут. Где их потом ловить?
- На берегу? Прямо возле переправы?
- Да. Мы будем поить лошадей. А увидев стрельцов, в панике бросимся
седлать. Я думаю, Лопух не промедлит ни секунды, тем более, что тут мелко.
Так что разрыв окажется минимальным. Они не отстанут и не потеряют нас.
Выглядеть все это будет естественно. А если они нас догонят, накидаем
"чечевицы". У нас есть.
- Хорошо. Делайте, как решили. И пусть с момента появления стрельцов
будет постоянная связь.
- Конечно.
- Ну, удачи вам.
- И вам.
- Ка эс, - сказал Григ, отключаясь. - Слышала? - обратился он к Чаке.
- Пора и нам за дело.
- Боюсь я за них, - прошептала Чака.
- Не бойся, - сказал Григ. - Они не пропадут. В конце концов, у них
есть Мистер Томпсон. Пошли что ли? - он протянул руку.
- Пошли, - тихо ответила Чака, и Григ понял, что ей и в самом деле
страшно.
- Не переживай, - сказал он. - Все будет хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Или ты просто боишься?
- Вот дурак! - возмутился Барт. - Не смерть страшна, страшно умереть
за просто так. Надо, чтоб не зря. А из нас один - старик, другой -
мальчишка. Будет ли от нас толк?
- Я не мальчишка! - обиделся Лип.
- Да и я, пожалуй, еще не разваливаюсь, - добавил Старик.
- Мистер Томпсон, - позвал Барт, - а ты что скажешь?
Возникшая пауза оказалась для Грига настолько мучительной, что он с
трудом унял дрожь в теле.
- Если вам придется сражаться не более чем с двумя десятками человек,
- донесся до него наконец педантичный голос Мистера Томпсона, - то вы,
скорее всего, сможете остановить погоню. При этом вероятность гибели всей
группы - ноль пятнадцать - ноль восемнадцать. Вероятность смерти
отдельного человека, конечно, выше, но не намного, поскольку, если
погибнет один, то уязвимость Группы резко возрастет. С другой стороны,
если учесть возможность коррекции нефлюктуирующих ситуаций в исходной
точке их развития, то вероятность реального уничтожения кого-либо
снижается до ноль десяти - ноль двенадцати. Однако повторяю: ваше
сопротивление будет эффективным только в том случае, если число ваших
противников будет не больше двадцати.
- Вот видишь! - воскликнул Лонч. - Что я тебе говорил! Мы сможем их
задержать.
- Да, - сказал Старик. - Ты прав, Лонч. Пусть ноль восемнадцать -
чему быть, того не миновать. Главное, что мы можем их задержать. Раз мы
ввязались в это дело, надо довести его до конца. Тем более, что больше
некому. Григ! Ты слышишь нас? Мы их задержим. Работай спокойно.
Григ почувствовал, как горло перехватила спазма.
- Ну, ребята! - сказал он растроганно. - Если б вы только знали...
Спасибо за все!
- Ну ладно, ладно, - грубовато проворчал Барт. - Дайка мы лучше
сориентируемся, как ехать. Томпсон! Ты уже прикинул?
Ехать оказалось недалеко. Берегом Пахры следовало добраться до Подола
и, встретив там погоню, уводить ее, сколь возможно, на Малоярославец.
Идеальным вариантом было через час погони оторваться от стрельцов и
скрыться в лесах.
- Я придумал, - радостно вмешался Лип. - Если они нас догонят, мы
сумеем их напугать. Они все до ужаса боятся колдовства и ворожбы. Вот мы и
покажем им кое-что. Учтите, что психологически они будут уже готовы.
Во-первых, им скажут, в чем нас обвиняют. А кроме того еще это сонное
царство! И если мы начнем колдовать, они так дернут, что только пятки
засверкают.
- Копыта, - усмехнулся Барт.
- Ну пусть копыта.
- Хорошо, - подвел резюме Старик. - Мы еще подумаем, как их
встретить. Времени у нас много. Но ты не сомневайся, Григ. Делай свое
дело, а мы сделаем свое. Дай только бог, чтобы это оказалось не зря.
- И сбереги Чаку, - хмуро добавил Лонч.
- Спасибо, - сказал Григ. - Спасибо за все. Вы только не забудьте,
что вам никого нельзя убивать.
- Да уж Мистер Томпсон забыть не даст, - Лонч, кряхтя, начал
подниматься с земли. - Интересно, сколько же их все-таки случится по нашу
душу?..
Сенька Хвост уже успел добраться до Приказной избы в полку Васильева,
и сантеры, словно завороженные, не могли оторвать глаз от знобящего
зрелища стрелецкой тревоги, когда из распахнутой двери караульной,
застегивая на ходу кафтаны и цепляя сабли, высыпают на улицу ругающиеся на
чем свет стоит ездовые стрельцы. Зычная команда "На конь!", озноб по коже
- и вот уже прибылой караул, вытянувшись цепочкой, с гиканьем вынесся за
рогатки и поскакал, вздымая мелкую уличную пыль, к тому месту на крестце
Никольской и Воскресенской улиц, где свершилось нечто непонятное, а потому
и страшное.
- Два десятка... - пробормотал оценивший на глазок число
преследователей Барт. - Томпсон, десятки в полном составе?
- Нет, - через Гнома услышал Григ. - Один стрелец хворает животом,
другой находится в спуске. Впрочем, это не принципиально, тем более, что
второго заменяет сын. Главное же обстоятельство заключается в том, что
отсутствует второй десятник, Соколов - у него загноилась рана на ноге. Так
что, в итоге, тут действительно ровно двадцать человек.
Григ перевел дух. Везение было почти сказочным. Двадцать человек -
именно этот предел обозначил Группе Мистер Томпсон. Видать, сидевший
вместо головы пятисотенный Попов не очень-то поверил сбивчивому и путаному
рассказу Хвоста. Если бы он поверил, двумя десятками тут бы не обошлось.
- Луки почти у всех, - заметил Старик.
- Ровно двадцать... - задумчиво пробормотал Лонч. - Вот все и
определилось...
Теперь следовало ждать. Стрельцы должны были провести повальный обыск
в хоромах. Но как только они наткнутся на спящих и не сумеют их разбудить,
им станет не до обыска. Угадать, как поведут они себя дальше, найдя
опоенных неизвестным зельем товарищей, было трудно. Гном выдал несколько
вариантов, сводящихся к тому, что десятнику понадобится некоторое время,
чтобы выведать местонахождение села.
- А дальше? - нетерпеливо спросил Григ. - Узнают они, где находится
село, дальше что? Здесь ведь тоже не однозначно. Ну, кинутся они,
например, в приказ за подмогой. Их же всего два десятка. А тут дело
темное, происки дьявола, серой пахнет.
- Десятник, - отвечал Гном, - один. Решение принять может сам. Кроме
того, это Гришка Лопух, ты его знаешь. В десятники попал без выслуги,
сразу при приборе. Молод и очень самолюбив. Так что славой, судя по всему,
делиться ни с кем не захочет.
И оказался прав.
Название села сразу в руки Лопуху не далось. Но ему повезло с ходу
выведать имя Поротова, и, покрутившись с минуту на месте, десятник решил
не возиться с крючками в Поместном приказе, а сразу взять за грудки
сдатчика, благо жил тот буквально по соседству.
Дальше все покатилось с неописуемой быстротой. Вырвав у ничего не
скрывавшего Поротова заветное название и узнав, что находится сельцо
относительно недалеко, десятник, видно, сообразил, что успеть туда и
вернуться можно еще засветло. После этого он, ни секунды не колеблясь,
прыгнул в седло и, даже не озаботившись захватить в слободе хоть пару
пищалей, гикнул, и птицей полетел впереди своей гвардии к Живому мосту.
С разбойным посвистом кавалькада пронеслась стелющейся цепочкой
сквозь Заречье, миновала скопившиеся в Щупке у досмотра возы с сеном и,
горяча коней, ударилась по древней, хорошо наезженной дороге в сторону
Даниловского монастыря, помахивая ногайками, пригнувшись к холкам, хмелея
от бурлящей в жилах молодой и яростной крови.
- Ну, нам пора, - нарушил молчание Старик. - Будь здоров, Григ. Мы
поехали.
- Удачи вам, - сказал Григ. - Счастливо.
- И тебе удачи, - прогудел Барт.
- Не волнуйся, - пообещал Лип. - Все будет в порядке.
И только Лонч ничего не сказал, молча тронул коня.
Отключившись от них, Григ посмотрел на Чаку. Съежившись, она сидела
на песке, обхватив ноги руками, уставив подбородок между коленей, и в
глазах ее плескалась такая тоска, что Григ, не выдержав, вдруг импульсивно
сел рядом и обнял ее за плечи.
- Ну, ну, - сказал он. - Ну что ты, девочка, что с тобой? Не грусти,
Чака, улыбнись сейчас же. У нас впереди большое дело. Смотри веселей! Все
будет в порядке.
Он сильно прижал ее к себе, свободной рукой погладил по волосам. И
тут словно лопнула какая-то незримая струна, державшая Чаку до сих пор.
Лицо у нее сморщилось, перекосилось, и из глаз неожиданным потоком хлынули
слезы. Уткнувшись головой в грудь Грига, она рыдала в голос, ухватившись
за рубаху на его груди, кусала губы, зажимала себе рот и все же никак не
могла остановиться.
Григ растерялся. Безуспешно пытаясь успокоить Чаку, он неловко гладил
ее худенькие плечи, прижимал к себе, вытирал слезы, но ничего не
получалось. Чака рыдала навзрыд, повторяя в отчаянии: - Это конец, Григ,
это конец. Они погибнут, они все погибнут!
Чаку била истерика, и не зная, как ее остановить, Григ взял в ладони
ее лицо и стал целовать его, как бы желая высушить текущие по щекам слезы.
И прежде, чем он осознал, что происходит, Чака вдруг взглянула на него,
глаза ее распахнулись и трясущимися еще губами она прижалась к его губам.
- Люблю, - услышал он. - Люблю, давно люблю, Гаврюшка, Григ, чурбан ты
бесчувственный, милый мой, люблю тебя.
Григ ошеломленно глядел на нее. - А Лонч? - беззвучно выдохнул он. -
Как же Лонч...
- Лонч! - воскликнула Чака. - Что Лонч?! Господи, Григ, ну что ты
говоришь! Неужели ты не видел? Ты ничего, ничего не понимал? А то, что мне
даже думать о тебе было нельзя?! Я же не знала, что ты наш! А потом... Ох,
как мне плохо было в дороге. А ты! Ты на меня и смотреть не хотел! Я так
мучилась! Боже мой, Григ, как же мне было плохо, ты себе представить не
можешь!
И она опять заплакала, но на этот раз тихо и легко, и Григ, чувствуя,
как плавится от невозможного, неземного счастья его сердце, обнял ее и
сжал изо всех сил.
- Чака! - прошептал он, целуя ее волосы, и руки, и шею, и потом -
оторвав от себя ее заплаканное лицо - щеки, глаза и губы. - Чака, милая,
родная, любимая. Господи! Девочка моя, счастье мое, если бы ты знала, если
бы ты знала!.. Ты ведь ночами снилась мне, а я, я-то дурак, я ведь думал:
Лонч. Солнышко мое! Любимая!
Так они и сидели на берегу, то смеясь, то умолкая, и Григ целовал ее,
и она целовала Грига, и он ласково пушил ее короткие волосы, дул в
покрасневшие глаза, и она прижимала к щекам его ладони и водила пальчиком
по его лицу. Время замерло. Воздух застыл, словно стекло. Это было похоже
на сказку, на чудесный сон в волшебную ночь.
- Ты ошиблась, девочка, - сказал Григ. - Женщины любят мягких и
добрых. Опомнись, пока не поздно.
- Дурачок, - она прижалась к нему, обняв рукой за шею, уткнулась
носом в плечо. - Откуда у тебя эти шрамы? - услышал он ее голос.
Григ смотрел на ее ладошку, легко касающуюся его груди. Он помнил
биографию каждого, особенно четко того, который она трогала пальцем, но
говорить о них не хотел. Лишь непосвященному шрамы рассказывали о
безудержной смелости и отчаянной доблести. Те, чья кожа была исполосована
рубцами, знали, что практически все они - свидетели их просчетов и неудач.
Он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствовал бы себя солдат,
приехавший в отпуск и безмолвно сидящий за столом, за которым набежавшие
соседи и родные жадно ждут рассказов о героических подвигах. А он мог
рассказать только то, что видел сам, но в этом не было ничего
героического, а была кровь, грязь, ненависть и сумасшедшее желание выжить.
Он вспомнил бесконечные заброски, синие, красные и желтые солнца, лупящие
сквозь исцарапанный пластик светофильтров, и останки Поисковиков,
размазанные изнутри по пробитым метеоритами скафандрам или переваренные в
кашу агрессивной биосредой, проникающей сквозь любые защитные поля. Это
были жестокие миры, и всех, кто прошел через них и не погиб, они делали
похожими на себя.
О чем он мог рассказать? О полетах, сплошь состоящих из головной боли
экстренных пробуждений? О постоянно выходящей из строя аппаратуре и потной
духоте тесных, неуютных форпостов? О том, как сходили с круга самые
выносливые и ломались, не выдержав, самые сильные? Даже думать об этом
было тошно - не то, что говорить.
- Не знаю, - сказал он вслух. - Разное было.
Чака поняла его по-своему и обиженно сжала губы.
- Я, наверное, ужасно глупая, - сказала она, помолчав.
- Я люблю тебя, - сказал Григ, чувствуя, как обмирает все внутри от
этой правды. - Ты даже не догадываешься, как давно я тебя люблю.
Ее длинные тонкие пальцы медленно скользнули по его шее, вычертили
замысловатую виньетку на плече, мягко сжали предплечье, и Григ
почувствовал, как перехватило у нет от этой нежности горло и как
отозвалось на нее судорожным стоном давно забывшее о ласке тело.
- Григ, - она прижалась к его груди. - А тебе там было страшно?
- Страшно? - переспросил он. - Да, пожалуй. Конечно, было.
- А ты не боялся умереть?
- Умереть? - Григ задумался. - Да нет, наверное, - сказал он. - Об
этом просто не думаешь. Там вообще бояться некогда И потом, знаешь, так
даже лучше, когда это происходит в деле или в бою. В постели умирать хуже.
Неопрятно как-то, да и родные тут же... А там сразу.
- И с мечом в руке, - со странной усмешкой сказала Чака.
Григ пожал плечами.
- Что ж, - сказал он, - тогда тебя, по крайней мере, ждет Валгалла.
Брось, Чака! Я не рисуюсь. Тем более сейчас, когда все мы под Богом...
- Господи! - встрепенулась Чака. - А где же ребята? Мы совсем о них
забили. Как они там?
Там все было в порядке. Группа уже подъезжала к переправе через
Пахру, и до встречи с погоней у нее еще было по расчетам верных полчаса.
- Мы их встретим на том берегу, - сказал Старик, - иначе нельзя. Они
же не знают дорог. Мало ли, как они поедут. Где их потом ловить?
- На берегу? Прямо возле переправы?
- Да. Мы будем поить лошадей. А увидев стрельцов, в панике бросимся
седлать. Я думаю, Лопух не промедлит ни секунды, тем более, что тут мелко.
Так что разрыв окажется минимальным. Они не отстанут и не потеряют нас.
Выглядеть все это будет естественно. А если они нас догонят, накидаем
"чечевицы". У нас есть.
- Хорошо. Делайте, как решили. И пусть с момента появления стрельцов
будет постоянная связь.
- Конечно.
- Ну, удачи вам.
- И вам.
- Ка эс, - сказал Григ, отключаясь. - Слышала? - обратился он к Чаке.
- Пора и нам за дело.
- Боюсь я за них, - прошептала Чака.
- Не бойся, - сказал Григ. - Они не пропадут. В конце концов, у них
есть Мистер Томпсон. Пошли что ли? - он протянул руку.
- Пошли, - тихо ответила Чака, и Григ понял, что ей и в самом деле
страшно.
- Не переживай, - сказал он. - Все будет хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20