– В жизни ничто не кончается, кроме самой жизни, – возразила Майра.
Глава 20
1 января 1890 года
«Милая Уэнди!
Итак, мы вступаем в новое десятилетие. Это удивительно и даже несколько пугает. Подумай, как ускоряет свой бег время по мере того, как идут годы. Шон говорит мне, что я не выгляжу ни на один день старше, чем когда он встретил меня. Я понимаю, что тут проявляется его ирландский характер и манера угождать дамам, и все же слышать это приятно. В конце концов, и я ведь убеждаю его в том, что его стан ничуть не менее стройный, чем когда я вышла за него замуж. Откровенно говоря, я совсем не чувствую, что старею. В тридцать девять я вешу столько же, сколько весила в девятнадцать. У меня нет ни единого седого волоска. И единственная веха, указывающая нам наш возраст, – наши дети. Я получила письмо от Патрика из Военной академии Соединенных Штатов, что в Уэст-Пойнте. Как тебе известно, он пытается осуществить свою детскую мечту и стать кавалерийским офицером, как и его отец. Он поразительно похож на Брэда, просто его копия, что ты, вероятно, заметила прошлым летом, когда он навестил тебя в Мэриленде.
С другой стороны, Дезирэ, насколько я замечаю, очень мало похожа на меня, хотя люди говорят, что чертами лица и статью мы похожи и это видно невооруженным глазом. Она унаследовала медно-рыжие волосы и зеленые кошачьи глаза нашей бабушки Каллахан. А какой темперамент! Дезирэ – злючка. Она вспыльчивая и волевая, как и положено «дочери полка». И я теперь снова вспоминаю, что много лет назад то же самое можно было сказать и обо мне.
В прошлом году Шону присвоили чин бригадного генерала. Как странно складывается жизнь. Ведь он не собирался делать военную карьеру, но, как и в других сферах жизни, есть какие-то более мощные, чем наша воля, сложные силы, влияющие на нашу жизнь да и просто формирующие ее. Я опасаюсь, что мы с Шоном погрязли в рутине. Последние десять лет были для нас спокойными, благополучными и безоблачными в отличие от первого кошмарного года в Индии. Мы стали типичными колониальными жителями: переодеваемся к обеду, играем в вист в клубе и ездим верхом в сопровождении собак каждое воскресное утро.
В конце этого года мы отпраздновали юбилей Шона: он прослужил в армии, в уланском полку, ровно двадцать пять лет и теперь подал прошение об отставке. Мы собираемся осесть в Англии, а возможно, в Ирландии, купить небольшую ферму и красиво и благородно встретить старость.
Сегодня вечером едем на маскарад в правительственную резиденцию по случаю прибытия нового вице-короля сэра Сиднея Фарнсуорта. Я буду в костюме Марии Антуанетты, а Дезирэ выбрала костюм Саломеи, которая, как ты, вероятно, помнишь, потребовала, чтобы ей поднесли на серебряном блюде голову Иоанна Крестителя. Шон говорит, что усматривает некую мрачную символику в выборе наших костюмов, потому что оба они – и Иоанн Креститель, и Мария Антуанетта – потеряли свои головы. Иногда мне кажется, Дезирэ ведет себя так, будто не отказалась бы принять мою отрубленную голову, поднесенную ей на блюде. Я люблю Дезирэ, а она, я знаю, любит меня, но по большей части мы с ней бываем несовместимы, как вода и постное масло. Шон избаловал ее больше, чем это мог бы сделать родной отец, и она его обожает. Она называет его папочкой, что мне не нравится. Пэт никогда не мог себя заставить звать его отцом. Он слишком боготворил Брэда. Он всегда называл Шона дядей, и они прекрасно ладили.
Я так жду нашей семейной встречи и воссоединения в следующем году, когда Шон выйдет в отставку и мы остановимся на некоторое время в Штатах по пути в Англию.
Пожалуйста, передай привет Карлу и вашим детям и скажи, что я неизменно люблю их. Не сомневаюсь в том, что они растут так же быстро, как и наши. Конечно, передай привет Сьюзен и ее потомству, как и уверения в моей любви. Пожалуйста, поскорее напиши мне.
Твоя любящая сестра Майра».
Майра запечатала письмо и прошла через широкий коридор в спальню Дезирэ. Она постучала в дверь.
– Входи, мама.
Майра остановилась в дверях, будто зачарованная глядя, как ее дочь вертится перед зеркалом и делает пируэты, примеряя свой бальный туалет и охорашиваясь.
– Что ты думаешь, мама?
Майра поморгала, потом сказала:
– Это очень красивый костюм, вполне подходящий для одалиски, содержащейся в гареме какого-нибудь шейха, но он вовсе не годится для бала в правительственной резиденции. Право же, это так, моя дорогая. Бедного вице-короля хватит удар, когда он увидит тебя в таком костюме.
– Этот старый греховодник сэр Сидней придет от меня в восторг.
– Ты невыносима.
– Ну, пожалуй, это верно. Когда на прошлой неделе я отвозила эти бумаги в правительственную резиденцию, он ущипнул меня за щеку. – Ее глаза недобро блеснули, и она добавила: – Я имела в виду совсем не эти щеки! – Она дотронулась до лица.
Майра не могла удержаться от смеха.
– Ты гадкая, гадкая девчонка, Дезирэ, и тебя следует отшлепать.
Дезирэ хихикнула:
– Держу пари, что сэр Сидней ни за что не упустит второй такой возможности.
Майра покачала головой и вошла в комнату, чтобы рассмотреть костюм дочери получше.
На девушке была туника из красного шелка, доходившая до колен, а под ней пара полупрозрачных восточных шаровар из тонкого белого шелка, и в самом деле похожих на те, что носят женщины гарема, открывавших больше женских ног, чем вице-король видел за долгие-долгие годы, решила Майра. Шаровары дополняли медные накладки на грудь и короткий жакет черного бархата. Между каймой, украшавшей жакет, и местом, где начинались шаровары, было дерзко выставлено напоказ голое тело.
– Я не одобряю, и боюсь, твой отец тоже не одобрит. Я только хотела бы, чтобы он был здесь и привел тебя в чувство, юная леди. Знаю, что меня ты не послушаешься.
– Не будь такой ханжой, мама. Я все слышала о твоих эскападах в юности.
Она взглянула на себя в зеркало, потом провела пальцами по своим бронзовым кудрям, свободно спускавшимся на округлые плечи.
– Думаю, сегодня вечером я могу оставаться с распущенными волосами. Это придаст мне более бесшабашный вид. Ведь Саломея, вероятно, выглядела именно так.
Майра просветила дочь, когда Дезирэ достигла половой зрелости, но не на конкретных примерах, а скорее теоретически. Они никогда не были настолько близки, чтобы обсуждать слишком интимные вещи. Она не посвящала Дезирэ в свои отношения с любовниками точно так же, как никогда не спрашивала девушку о ее опыте на этой стезе, если, конечно, у нее был такой опыт. Но инстинктивно Майра чувствовала, что Дезирэ рассталась со своей невинностью давным-давно – подростком. В четырнадцать, как и Майра, она достигла половой зрелости, и теперь Майра улыбнулась своему воспоминанию о первом чувственном опыте с юным Бобом Томасом. Конечно, в форте Уильям и его окрестностях для молодой незамужней девушки было много возможностей завести тайную интрижку, если бы только она пожелала. Там были десятки молодых и привлекательных холостяков среди отчаянных, лихих улан, а также некоторых молодых штатских.
И разумеется, на светских раутах вокруг Дезирэ толпились молодые люди, и она со всеми флиртовала напропалую. По примеру некоторых гордых, хорошеньких и пользующихся успехом молодых особ Дезирэ благоволила к тем, кто меньше остальных обращал на нее внимание. И особый интерес она проявляла к некоему лейтенанту Фарли Джонсону.
Майра была вынуждена признать, что он обладал и красивой внешностью, и шармом, что было способно заставить затрепетать почти любое женское сердечко независимо от того, была ли женщина молодой или не очень. Однажды жена адъютанта Шона, знойная брюнетка, разоткровенничалась с Майрой.
– Господи! – сказала она. – Готова утверждать хоть под пыткой, что этот малый кое-чего стоит! Я позволю ему поставить свои сапоги под моей кроватью, как только он пожелает.
Хотя он был на десять лет моложе ее, Майра молча признавалась себе, что от этого юноши веет мужественностью, что могло взбудоражить любую женщину и воспламенить ее кровь.
И она как могла избегала встречи с лейтенантом Джонсоном. Однако с того самого дня, как лейтенант прибыл в форт Уильям, было очевидно, что он предпочитал общество жены своего командира обществу всех остальных молодых женщин. И это несчастное обстоятельство послужило причиной того, что возникало постоянное напряжение в отношениях между Дезирэ и ее матерью.
– Теперь, дорогая, мне пора одеться самой. Поможешь мне надеть костюм Марии Антуанетты? Он ужасен.
– Буду рада помочь.
Она последовала по коридору за Майрой в ее спальню и присела на кровать, пока Майра надевала белье.
Сначала она надела белые панталончики до колен, вышитые, украшенные кружевами и цветными лентами. Поверх них надела плотную шерстяную нижнюю юбку, подбитую конским волосом, с кринолином. Поверх этой надевалась вторая нижняя юбка с подкладной подушечкой, спускавшаяся до колен. От колен и до талии эта нижняя юбка была укреплена вшитым в нее китовым усом. На эту надевалась третья нижняя юбка, белая с накрахмаленными цветами, и, наконец, сверху полагалась последняя юбка, из муслина. К тому времени как был совершен этот подвиг во имя красоты – облачение Майры в ее пышное объемистое платье, на которое пошли ярды и ярды присборенного белого атласа, поддерживаемого сзади турнюром и посаженного на обруч, так что все это сооружение походило на воздушный шар, – обе женщины, и мать и дочь, были страшно утомлены.
– Этот монстр сидит на тебе прекрасно, – пробормотала Дезирэ. – Неужели придворные дамы времен Людовика XVI всегда так одевались?
– Не думаю. Возможно, только для особых случаев, для самых пышных балов.
– Тогда я рада за них, потому что, если было не так, то это должно было вредить их сексуальной жизни. Не могу себе представить, чтобы нашелся мужчина, у которого хватило бы терпения и сил распутывать все эти узлы и снимать слой за слоем ткань, чтобы добраться до лилейного тела какой-нибудь девицы.
Майра рассмеялась:
– Дезирэ, ты скороспелка, отличаешься дерзостью и выражаешься как торговка рыбой.
– Ну, я рада, что на тебе этот туалет. Уж по крайней мере Фарли Джонсон не сможет к тебе приблизиться – это сооружение будет держать тебя на расстоянии. Когда на тебе эти обручи, ни один мужчина не сможет подойти к тебе на расстояние в три фута.
Тон ее был нейтральным, обыденным, но на губах играла злорадная улыбка.
Майра нахмурилась и ответила резко:
– И что бы это должно было значить, юная леди?
Девушка пожала плечами и поправила свои медные пластинки на груди.
– Да ничего, кроме того, что они всегда увиваются за тобой. – Ее улыбка теперь стала еще язвительнее. – И знаешь что? Я думаю, что тебе льстит их внимание. А, мама?
– Не говори глупостей! Что касается Фарли, то ему впору быть моим сыном.
Дезирэ недоверчиво подняла брови:
– Ну, едва ли!
– Я нахожу твой юмор безвкусным и отвратительным!
– Даже папа говорит, что он влюблен в тебя.
– Не хочу больше слушать эту чушь. Веди себя сообразно своему возрасту.
– А ты, мамочка, почему не ведешь себя сообразно возрасту?
Майра стиснула зубы. Она молча подошла к дочери и дала ей пощечину.
– Скажешь еще хоть одну дерзость, и я запрещу тебе появляться на этом балу!
В глазах Дезирэ блеснули слезы, но ярче слез полыхнул зеленый огонь ярости. Стараясь сдержаться, девушка круто повернулась и вышла из комнаты. Майра подняла глаза к потолку в бессильной досаде.
– Шон, почему тебя нет рядом, когда ты мне так нужен?
Генерал Флинн в этот вечер должен был присутствовать на торжественном и почетном ужине в честь посещения принцем Уэльским британского линкора, только что бросившего якорь в гавани Калькутты.
Сэр Сидней Фарнсуорт и его жена Хелен приветствовали Майру и Дезирэ у лестницы, которая вела вверх, в бальную залу правительственной резиденции. Вице-король был облачен в костюм китайского мандарина, дополнявшийся шапочкой, обтягивавшей череп, и фальшивой косичкой, свисавшей на спину. Его жена была одета в яркое кимоно, а волосы ее были уложены в затейливую восточного стиля прическу и взбиты высоко надо лбом.
Дезирэ пошла на компромисс и, дабы продемонстрировать, что и она не чужда скромности, окутала свои обнаженные плечи шалью. И несмотря на это, и вице-король, и его супруга были смущены ее излишне откровенным костюмом.
– Вы выглядите прелестно, миссис Флинн, – сказал вице-король не своим, а каким-то слишком тонким голосом. Потом, выдержав паузу и откашлявшись, добавил, обращаясь к Дезирэ и стараясь не смотреть на нее: – И вы тоже очаровательны, моя дорогая… да, очаровательны.
Лицо Хелен Фарнсуорт могло бы заморозить геенну огненную.
Майра и Дезирэ смешались с толпой гостей, стоявших на площадке для танцев, и где бы ни появлялась девушка, ее костюм вызывал оживление. Майра каждый раз вздрагивала, слыша замечания в их адрес:
– Такой туалет был бы вульгарен даже для спальни.
– Для спальни? О, мой муж никогда не видел меня в столь бесстыдном костюме. Это отвратительно.
Дезирэ наслаждалась вызванным ею переполохом, и чем-то напомнила Майре ее самое в таком же возрасте, когда и она любила эпатировать старших. Лицо Дезирэ оживилось при виде лейтенанта Фарли Джонсона, высокого и стройного и столь непохожего на жирных клерков и молодых офицеров, среди которых он стоял. Он был красив грубоватой и мужественной красотой. Прямые светлые волосы свисали ему на лоб. Кожа его была чистой, с несколькими веснушками. Со своими веселыми синими глазами и открытой улыбкой он так и светился обаянием. Плечи у него были широкие, и Дезирэ в мечтах часто представляла их обнаженными, с играющими под кожей мускулами. Она представляла также, как его мощное и мужественное тело нависает над ее собственным, как он обнимает и обволакивает ее. Майра не ошиблась, предположив, что Дезирэ не была больше девственницей. Молодой капрал, приставленный к лошадям и помогавший на конюшне, приобщил ее к «радостям жизни», или, как он грубо и непристойно выражался на своем кокни, взял ее, когда ей было пятнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46