Что касается твоего деда, то из него каждое слово приходится вытаскивать ну просто клещами. Да и в любом случае он скорее расскажет важную новость постороннему человеку, чем мне.Джессика уже готова была ответить новой резкостью, но сдержалась, заметив на подбородке матери какое-то странное темное пятно. Нахмурившись, она протянула руку и повернула лицо Арлетты к свету, падавшему из окна. Она не ошиблась — это был свежий фиолетово-багровый синяк, который отчетливо виднелся даже сквозь толстый слой грима.— Оставь! — Арлетта отдернула голову.— Что с тобой случилось?— Ничего, — коротко ответила Арлетта и, опустив взгляд, отошла в глубь комнаты.— Ты упала? Или на что-то налетела? — продолжала допытываться Джессика, делая шаг вслед за матерью.— Ты же знаешь, что я никогда не падаю, даже когда напьюсь.— Этого я не говорила! — запротестовала Джессика.— Но подумала, — отрезала Арлетта. — И хватит об этом, я же сказала, что это ерунда.Она явно оправдывалась, и Джессика невольно вздрогнула. Если ее мать не пила, то откуда же взялся у нее на подбородке синяк? Единственный ответ пришел ей на ум почти мгновенно, и она воскликнула:— Кто-то напал на тебя!..— Вот еще глупости. Ничего подобного, — ответила Арлетта, но ее голосу не хватало твердости, и слова прозвучали неубедительно.— Кто? Кто это был? Кто-то вломился к тебе домой, да?! Тебя ограбили, напали на тебя?! — Джессика уже почти кричала, но ничего не могла с собой поделать.Арлетта повернулась к ней, и в ее глазах отразилось неподдельное удивление.— С чего ты взяла? — спросила она.Джессика колебалась, не зная, как много она может открыть матери, чтобы сохранить в тайне свою историю. В конце концов она все-таки решилась и рассказала Арлетте о том, как в подъезде на нее напал неизвестный мужчина и как Рафаэль Кастеляр пришел ей на помощь.— Боже мой! — Лицо Арлетты залила смертельная бледность. Сделав шаг к дивану, она упала на него, словно ноги отказывались ей служить. — Боже мой, Джесс!.. И ты никому ни слова не сказала? Ни деду, никому?— Сначала я решила, что это обычный уличный грабитель, — пояснила Джессика, решив не посвящать мать в свои подозрения относительно возможной причастности к нападению самого Рафаэля. — Но после того, что случилось с яхтой, и вот теперь — с тобой, я… Нет, я не знаю, что и думать. Я, во всяком случае, даже не могу себе представить, кому это могло понадобиться! В этом нет никакой логики, никакого смысла!— Не знаю, не знаю… — проговорила Арлетта, медленно качая головой.— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Джессика, пристально глядя на мать.— Твой дед с каждым днем все ближе и ближе к… к тому, чтобы отойти от дел. Решается судьба миллионов долларов. А деньги порой вытворяют с людьми самые невероятные вещи.— Он готов отойти от дел? — в тревоге переспросила Джессика. — Скажи, ему стало хуже? Ты что-нибудь знаешь?— В последнюю неделю он пережил несколько микроинфарктов — неужели ты об этом не слышала? Его даже хотели снова положить в больницу, но он отказался. Он может уйти от нас в любой день.— Никто ничего не сказал мне… — Отчаяние с такой силой стиснуло грудь Джессики, что следующие слова она произнесла почти что шепотом:— А мне казалось, что он пошел на поправку.— Ему нравилось считать себя бессмертным. Увы, это не так.Губы Джессики задрожали, и она поспешно опустила глаза. Ее пальцы, лежавшие на подлокотнике дивана, судорожно сжались, и ей потребовалось сознательное усилие, чтобы сдержать вдруг набежавшие слезы.Джессика долго молчала. Боль сжимала горло, да и нечего было сказать. Наконец она справилась с собой.— Значит, дедушка больше не вернется к руководству фирмой, — произнесла она сдавленным голосом. — Объединение компаний пройдет под диктовку КМК, и наша «Голубая Чайка» уже никогда не будет такой, какой она была при нем.— И это касается не только объема операций, который, конечно, возрастет, — поддакнула Арлетта — Если хочешь знать мое мнение, то наша фирма вообще перестанет быть той «Голубой Чайкой», которую все знали и любили.Джессика вовсе не стремилась узнать мнение матери, но запретить ей высказывать его она не могла. Сама она смотрела на события несколько иначе. Джессике казалось, что Рафаэль выиграл, победил окончательно, и она не сомневалась, что он знал это уже тогда, когда приезжал к Клоду Фрейзеру.Обе женщины долго молчали. Джессика уже подумала, что пауза слишком затянулась, когда из дальнего угла гостиной раздался задумчиво-безмятежный голос:— Джонатан никогда не бил тебя, Арлетта. Он был добрым человеком и хорошим мужем.Джессика вздрогнула. Она не заметила Мими Тесс, которая, погрузившись, по своему обыкновению, в глубокое раздумье, сидела в кресле у окна. Высокая спинка скрывала ее полностью, и Джессика поняла, что они не одни, только тогда, когда бабушка, уловив, очевидно, часть их беседы, подала голос.— Мими Тесс! — воскликнула Джессика и, порывисто шагнув к окну, наклонилась, чтобы поцеловать бабушку в щеку — сухую, как пергамент, и благоухающую, как корзина розовых лепестков. — Прости, я не увидела тебя в этом кресле, да еще против света.Мими Тесс ласково улыбнулась внучке, но взгляд ее оставался рассеянным.— Как ты выросла, детка, — сказала она все тем же мягким, задумчивым голосом. — И стала очень похожа на отца. Джонатан всегда мне нравился. Он часто приносил мне вишни в шоколаде — он знал, как я их люблю. И еще он был ласков с моей Арлеттой. У него была добрая душа.— О, мама!.. — с досадой и раздражением воскликнула Арлетта, и Джессика снова бросила взгляд на синяк у нее на подбородке. Помраченный разум Мими Тесс не позволял ей ясно осознавать все, что происходило вокруг, но иногда она замечала то, на что другие не обращали внимания.Встретившись взглядом с матерью, Джессика напрямик спросила:— Тебя избил твой новый ухажер? Кто он? Как его зовут?— Не глупи! — бросила в ответ Арлетта. — Или ты думаешь, что я стала бы терпеть подобное обращение?Джессика покачала головой.— Думаю, что нет, но что-то все-таки произошло, раз ты торчишь у бабушки, а не у себя дома. Ты что, боишься возвращаться в свою квартиру?— Я не желаю об этом разговаривать, — отрезала Арлетта. — Это мое дело, и к тебе оно не имеет никакого отношения.Из глубин памяти Джессики всплыли слова Мими Тесс о том, что Арлетта встречается с молодым человеком. Возраст, конечно, не имел решающего значения — в жизни ее матери всегда хватало мужчин, которые появлялись и исчезали.— Значит, у тебя все в порядке? — с беспокойством уточнила дочь. — Ты избавилась от того типа, который сделал это с тобой?— Он больше не посмеет. Готова спорить на что угодно.— Ты уверена? — Голос Джессики выдавал ее тревогу, и она ничего не могла с этим поделать.— Абсолютно.Джессика поняла, что ее мать уперлась и будет стоять на своем до последнего. Продолжать расспросы значило нарваться на обвинение в том, что она сует нос не в свое дело. Обострять отношения Джессика не хотела, да это все равно ничего бы ей не дало.— Ну, раз ты говоришь, что все нормально, значит, так оно и есть, — промолвила она, кивая.Улыбка Арлетты была вымученной и жалкой.— Ты всегда была умной девочкой, — сказала она, незаметно переводя дыхание. — Я бы выпила чашечку кофе. Никто не хочет составить мне компанию?Несколько позднее, когда они сидели за столом, попивая крепкий горячий кофе — благословенный напиток, который в Луизиане считался лучшим лекарством от всех печалей, — и заедая его свежими вафельными трубочками с кремом, Джессика сделала попытку снова заговорить об отце.— Послушай, — обратилась она к Арлетте, — как раз недавно я вдруг подумала, что я на самом деле почти ничего не знаю о папе. Когда вы развелись, я была совсем маленькой, а потом он погиб. Дедушка не любил, когда я начинала расспрашивать о нем, и не держал в доме его фотографий, во всяком случае — на виду. Я несколько раз хотела спросить у тебя, но… как-то не было подходящего случая.Арлетта отодвинула в сторону чашку с недопитым кофе и потянулась за сигаретой. Прикурив от серебряной зажигалки с монограммой, она выдохнула дым в потолок и только потом заговорила:— Он был неплохим парнем и добрым, как и говорила Мими Тесс. Красивым, конечно, и порядочным сорвиголовой. Он стал летчиком на военной службе и отслужил два срока во Вьетнаме… Впрочем, тебе это известно не хуже, чем мне.Джессика только кивнула, боясь сказать что-нибудь не то и помешать матери рассказывать дальше.Арлетта снова глубоко затянулась и, выпустив дым, некоторое время смотрела, как серое облачко рассеивается в воздухе.— Пока он был в армии, между нами все было просто отлично. Иногда мне кажется, что я вышла за него замуж из-за красивой летной формы и возможности попутешествовать. Ведь летчиков часто посылают служить за границу, а мне так хотелось выбраться из нашей луизианской глуши. Но после Вьетнама Нат решил уволиться и… в общем, все было уже по-другому.— То есть?Арлетта пожала плечами.— Война изменила его. А может быть, изменились мы оба, этого я не знаю. Мы сняли домик в окрестностях Кроули — там, где выращивают рис, — и Джонатан начал опылять посевы. Ему нравилось летать очень низко, так что колеса его самолета едва не касались рисовых колосьев; он любил пугать цапель в камышах и птиц в кронах деревьев, а то мчался наперегонки с собственной тенью и добирался до самого Мерменто или Атчафалейи, следуя руслам рек. Иногда он прилетал в «Мимозу» и всегда пугал меня до полусмерти…По губам Арлетты скользнула бледная тень улыбки.— Да, он прилетал туда несколько раз. Ты знаешь эту старую дорогу, которая ведет от Дубовой гряды к соседнему шенье? Отец твоего деда построил ее для скота, чтобы в зимнее время перегонять коров и овец на верхние пастбища. Нат садился на эту дорогу как на аэродром, садился осторожно, словно опускал ребенка в колыбельку. Боже, как он любил летать!..Она замолчала, ее глаза затуманились, и Джессика увидела в них застарелую боль. Арлетта словно прислушивалась к далеким, давно умолкнувшим голосам, к отзвукам давней жизни и давней любви, в существование которой Джессика уже не могла поверить. От этой мысли у нее у самой защипало глаза, и, прежде чем она сумела произнести хоть слово, ей пришлось слегка откашляться, чтобы прочистить горло.— Что же случилось? Почему вы разошлись?— Нат буквально пьянел от полетов, но ему этого было мало. Он начал пить, а пьющий пилот перестает быть пилотом. Да еще эти химикаты, которые он распылял… Дважды Нат чуть не разбился при посадке, повредил самолет, но это его не остановило. Когда Нат не мог подниматься в воздух, он всегда чувствовал себя подавленным и в результате стал пить еще больше. Работать он мне не разрешал; считал, видно, что содержать жену — мужская обязанность. Он часто говорил, что хотел бы заработать столько денег, чтобы у нас была горничная и чтобы я могла каждую неделю ходить к парикмахеру. В мои обязанности, по его мнению, входило сидеть дома, ухаживать за тобой и глядеть в окошко, ожидая мужа. Ему было плевать, что я сходила с ума от скуки и что мне приходилось глотать успокоительное, чтобы не закатить ему истерику. Я готова была визжать сначала от тоски, потом от безысходности, потом — уже от злости!.. Я знаю, это звучит глупо, но если бы ты была на моем месте…— И у тебя появился другой мужчина?Арлетта кивнула с самым несчастным видом.— Это была самая банальная история. Он был приятелем Ната, и вот как-то раз он пришел, когда Нат отправился в полет. Это было восхитительно, Джесс! Я давно уже не чувствовала себя так хорошо. Наша близость, которая повторялась много раз, во время отлучек Ната, просто вдохнула в меня новую жизнь. Он сделал меня другим человеком… но Нату, похоже, было уже все равно. Вскоре мы с ним расстались, а через год я решила подать на развод. На время этого дурацкого процесса я перебралась с тобой в «Мимозу», но, как это часто бывает в нашем просвещенном штате, решения суда мне пришлось ждать целых двенадцать месяцев. За день до того как я должна была получить официальное свидетельство о разводе, Нат позвонил в усадьбу и сказал, что прилетит поговорить со мной. Я помню, с утра была паршивая погода, над заливом бушевал ураган, и к нам то и дело заносило ветром грозовые облака, а вечером… В общем, из-за дождя и ветра его самолет сел не на дорогу, а, перелетев ее, упал в болото.Мими Тесс внимательно слушала рассказ дочери. Забытая чашка с кофе остывала у нее на коленях. Когда Арлетта замолчала, чтобы закурить новую сигарету, старая женщина внезапно пошевелилась и, качнув своей ухоженной седой головой, сказала:— На дороге не было огней.Арлетта поглядела на мать с недовольством.— Да, на дороге не было ни одного огонька. Твой дед — специально для Джонатана — оборудовал дорогу сигнальными огнями, которые питались от портативного генератора. В тот вечер он отказался включать их, потому что не хотел, чтобы Нат прилетал и говорил со мной. Клод никогда не считал его подходящей партией, поскольку у Ната не было родных, да и происхождение у него было незавидное. — Быстрым движением Арлетта вытерла глаза, потом раздавила в пепельнице недокуренную сигарету. — Когда Нат позвонил, Клод вырвал у меня трубку и велел ему держаться подальше от его дочери, но, сколько я ни твердила, что приказывать Нату бесполезно, твой дед не слушал. Должно быть, он считал, что из-за непогоды Нат все равно не прилетит. Он никогда потом об этом не говорил, но я видела, знала, что он раскаивается. Впрочем, это уже не имело значения.Да, слишком поздно, подумала Джессика. Ее отца уже не воскресить, как не спасти ее мать. Этот трагический случай и был той последней каплей, которая окончательно сделала Арлетту и ее отца врагами и толкнула ее на путь разрушительной бравады и дерзкого вызова. В пику отцу, она меняла мужчин, пила, кочевала из бара в бар, с вечеринки на вечеринку, не замечая за внешней мишурой и шумом, в каком пустом однообразии проходит— уже почти прошла — ее жизнь.— Как ужасно, — прошептала Джессика. Арлетта крепко зажмурилась, потом веки ее чуть дрогнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66