силой характера, способностью вдохновить и повести за собой людей) чувством справедливости. Если бы вы узнали его, что невозможно в заточении гарема, вы бы тоже восхищались им.
— Может быть, — согласилась Джулия. — Но если он такой, как вы говорите, он должен привлечь на свою сторону янычар.
— Конечно, но будет ли этого достаточно? Воля дея держится не только властью, но и любовью людей, военных в том числе. После его смерти они из уважения к нему выполнят его волю и провозгласят Кемаля новым деем.
— А этого можно избежать?
— Есть несколько путей. Один из них — выставлять Кемаля жадным дураком, каким он и является, и возносить Али пашу. Для этой цели вас и выбрали.
— Вы переоцениваете меня, — сказала Джулия. — Вряд ли Мохаммед дей заинтересуется мною и уж тем более станет прислушиваться к моим мнениям и советам.
— Думаю, что скорее вы недооцениваете себя. Мы получили благоприятный отзыв о вас от Измаила, врача.
— Понимаю… — произнесла Джулия, не придумав ничего лучше.
— Понимаете ли? Мне бы хотелось так думать, ибо это подтвердило бы правоту Измаила. Арабский врач — друг и наперсник Али паши, он воспользовался судном Баязеда Рейса для поездки на Канарские острова. Тем самым, которое взяло на борт вас и двух ваших спутников-мужчин. Он был поражен вашей красотой и умом, несмотря на болезнь и все невзгоды, которые вам пришлось пережить. Он знал, что Али паша вынашивает мысль о помещении в гарем дяди новой фаворитки и даже отдал распоряжение о поиске необычных женщин от имени дея, но одна лишь физическая привлекательность уже не в силах вызвать интерес Мохаммеда. Измаила заинтересовало то, что вы лично знали и разговаривали с Наполеоном, так как ему было известно, что Мохаммед дей чтит Наполеона. Поэтому он сделал все что мог, чтобы вылечить вас, и добился вашего просмотра. Али паша видел вас в ванной и во время одевания. За исключением чрезмерной скромности и гордости, он не нашел в вас никаких изъянов.
— И поэтому меня отправили в гарем?
Госпожа Фатима наклонила голову.
— В должное время, когда вы будете подготовлены, дей удостоит вас своим вниманием, и вы станете утехой для его ума и всего, чего только он сможет пожелать.
Джулия вспомнила Марию, корчившуюся под ударами курбаша, и поняла, что возможен только один ответ.
— Я сделаю все, чтобы стать достойной вашего доверия и доброты.
Подготовка, о которой упомянула госпожа Фатима, включала, помимо всего прочего, изучение двух языков: мавританского и турецкого. Мавританский был распространенным языком в Алжире — им пользовались на рынке и для общения со слугами. Однако Константинополь был сердцем Ислама, и все мавры с претензиями на образование и воспитание бегло говорили по-турецки. Турецкий обычно использовался при дворе, и дей отдавал предпочтение именно ему. Чтобы убедиться, что оба языка усвоены Джулией, ей дали в компаньонки старшую представительницу гарема, — женщину около тридцати, полную, приветливую, не замолкающую ни на минуту турчанку по имени Джохара. Она служила неиссякаемым источником информации о гареме, дворе, городе и людях, которые там обитали. Так как она повествовала об этом на двух основных языках, принятых в Алжире, Джулия, наделенная языковым чутьем, вскоре стала понимать, что происходит вокруг, и смогла объясняться с остальными.
Ее не слишком удивляло, что Мария стала ее злейшим врагом. Вопреки всякой логике она обвиняла Джулию в том, что ее наказали, и на каждом шагу заявляла, что Джулия самая настоящая шпионка Абдуллы. Среди ее сторонниц оказались наиболее недовольные из женщин. Хотя теперь они не осмеливались открыто нападать на Джулию, но постоянно донимали ее всевозможными пакостями и злыми шутками. То у нее в тапочках оказывались скорпионы, то в ее сундук заперли ручную обезьянку, где она просидела несколько часов, завывая и вдохновенно истребляя одежду Джулии. Во время прогулки по саду Джулию столкнули в пруд, откуда она выбралась с позеленевшими от тины волосами. А однажды она заболела, поев салата из пальмовых орешков, и с тех пор для нее готовила служанка первой жены дея.
Вокруг Джулии тоже собралась группа сторонниц. Сначала из-за госпожи Фатимы, затем ради самой Джулии больше половины женщин гарема перешли на ее сторону. Хотя дей еще не видел Джулию, ее считали новой фавориткой. Ее имя переделали в Гюльнару, в честь царицы одной из сказок «Тысячи и одной ночи». Женщины в гареме понимали, для чего готовят Джулию, и каждая жалела ее или завидовала ей, в соответствии со своим характером.
Пришла зима. Чтобы спастись от холода и ветра, жалюзи опустили, а в центре каждой комнаты поставили жаровни с углем. Подготовка Джулии была в полным разгаре. Ее учили, как следует кланяться дею, как целовать его руку и край одеяния, как просить разрешения говорить с ним или уйти от него, когда и где сидеть в его присутствии так, чтобы ее голова никогда не оказывалась выше, чем его. Были даже даны наставления, как, в случае необходимости, ложиться в его постель. Это следовало делать скромно, со стороны ног, и постепенно продвигаться к голове, если последует поощрение.
Джохара, которая была в курсе всех событий, тоже кое-чему научила Джулию. Когда они познакомились ближе и она стала откровеннее, Джулия узнала, что отец продал ее работорговцу, пришедшему в их деревню, в. тринадцатилетнем возрасте. Караван, который вез ее в Константинополь, захватили разбойники. Они увели женщин-рабынь в пустыню, изнасиловали и бросили. Работорговец подобрал товар, но, поняв, что он уже испорчен, передал девушек погонщикам верблюдов до конца пути. В Константинополе он оплатил услуги врача, который при помощи несложной хирургической операции возвратил им девственность. Джохару продали богатому пожилому купцу. Она стала его любимой наложницей, так как научилась от погонщиков верблюдов нескольким фокусам, которые смогли возбудить его угасающий аппетит. Но однажды, когда она возвращалась из бани, взгляд ее упал на молодого, горящего желанием солдата. Тогда в ней открылся недюжинный талант к обману. Солдату была передана записка, и однажды, во время посещения базара, она ускользнула от служанки и охраны. Ей удалось насладиться любовью со своим солдатом еще раз, когда она подкупила хозяйку бани, чтобы та заняла ее служанку разговором, в то время как Джохара выскользнула через боковую дверь. Однако эта уловка помогла лишь однажды. На второй раз она попалась, и хозяину донесли на нее.
— Купец орудовал курбашом лично, — сказала Джохара, в раздумье потирая широкую поясницу, — а затем продал меня содержателю публичного дома. Думаю, мне крупно повезло, что он не задушил меня, потому что солдата нашли мертвым на следующее утро. В публичном доме меня держали для особых клиентов — пожилых угасающих мужчин. Мои таланты и успехи на этом поприще стали широко известны. Что касается алжирского дея, то он всегда больше наслаждался красотой женщины, чем использовал ее. Если ты не веришь мне, посмотри вокруг. Это бездетный гарем. Разумеется, дей не молодой чело век, но многие мужчины в его возрасте становятся отцами. Он же не преуспевал в этом даже тогда, когда я попала сюда, то есть почти двадцать лет назад. Дети Мохаммеда дея были зачаты еще до того, как он сел на трон. Шесть детей! Смехотворный результат, если сравнить с константинопольским султаном, от которого понесли более трех сот женщин гарема. Из шестерых детей дея лишь один достиг зрелости, и какой! Сын его смог произвести на свет только одного ребенка, этого Кемаля. Говорят, что жирный внук дея женщинами вовсе не интересуется, предпочитая им хорошеньких мальчиков. Но я рассказывала тебе, как я попала во дворец? Когда Мохаммед дей оказался на троне, был короткий период, когда он хотел восстановить свой род после эпидемия холеры. Работорговцы знали об этом и случайно натолкнулись на меня. Мне было тогда всего семнадцать. Меня снова сделали девственницей, что было просто смешно, потому что брали меня ради моего умения. Уж не думал ли кто-то, что я принесла его из прошлой жизни или всосала с молоком матери? Но неважно. На короткое время я получила благосклонность дея, а затем его оттолкнула искусственность происходящего — или я была слишком требовательна в любовных утехах? — Джохара томно вздохнула. — Я была предана забвению и воздержанию. Последнее, моя дорогая, — ты еще поймешь это — особенно невыносимо.
Хотя на первый взгляд Джохара просто рассказывала о своей жизни, в ее бессвязной истории был заложен какой-то смысл. Когда женщина стала разговорчивее, у Джулии возникло подозрение, что Джохара получила приказ передать новой фаворитке секреты своего ремесла. Подозрение перешло в уверенность, когда ее, Джулию и еще нескольких женщин проводили в маленькую комнату за пределами гарема. Из мебели там стоял только один диван. В ней не было окон, но была ширма, позволявшая беспрепятственно наблюдать то, что происходило в соседней комнате. Когда дверь за ними закрылась, комната погрузилась в полумрак; лишь из-за ширмы просачивалось немного света.
Сначала в соседней комнате появилась служанка, которая поставила на столик перед обычной кушеткой сладости и мятный чай. Девушка ушла, и в комнате стало тихо.
Затем вошел мужчина в форме солдата. Сняв одежду, он улегся на кушетку. Если он и знал о присутствии женщин в-соседней комнате, то, во всяком случае, не подал виду. Наложницы не издали ни звука, пожирая его горящими глазами. Открылась дверь, и в комнату вошла женщина. Когда они приблизилась к мужчине, Джохара перехватила испуганный взгляд Джулии и улыбнулась ей в полумраке.
Женщина стала раздеваться. Судя по богатой накидке и косметике, которая подчеркивала глаза и ярко-красный рот, она не была служанкой. «Мавританка, — подумала Джулия. — Скорее всего куртизанка одного из портовых домов терпимости». Женщина обнажила грудь, слегка нарумяненную для того, чтобы уподобить ее форму и цвет зрелым плодам граната. Ее длинные черные волосы отбрасывала назад жемчужная повязка, с которой одна жемчужина свешивалась на самую середину лба. Тело женщины было гладко выбрито — ни единого волоска, который мог бы испортить совершенство кожи. Улыбаясь солдату, словно кошка при виде сметаны, она взяла инициативу на себя. Несомненно, она была мастерицей своего дела, судя по тому, какое наслаждение получал солдат.
Джулия покраснела от смущения. Ей хотелось вскочить на ноги и броситься вон из комнаты, но за дверью стояла охрана. Ей не позволили бы вернуться в гарем без сопровождения.
Наклонившись к ней, Джохара шепнула:
— Смотри и учись, Гюльнара.
Джулия слабо улыбнулась ей. Она вспомнила монастырскую школу. Что подумали бы добрые монахини, увидев ее сейчас! Что бы сказали тетушки и двоюродные сестры? Поняли бы, что иного выхода у нее нет?
Ночью Джулии не спалось. Она беспрестанно вертелась на кушетке, а когда наконец забылась, ей приснился Ред. Она снова лежала в его объятиях, его теплые губы целовали ее. Он что-то шептал ей, они двигались вместе, слившись телами воедино. А потом она осталась одна, слыша лишь отзвук его удаляющихся шагов. Джулия проснулась в слезах. Глядя в полуночную тьму, она призналась себе, что по крайней мере в одном Джохара была права — воздержание совсем нелегко вынести.
Когда она впервые попала в гарем, она с удивлением узнала, что любая из женщин рискнула бы жизнью ради встречи с любовником. Прожив в гареме несколько месяцев, она перестала этому удивляться. Жизнь в заточении походила на медленную смерть. Все обитательницы сераля были толсты, тщеславны и мстительны, так как могли только есть, заботиться о своей внешности и плести интриги. Экскурсии наподобие проведенной только что лишь усиливали их ощущение ненужности и выброшенности из жизни. Конечно, они могли найти себе занятие. Некоторые вышивали, ткали гобелены, писали портреты друг друга или сцены, уцелевшие в их памяти из того времени, когда они еще не стали забавой мужчины, давно переросшего такие игрушки. Но это была лишь пустая трата времени, эмоций и разума. Неудивительно, что они призывали опасность, молили о ней. Волнение доказывало им, что они еще живы. Короткий миг счастья стоил больше, чем целая жизнь, прожитая впустую. Смертельный риск был лучше, чем выбор одной из женщин гарема, которая, поняв, что никогда не родит ребенка, повесилась в своей клетке на шелковом шарфе, привязав его к бронзовому светильнику.
Яркое утреннее солнце вернуло Джулии покой. Зима постепенно уступала место весне, жалюзи снова подняли, и можно было опять любоваться садом. Джохара, обеспокоенная бессонницей Джулии, встала раньше обычного. Они приказала принести завтрак в теплый уголок сада, где цветущие ветви персика упирались в каменную стену.
— Ты сегодня хмурая, — сказала женщина, усевшись. — Может, думаешь о своем любовнике?
Невозможно было утаить от турчанки, что она не девственница, но Джулия упорно отказывалась называть имя мужчины, говоря лишь, что он мертв. Она улыбнулась и покачала головой.
— Это было бы неудивительно. Вчерашний вечер пробудил во мне столько воспоминаний. — Джохара вздохнула, затем продолжила:
— Тогда, может быть, ты тоскуешь по родине и ждешь новых известий о людях, которых ты знала? Если так, ты будешь рада услышать, что один из мужчин, захваченных вместе с тобой, добился успеха.
Джулия взяла с тарелки пшеничную лепешку. Разломив ее на части, она рассыпала крошки для радужно оперенных голубок и величественных павлинов, которые подошли ближе, чтобы послушать их воспоминания. Было ли случайным совпадение, что Джохара одновременно упомянула о любовнике и мужчине, с которым Она вместе попала в плен?
— Кто же?
— Это франкистанский капитан вашего затонувшего корабля. Он стал офицером у Баязеда Рейса, и все его очень уважают. Прекрасно разбираясь в кораблях, он так мастерски переделал паруса и оснастку фелюги, что она полетела, словно ветер. Оценив его талант, Баязед Рейс разрешил ему командовать кораблем во время битвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50