Но не подала виду, что задета. Села, отбросив на спину длинные волосы, обхватила руками колени.
— Я обузой не буду. Ты ведь человек пришлый, а я в землях радимичей все пути знаю, могу и проводницей служить.
И поглядела через плечо, сначала спокойно, а потом уже через невольно набежавшую слезу.
Торир видел любовь в ее взгляде. Что ж, женщины часто любили его. А эта… Он видел в полумраке ее светлые глаза под пушистыми ресницами, видел алый, запекшийся от поцелуев рот. Да, хороша, что уж тут. А красота тоже сила, ее при надобности и использовать можно. Но кто эта красавица? Ничего ведь не знает о ней. А баба она явно не простая. Есть что-то особое в ее взгляде, в интонациях голоса. Он поцеловал ее ладонь — нежную, почти не огрубевшую от работы. У местных женщин другие руки, твердые, шершавые, другая осанка, без этой вызывающей горделивой грации.
— Кто ты, Карина?
«А сам ты кто? Откуда?» Она чувствовала в нем нечто непонятное, но простодушно улыбнулась.
— Я жила у радимичей. Меня Родим в свой терем меньщицей брал, но Параксева-княгиня прогнала.
— А…
В его взгляде появился новый интерес. Он даже нахмурился. Но тут сообщили, что пришел посланец волхвов, и варяг вмиг поднялся, стал одеваться. Карина тоже засобиралась, но он остановил ее;
— Жди. Не ходи за мной.
Он вышел на крылечко, и после полутемной избы свет полуденного солнца просто ослепил его. Прикрыв рукой глаза, варяг осмотрелся. Волхва он увидел у обледенелого колодца. Тот был собран как в дорогу — в валенках, длинном кожухе, подпоясанном лыком. За повод держал неказистую лошаденку с переметными сумами у седла. Значит, все же проводник, не из главных, просто из тех, кто еще посвящение не прошел. И все же служитель держался не больно приветливо, не подходил ближе. И уже идя к нему, Торир увидел за деревьями леса двоих кметей в меховых накидках поверх копытных доспехов. Поняв, что их заметили, кмети сделали обычный приветственный жест. Торир кивнул. Не иначе как из Елани пришли, но он побоялся додумать мысль до конца, догадываясь, зачем они посланы.
Волхв подтвердил догадку.
— За тобой след. Волхвы приказали вести тебя, только если от спутницы избавишься.
Торир молчал. Карина — та, о которой с такой тоской говорил, Родим, а Параксева явно недолюбливала.
ВОЛХВ ПОЯСНИЛ:
— Спутница твоя не просто баба, а известная княгиня Карина. Она сильную власть над прежним князем Боригором имела. Люди поговаривали, что одной из причин вражды Родима с отцом было его желание забрать у Боригора раскрасавицу меньшицу. А как забрал, Параксева ее особенно невзлюбила, сгубить обещалась. Ты же ее себе взял. Но Параксева не успокоится, пока не избавится от опасной соперницы. И только тебе решать, варяг, наследишь ли ты, обозлив княгиню-мать, или чистым уйдешь. Если откажешься от вдовы Боригора и зазнобы Родимовой — поведу тебя. Если возьмешь с собой… Сам путь искать станешь, а нам княжья немилость ни к чему. Мы волхвы, в мирские дела не суемся.
Торир понимал, что ждет случайную полюбовницу, если он не защитит ее. Но что ему до Карины? Разве у него не иное дело?
— Пусть забирают.
Кмети, поняв по его жесту, что препятствовать им не будут, кинулись в дом. Торир же пошел седлать коня. Однако мерзко так вдруг на душе сделалось. Даже солнечный день словно потускнел.
Видимо, Карина сразу поняла, зачем явились еланцы. В избе послышался ее крик. А подосланные убийцы не стали очаг честных селян кровью марать, потащили девку на крыльцо. Она вырывалась, цеплялась за резной столбик навеса. Кмети оторвали ее грубо, поволокли, не обращая внимания на взволнованно глядевших селян.
Карина на помощь местных и не рассчитывала.
— Торша! — звала она. — Помоги, Торша!
Но осеклась, увидев, как варяг спокойно провел мимо жеребца. Что ж, потешился с красивой бабой, и хватит с него. У нее потекли слезы Страх, и обида придали сил. Стала вырываться отчаянно, кмети сразу и справиться не могли. Карина боднула одного в подбородок, впилась пальцами в глаза другому, опять уцепилась за какую-то из построек. О помощи больше не молила. Высыпавшие было из дома поселяне поспешили уйти. Она заметила и наблюдавшего со стороны волхва. А Торир спокойно сел в седло и поехал прочь.
Кмети все же выволокли ее за околицу. К лесу тащили, чтобы там и порешить. От ужаса у Карины все плыло кругом.
— Пустите меня, ради доброго Рода, — молила она. — Я уйду тихонечко, никто не узнает куда. А с вами серебром расплачусь. Монисто у меня есть серебряное.
Она рванула у горла ворот тулупа — звякнули серебряные кругляки дирхемов. Что-то появилось в лицах убийц, переглянулись быстро. Потом один неожиданно оглушил девушку сильным ударом кулака по затылку и, перекинув обмякшее тело через плечо, понес в чащу. Второй шел следом, проваливаясь в снег.
— Да погоди ты, — окликнул он того, что с ношей. — Ишь припустил. Куда так торопишься? Хозяйка велела лишь в сторону оттащить и добить.
Первый остановился, стал доставать нож.
— Подставь ее горло, зарежем быстро, чтоб не мучилась. Да и монисто заберем. Монеты поделим — и о том молчок.
— Смолчим, конечно. И не только об этом.
Первый уже скинул молодую женщину на снег, но второй удержал его руку с ножом.
— Погодь, прыткий какой.
— Чего ждать? Видишь, Каринка очухивается. Сейчас голосить начнет.
— Погоди же, Бугай.
Второй сорвал рукавицу, спешно втолкнул Карине в рот. Сам улыбался.
— Убьем-то мы ее все едино. Но неужто тебе, Бугай, не любо сперва княжьей плотью потешиться? Карина красива, как Дева Лебединая. Не зря же Боригор с Родимом по ней так убивались. Аль тебе не сладко будет знать, что и ты княжьей утехой насладился?
Бугай подумал и убрал нож.
— Монисто только сними. Ишь, глазища открыла. Пускай же на последнего полюбовника посмотрит. Подол задери ей повыше. Какая кожа! Точно шелк иноземный.
Его лицо похотливо исказилось, он стал торопливо развязывать гашник. Но первый кметь потеснил Бугая, твердя, что он надумал — ему и первенство.
Карина еще не совсем опомнилась, слабо слышала грубые голоса над собой. Поняла только, что лежит полуголая на снегу, стала пытаться одернуть одежду. Кто-то стукнул ее по рукам, навалился верху. Одновременно шарили у нее за пазухой, мяли грудь, рванули несколько раз монисто, только голова ее дернулась. Наконец она очнулась. Захрипела, давясь шерстяной рукавицей во рту.
Дальнейшее произошло мгновенно. Насильники и не заметили, когда рядом возник чужак. Вроде бы уехал, а тут возник рядом, словно блазень..Схватил одного за бороду, рванул голову назад и быстро резанул по горлу. Тут же, не ослабляя силы, этой же рукой вогнал по рукоять нож в грудь другого.
Все произошло так стремительно, что пришедшей в себя Карине показалось, будто и не было ничего. Но рядом лежали окровавленные тела насильников, а Торир чистил о снег лезвие ножа.
Карина глядела испуганно и удивленно. Потом вздохнула нервно и кинулась к спасителю, обняла за колени.
— Верной рабой тебе буду, умру за тебя!.. — Захлебнулась слезами.
Торир погладил ее по разметавшимся черным волосам. Не мог себе объяснить, зачем развернул коня, отмахнулся от твердившего что-то волхва и поскакал по следу, пока не увидел их. Тогда все помутилось в голове от злобы. Глупо повел себя, но не жалел. Хотя и понимал, что нарушил зарок посланника — не вмешиваться в местные дела. Поэтому, когда следом за ним из леса появился проводник, Торир только пожал плечами на его осуждающий взгляд.
Проводник сначала только смотрел. Потом скинул на снег переметные сумы для гостя и медленно поехал в лес. Исчез в чаще.
Торир повернулся к Карине. Она все еще вздрагивала от плача. А он вдруг заметил блеск серебра у нее на шее. Ишь какое!
Карина заметила его взгляд и, сняв сверкающее монисто, протянула ему. Но варяг отвел ее руку.
— Оставь. Скажи лучше, не лгала ли, обещая, что можешь провести меня? Мне в град Копысь на Днепре надо.
Она, наконец, взяла себя в руки.
— Раз говорила, значит, проведу.
— Тогда не мешкай. Чем скорее уедем от Елани, тем лучше.
ГЛАВА 3
Торир проснулся внезапно, как от толчка. Он узнал это заполонившее душу чувство. Вернее, предчувствие, точнее — уверенность. Что-то должно было случиться. Еще непонятное, это чувство подсказывало беду. Дар богов — как пояснили некогда воспитавшие его волхвы. Если бы он остался с ними, они научили бы его управлять этим чувством, видеть опасность, даже предотвращать ее. Но на это ушли бы годы, а он не мог тратить на это жизнь. И он ушел от волхвов, почти бежал. И все, что он теперь умел, чему научил его опыт — это предчувствие того, что надо уходить, бежать от того места, куда шла беда.
Торир осторожно снял с плеча головку спящей Карины. Приподнявшись, огляделся. Они лежали в боковуше большой крестьянской избы, где определились вчера на постой. Вокруг спали люди, слабо рдела каменка. Тепло и тихо. А ощущение надвигающейся опасности было столь сильным, что хотелось взвыть. Но откуда же грядет беда? Ведь впервые за последние дни, после долгого переезда через чащи, Торир позволил своей проводнице заехать в это селище огнищан-общинников. Они уже были близко от Копыси, и Ториру понадобилось, чтобы из села выслали на капище около града гонца с весточкой о нем. Селяне выполнили его наказ, но только после того, как Карина приказала, К негаданной попутчице варяга здесь отнеслись с почтением, даже старейшины местные ее приветили. Рассказывали варягу, какую силу она имела при Боригоре, как слушал прежний князь свою разумницу жену. И ведь именно оттого, что она была с Ториром, и приняли их столь приветливо. А чего бы не принять, раз мора в здешних краях не было, а волхвы уже праздничную седмицу Масленицы объявили, когда люди перестают хмуриться, веселятся, пекут круглые, как солнце, блины и потчуют ими гостей.
Но то, что приближалось сейчас, в последний час ночи, не было добрым. Торир это чувствовал и не мог больше ждать, Он вскочил, стал трясти Карину Она лишь сонно улыбнулась. — Что?
— Вставай. Уходим.
Кое-кто проснулся от их возни. Хозяйский отрок-холоп послушно пошел седлать игреневого, спрашивал, куда это гости ни свет, ни заря торопятся. У Торира даже мелькнула мысль — не предупредить ли приветливых огнищан? Но времени уже не оставалось.
Варяг понял это, когда они отошли в лес. Он шел пешком, ведя на поводу Малагу, а Карина, сонная, сидела в седле. Она же первая и услышала это. Не он. Он был занят, продираясь сквозь подлесок, утопая в сыром после недавних солнечных дней снегу. — Торша. — непривычно звонко окликнула девушка. Он замер. Оглянулся. Сзади в селении — крики, мелькание огней, громко заржала лошадь. Потом загорелось что-то.
Торир живо представил себе, как носятся верхом темные всадники, кидают на соломенные кровли горящие факелы, как те выбегают полусонные, ничего не ведающие люди и тут же падают под ударами острого булата. Его предвидение подсказало ему это. А Карина и так поняла.
— Там беда, Торша. Вернуться бы.
— Зачем? Помочь все равно не сможем.
И пошел прочь. А на душе скверно сделалось. Ведь как приветливо их приняли в селении, последним поделились.
Они пробирались долго. Один раз наткнулись на следы на снегу Много было следов — конских копыт, подкованных. Торир сразу же свернул в чащу. Вскочил на Малагу, потеснив Карину на круп, ехал, сам не зная куда, лишь бы подальше. Карина потом выведет. Она и впрямь знала места и была прекрасной проводницей.
Девушка все время молчала. Лишь когда совсем рассвело, и Торир сделал остановку у бившего из-под снега родника — сам пил колкую ледяную воду, дал и Малаге испить, — Карина вдруг сказала негромко:
— Ты ведь знал о набеге. Успел уйти вовремя.
Он оглянулся, вытирая губы тыльной стороной ладони. Карина с высоты Малаги смотрела на него холодно, с неприязнью. Но так шла ей эта надменная презрительность… Ишь ты, только недавно ее из лохмотьев в добротный тулуп одели, дали плат пуховый — а выглядит и впрямь княгиней.
— Я должен был уйти.
— Как так? Может, ты и навел? Откуда же знал?
Он зло выругался. Что это себе найдена его позволять стала? Не объяснять же ей, женщине, про дар свой. А она не унималась:
— Нас ведь встретили, как Род велел. Хлеб-соль с нами делили, кров дали. А ты…
— Глупая. Как я мог навести? А ушел потому, что почуял — надо.
Она не понимала. И взгляд по-прежнему был холодный, колючий. Темная прядь выбилась из-под плата, легла вдоль щеки, лицо побледнело, гордый алый рот сжат презрительно. Но хороша была неимоверно. Торир даже подивился тому, насколько она ему нравилась. Как хотел ее. Даже такую, сердитую.
— А ну слазь!
Она глянула с вызовом, но подчинилась. Еще ничего не понимала, когда он потащил ее прочь. А когда притянул, развязал ее кушак, огладил под тулупом тело, даже отшатнулась. В первый миг опять подумала, что о беременности ее скажет. Но Торир вдруг резко повернул ее, привалив лицом к дубу. И подол сзади задрал, пристроился. Карина только охнула. И не представляла себе, что можно вот так. Но страсть дикая уже ожила в ней. И, забыв о своих подозрениях, о гневе, сама вдруг поддалась, желая принадлежать ему, достаться сильнее.
Возможно, Торир своей резкостью думал наказать девку. Но сам не заметил, когда начал ласкать, гладить ее выгнутую спину, сжимать под юбкой ягодицы, искать тугую грудь. Где-то в глубине он ощутил знакомое, вызываемое только этой строптивой рабой ощущение, что хоть и берет он ее, когда пожелает, но получается, что Карина умеет ответить так страстно, что уже не рабой была, не просто уступавшей бабой, а госпожой. Жадно откликалась, требовала ласк и была столь восхитительна, что он ни в чем не мог ей отказать. А Карина уже выгибалась, поворачиваясь к нему так, что его губы находили ее уста, лицо. Она первая стала постанывать, всхлипнула, заурчала, как крупная довольная кошка. И Торир, уже ничего не соображая, зарылся лицом в ее сползший плат, застонал сквозь сцепленные зубы…
Позже, уже оправляя одежду, Карина спросила:
— И что хотел доказать?
Бросила на него взгляд из-под длинных ресниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11