Рядом с офицером одной из западных равнинных дивизий шла женщина в дорожном костюме, с малышом на руках, рядом брел маленький мальчик, державшийся за ее юбку. Двух совершенно одинаковых молодых леди в серых шелковых платьях и мягких черных шерстяных накидках сопровождал почтенный джентльмен с седыми усами и бородой, а за ними шла пожилая горничная-негритянка в чепчике и переднике, она несла деревянную шкатулку с драгоценностями. Трое босоногих мальчишек в коротких штанах гонялись за кошкой, прячась между рядами бочек, мешков и горами сундуков. Обходя мальчишек медленным шагом, прогуливался мужчина в белом сюртуке и широкополой шляпе – одежде пароходных картежников.
Продавцы рисовых пирожков и пралине громко предлагали свой товар. Шум пожеланий и напутствий перекрывал гул работающих паровых двигателей. Густой сладкий запах конфет и пирожков висел в воздухе, смешиваясь с острым запахом рома, моллюсков и зловонием гниющих фруктов, а также с всепроникающим запахом дыма, который темной пеленой висел над окрестностями, поднимаясь из целого леса пароходных труб.
Когда солнце стало садиться и время приблизилось к пяти часам, работа на кораблях и вокруг них лихорадочно закипела. В столбах черного дыма появились красные искры. На пароходах зажглись огни, и их золотистый свет разливался вокруг. Трапы были убраны, а в шуме, стуке и свисте, издаваемом паровыми двигателями, возникла ритмичная целенаправленность. Люди на палубах, держась за поручни, размахивали руками и что-то выкрикивали.
Из трубы первого пакетбота вылетело облачко пара, раздался громкий свисток, и судно, покинув причал, отправилось вверх по реке. Из-за высоких труб. виднелся тонкий полумесяц, последние лучи солнца отражались в золотых буквах его названия, под колесами забурлили желто-коричневые воды Миссисипи, и величественный пароход гордо отправился в путешествие. За ним последовал еще один, потом еще и еще, они шли друг за другом, как утята за своей матерью.
Аня стояла на набережной недалеко от того места, где к вечернему небу возносились шпили Собора Святого Луи. Она стала пересчитывать суда. Первым шел пассажирский пакетбот «Фоллз-Сити», который направлялся в Сент-Луис через Уачиту и Байю Бартоломью. За ним шел «У. У. Яармер», следовавший через Алабаму Лэндинг, Пойнт Плезант, Уачи-та-Сити, Стерлингтон, Трентон, Монро, Пайн Блафф, Колумбию, Гаррисонбург и Тринити. Далее пакетбот «Императрица», направлявшийся в Минден, Бунз Лэндинг, Москву, Порт Боливар, Григгл Лэндинг и Спейинг Байю на Ред-ривер. Вслед за ним отправился пароход «О. Д. Джуниор» до Дональд-сонвилля. Пароходы, которых только в этот день отплыло из Нового Орлеана около дюжины, будут торжественно прокладывать свой путь по многим рекам, впадающим в Миссисипи, ко всем маленьким городам и пристаням или к большим городам, расположенным на Востоке и Среднем Западе, делая при этом сотни остановок у различных плантаций. И все они, может быть, ночью, а может быть, рано утром пройдут мимо пристани в «Бо Рефьюж», и пассажиры смогут увидеть стоящий на холме большой дом, окруженный вековыми дубами.
Иногда, если на пристани сидят негритянские мальчишки, капитаны пароходов дают гудок, и эти жалобные звуки эхом разносятся на много миль вокруг. Если это случится сегодня ночью, то Равель, лежа в своей комнате, может услышать эти звуки и подумать о мужчинах и женщинах, которые свободны, могут путешествовать по реке куда хотят и когда хотят. Вспомнит ли он о ней в этот момент, задумается ли о том, где она и чем занимается?
Она должна быть на плантации. Именно там находится Равель, именно там ей нужно решать проблему, которую она сама же и создала. Ярость и унижение, которые заставили ее в такой спешке покинуть плантацию, исчезли. Побег ничего не изменил. Она должна каким-то образом прийти к соглашению с Равелем, соглашению, которое позволит ей отпустить его и не бояться за последствия. Этого нельзя сделать, находясь в нескольких милях от «Бо Рефьюж».
Приняв внезапное решение, Аня быстро спустилась с набережной. Если она поспешит, то еще до полудня попадет домой.
ГЛАВА 8
Дорога назад в «Бо Рефьюж» казалась бесконечной. Зимняя ночь опустилась на землю очень быстро. Вьющаяся дорога уходила в темную бесконечность, и лишь изредка эту темноту оживляли огоньки в домах неподалеку от дороги. На выбоинах экипаж подпрыгивал на рессорах, а на поворотах раскачивался из стороны в сторону. Солон, Анин кучер, сидя на козлах, посвистывал и напевал песни, чтобы было веселее ехать и чтобы отогнать ночных призраков.
Аня сидела, напряженно выпрямившись и уставившись в темноту за окном. Она устала, но была слишком взбудоражена, чтобы задремать. Ее страхи не имели никакого отношения к привидениям, домовым-гоблинам или болотным духам – их не отгонишь свистом. Чем ближе они были к плантации, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что она не застанет Равеля в его тюрьме. Наверняка он каким-то образом обманул Денизу и Марселя и вырвался на свободу. Его там нет, он скачет в Новый Орлеан, чтобы отомстить ей и ее людям за то унижение, которому был подвергнут, он готовился бросить вызов Муррею, чтобы вернуть себе свою честь.
Возможно, его побег был лучшим выходом из сложившейся ситуации: у нее не было ни малейшего представления о том, что она собирается делать с ним, если он все еще там. И все же она не могла смириться с мыслью о том, что его придется отпустить. Это означало бы признаться в том, что она совершила ошибку, что ей не следовало похищать его и вмешиваться в его отношения с Мурреем. Она не уступит. И дело не в том, чем все это обернулось, просто не было другого выхода. Не сделать Ничего вообще было бы проявлением трусости и безразличия.
Она могла бы, конечно, воззвать к благоразумию Равеля. Однако у нее было какое-то неприятное подозрение, что все закончилось бы тем же самым. Ей представлялось маловероятным, что он сознательно пошел бы на такой позор, как уклонение от дуэли без подходящего возмещения, такого, какое он выбрал бы сам.
«Твоя добродетель за мою честь…»
Ее пальцы с силой сжались в кулаки, но она медленно заставила себя снова расслабиться. Забудет ли она когда-нибудь эти слова, эти часы, проведенные в объятиях Равеля Дюральда?
Она забудет. В конце концов, что было такого незабываемого в поцелуях и ласках негодяя и убийцы? И она вовсе не собиралась повторять этот опыт. Все это показалось ей настолько разрушительным потому, что это случилось с ней впервые, и она не была готова к такому натиску и к своей собственной страстной реакции, и в сложившихся обстоятельствах она пыталась спасти человеческую жизнь. Пройдет время и это эмоциональное напряжение сойдет на нет, а ее брачная ночь, если она когда-нибудь решится выйти замуж, без сомнения, сотрет последние следы этих воспоминаний. Возможность этого для нее была одним из аргументов в пользу брака, но она не считала необходимым прибегать к таким отчаянным мерам. После своего пребывания в городе она могла воспринимать случившееся как бы со стороны.
Но, несмотря на все эти размышления, стоило ей оказаться за дверью маленькой комнатки в хлопковом сарае, как она почувствовала, что ее ладони стали влажными, и ощутила дрожь в коленях. Она сняла ключ с крючка, но ее руки дрожали так сильно, что она смогла только с третьего раза попасть в замочную скважину. Она повернула ручку, распахнула дверь и почти что упала в комнату, так как в спешке споткнулась о порог.
Она остановилась так резко, что ее юбка и тяжелый край плаща буквально завернулись вокруг ее ног. Сердце в груди замерло и затем забилось с удвоенной силой. Равель лежал с книгой на кровати, вытянувшись на боку и подперев голову одной рукой. Даже отдыхающий здесь, в этой маленькой комнатке, он внушал опасность. Белая повязка на голове, так контрастировавшая с бронзовой кожей, придавала ему какое-то удальское очарование. Он поднял взгляд, и в его глазах зажглась теплая, но все же окрашенная иронией улыбка.
Она была еще красивее, чем он ее запомнил. Свет лампы отражался красновато-золотым блеском у нее в волосах, кожа мягко блестела, как шелк цвета слоновой кости. Она обладала способностью приковывать к себе внимание, во взгляде ее темно-синих глаз было что-то неуловимо возвышенное и несомненно внушающее доверие. Отсутствие притворства выделяло ее среди других женщин. Ее стройное тело с высокой округлой грудью и узкой талией было худым, но изящно-грациозным. Юбки скрывали ее бедра, но он прекрасно помнил их совершенные очертания. Она несомненно была настоящей леди. Но при этом в ней чувствовалась сила и решимость отомстить, если ей причиняли боль, но, кроме этого, в ней ощущалась какая-то непредсказуемость, а искры в глубине глаз делали ее просто обворожительной. Он задумался, знает ли она о своей привлекательности, но уже через мгновение решил, что она должна об этом знать, так как многие мужчины, должно быть, говорили ей об этом.
– Я думал, что ты вернулась в Новый Орлеан. Должно быть, это была весьма быстрая поездка.
– Так оно и было, – ответила она, закрывая дверь. Повернувшись к нему, сказала с резкостью в голосе, причинами которой были чувства облегчения и вины: – Кажется, голова тебя больше не беспокоит.
– Все в порядке, если я расчесываю волосы осторожно.
Его сухой тон и взгляд обеспокоили ее. Аня отвела глаза и посмотрела на книгу, которую он держал в руках, на подушки на кровати, на отцовские шахматы, расставленные на стиле, и на поднос с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами.
– А ты с комфортом устроился здесь, пока меня не было.
Он посмотрел на нее с исключительно обаятельной улыбкой.
– Марсель ухаживает за мной. Мне кажется, он жалеет меня.
– Жалеет тебя? – В ее голосе были слышны удивление и некоторая усталость.
Он закрыл книгу и откинулся на гору подушек, сцепив руки за головой.
– Очевидно, он думает, что ты держишь меня здесь ради собственного удовольствия.
– Он не думает ничего подобного!
Равель продолжал, как будто она и не перебивала его:
– Естественно, я попытался разубедить его в этом…
– «Естественно»! – насмешливо сказала она.
– Но мне кажется, он думает, что какой бы неудобной не была эта ситуация для меня, это является наилучшим шансом для его хозяйки заполучить себе мужа.
В ее глазах зажегся опасный огонек.
– Так ты…
– Ты не должна обвинять его. Он всего лишь беспокоится о тебе.
– Я не собираюсь его ни в чем обвинять, поскольку нет ни малейшей вероятности того, что я когда-либо приму тебя в качестве мужа!
– Никогда?
– Конечно, нет.
Он прищурился.
– Но предположим, что ты беременна от меня?
– Для этого существует «английское лекарство», – ответила она, подняв подбородок. Он резко сел на постели.
– Ты этого не сделаешь.
«Английское лекарство» – это были знаменитые женские таблетки, которые впервые предположительно были приготовлены сэром Джеймсом Кларком, врачом королевы Виктории, и рекламировались как способствующие «регулярности ежемесячных периодов». При этом настолько сильно подчеркивалось противопоказание использовать их в течение трех первых месяцев беременности, так как они «обязательно приводили к выкидышу», что они преимущественно использовались именно для этой цели. Аня вовсе не предполагала принять их в случае необходимости, но она не Могла позволить этому человеку почувствовать какую-либо власть над собой.
– Разве?
Он долго смотрел на нее, затем глухо спросил:
– Ты настолько меня ненавидишь?
– Скажи мне, почему бы мне этого не делать.
В ее голосе прозвучали нотки, которые ей самой не понравились, нотки, очень похожие на мольбу. Однако он, казалось, не заметил их.
– Я никогда не хотел сделать тебе больно.
– Это, конечно, может служить утешением, – продолжила она, прежде чем он смог сказать еще что-то. – Но если ты оказался способен так успешно завоевать симпатии Марселя, то почему ты все еще здесь? Ты, конечно, мог бы убедить его выпустить тебя.
– Может быть, я не торопился уехать отсюда.
– О да, тебе чрезвычайно нравится пребывание здесь. Фактически это прекрасный оздоровительный курорт? – Она бросила на него уничтожающий взгляд.
– Мне было любопытно узнать, возвратишься ли ты? И, конечно, я не мог лишить тебя удовольствия рассказать мне во всех подробностях, в каких развалинах лежит сейчас моя честь.
Она покраснела, когда услышала, как он произнес это слово, а также при воспоминании о замечаниях, сделанных Мурреем. Сдавленным голосом ответила:
– Все не так плохо, я думаю. Многие на твоей стороне.
– Разве? – Он нахмурившись, но с интересом смотрел на нее.
– Например, Эмиль Жиро.
– Эмиль… – мягко повторил он. – Он вернулся?
Она кивнула, не удивившись, что он знал о передвижениях брата Жана. Каким бы отчаянным, беспринципным и бессовестным он ни был, она понимала, что в Равеле Дюральде заключено нечто большее, чем то, что лежит на поверхности. Все это смущало ее и сбивало с толку – ведь она ничего другого не хотела, кроме как презирать его всем сердцем.
Он поспешно поднялся.
– Мои манеры просто ужасны, но в этом виновато лишь мое удивление, когда я увидел тебя снова так скоро. Не хочешь ли присесть, chere? И разреши мне предложить тебе немного этого чудесного вина.
– Спасибо, нет, – ответила она с щепетильной вежливостью. – Я проделала долгое путешествие и устала.
Когда он подходил к стулу, чтобы придвинуть его ей, цепь, которой он был прикован к стене, звякнула от удара об пол, и этот звук неприятно смутил ее.
– Тем больше причин отдохнуть здесь хоть несколько минут, – настаивал он, Внезапно Аня вспомнила, как он не любит одиночество. Хорошая память и готовность посочувствовать могут иногда оказываться весьма тяжелым грузом. Она стояла в нерешительности. Инстинктивно она ощущала, что лучше было бы уйти, но не могла заставить себя быть такой бесчувственной. Решение ей помогло принять его спокойное терпеливое ожидание. Когда он подошел, чтобы прикоснуться к ее руке и наклоном головы указать на стул, она на негнущихся ногах подошла, чтобы принять его предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54