— Вижу, что сомневаешься. Боишься, что я опять захандрю и брошу тебя на произвол судьбы?
Она холодно посмотрела на него.
— Ничего подобного. Я уже убедилась, что ты никогда не теряешь над собой контроль.
— Ты льстишь мне.
— Вовсе нет. А вот ты недооцениваешь меня. Я не пропаду, если наши пути разойдутся. Ни трудностей, ни опасностей я не боюсь.
Ему вдруг стало страшно, мысли путались. Голос предательски дрогнул, когда он наконец произнес:
— Полагаю, это предупреждение о том, что приготовления к самостоятельной жизни уже ведутся. Позволено ли мне будет узнать, какие? Или я должен сам догадаться?
— Никаких. Господи, как ты вечно все усложняешь. Я просто попыталась прояснить ситуацию.
— Ты сама все это придумала?
— Конечно. Мне больше не с кем было обсудить эту проблему.
— Тебе неприятно то, что ты зависишь от меня?
— Мне неприятно то, что ты считаешь себя связанным обязательствами по отношению ко мне.
Она затронула тему, которая его действительно волновала. Будто заглянула в его душу.
— Я по своей воле взял на себя эти обязательства, когда принял твое предложение там, в саду, ночью. И не тебе освобождать меня от них.
— Ну, если тобой овладела тоска по мученичеству, то, пожалуйста, неси свой крест. Я не могу тебе в этом помешать.
— А я неплохо справляюсь, правда? — с горечью заметил он.
— Просто замечательно. Поэтому я совершенно уверена, что тебя беспокоит печальная участь Нового Орлеана.
— Это кажется вполне логичным. — Он еще сильнее налег на весла.
Пилар задумчиво покачала головой.
— Ты думаешь, что мог остановить дона Эстебана? Но как?
— Я должен был сразу выпустить дух из этой гадины, вместо того чтобы дать ему возможность защищаться.
— Ты же не знал, что все так обернется.
— Я должен был это предусмотреть. И то, что не сделал этого, — серьезная ошибка с моей стороны. — С замиранием сердца он ждал ответа.
Когда их глаза встретились, Пилар не отвела взгляд.
— Кому-то может так показаться, но не мне, — сказала она. — Ты же не дон Эстебан, чтобы совершать такие жестокие и бессмысленные убийства. И потом, я тоже виновата. Если бы я не увязалась за тобой, то эта вылазка могла бы пройти гораздо более успешно.
— Или вообще никакой вылазки не было бы? Нет уж. Этот план полностью разработал я.
— Но ведь именно мое присутствие подставило тебя под удар и вызвало пожар. Если бы не я, тебе не пришлось бы драться с доном Эстебаном и уж тем более не было бы этой стычки в часовне. Я везде была тебе только помехой.
— Да нет же! Я испытывал огромное желание убить его, особенно после того, как увидел, что он сделал с Висенте. Мне достаточно было любого повода. И не твоя вина в том, что я не сдержался.
— Ты собираешься лишить меня удовольствия немного покаяться и пообвинять себя? Грабитель. Ты уже отнял мою свободу.
— У меня и в мыслях никогда не было что-то отнимать у тебя силой.
Эти слова, казалось, повисли в воздухе между ними. Их взгляды — нежных карих глаз и холодных стальных — встретились. Краска, не имеющая ничего общего с загаром, медленно заливала лицо девушки.
— Намерения меняются, — сказала она.
Рефухио резко кивнул:
— Люди тоже.
— О чем это вы спорите? — Висенте смотрел на них через плечо.
— О разном. В основном о грабеже и добрых намерениях, — глухо произнес Рефухио.
— Это касается сундука с золотом? Я заглядывал внутрь. — В его голосе слышалась нотка осуждения.
— Не совсем так, — сдержанно и немного устало ответил Рефухио.
— А я думал, об этом разговор. Интересно, что я, по-твоему, должен был почувствовать, когда узнал, что оказался замешанным в краже? — Висенте смотрел на брата неприязненно.
— Я бы непременно поразмыслил об этом, если бы догадался, что в университете тебя превратили в самоуверенного болвана, — вздохнул старший Карранса.
Висенте закусил губу.
— Ты прав, как всегда. Можешь теперь оторвать мне за это голову. Возможно, я это заслужил. Но не трогай сеньориту Пилар.
— Ты уже обращаешься к даме по имени, — вскинулся Рефухио. — Слишком большая вольность, на мой взгляд, если учесть, что вы познакомились совсем недавно.
— Я знаком с ней дольше, чем ты, братец.
— Да ну?
В тоне Рефухио звучала скрытая угроза, но Висенте не обратил на это внимания.
— Я был первым, к кому она обратилась.
— Так почему же ты не поспешил на выручку и не умчал ее на белом коне, подобно сказочному принцу?
— Она не просила меня об этом. Увы.
Рефухио почтительно поклонился Пилар:
— Поздравляю. Вы сделали правильный выбор.
— Честь мне и хвала за это, — сказала она.
— Я тоже думаю, что ты это заслужила, — съязвил Рефухио, затем повернулся к брату: — Кстати, а где золото? Что-то я нигде не вижу ларца.
Висенте снова нахмурился и тряхнул головой:
— Неужели ты думаешь, что я стал бы пачкать руки об это золото, когда наверняка знал, что оно краденое?
— Так ты оставил его?
Висенте медленно кивнул, насмешливо глядя на старшего брата.
— Вот это да, — ошарашенно пробормотал Рефухио и тут же разразился громовым хохотом. — Это золото принадлежало Пилар, мой честный и благородный мальчик. Это было ее золото.
— Ты оставил его? — Пилар все еще не могла поверить. — Ты оставил его в доме дона Эстебана?
— Мне казалось, что я поступаю правильно. — Висенте сразу сник и заерзал на сиденье, умоляюще глядя на брата, но тот сделал каменное лицо.
— А дом сгорел, — подвела итог Пилар.
— Наверняка, — подтвердил Висенте убитым голосом.
Пилар смотрела на него некоторое время, потом ее лицо прояснилось, морщинки на лбу разгладились. Она скользнула взглядом по шраму на его щеке и покачала головой.
— Думаю, мне не на что жаловаться и некого обвинять. Я сама во всем виновата. Мне просто не следовало впутывать тебя в мои дела. Я… я прошу прощения.
— Вы не должны извиняться. Рефухио раньше никогда не позволял мне быть рядом с ним, но теперь ему от меня никуда не деться. Поэтому я вам даже благодарен.
— Он не позволил бы тебе следовать за нами?
Висенте с вызовом посмотрел на брата, но в глубине его глаз таилась нежность.
— Похоже, он думает, что одного разбойника в семье вполне достаточно.
— Так оно и есть, — согласился тот.
Пилар и Висенте украдкой обменялись улыбками, затем вернулись каждый к своему делу.
Рефухио обдумывал слова Пилар, уставившись невидящим взглядом куда-то ей в затылок. Он чувствовал, как сострадание, которое он испытывал к девушке, постепенно заменяется чем-то другим, большим. Да, он сочувствовал ей, но в то же время его захлестывала откровенная, бесстыдная радость. Теперь Пилар придется остаться с ним, у нее нет выбора.
Мгновение спустя Рефухио затянул песню, грустную и мелодичную. Мужчины подхватили ее. Песня будто скользила над волнами, сопровождаемая плеском воды за бортом. А лодка уносилась все дальше и дальше на северо-запад.
Стемнело. Они опять остановились, чтобы сделать привал. Уже давно пора было спать, но все сидели у костра, глядя на веселые голубые язычки пламени. Как приятно было отдохнуть, расслабиться, отвлечься от дневных забот. Ужин удался на славу. Исабель приготовила великолепное блюдо из двух странного вида рыбин, которых Висенте поймал при помощи крючка, сделанного из шпильки Пилар. Ко всему прочему дым костра отпугивал москитов. На землю спустилась ночь. Воздух то и дело оглашался стрекотом цикад и кваканьем лягушек. Охотничий клич болотной кошки был похож на женский плач. Звезды тускло поблескивали на иссиня-черном небе.
На рассвете они проплыли мимо деревушки под названием Бэтон-Руж. Все предполагали, что после этого на их пути еще будут какие-нибудь поселения или форты, но обманулись в своих ожиданиях. Часы шли за часами, но никаких признаков человеческого жилья они больше не встретили. Создавалось впечатление, что, кроме них, в этой пустынной, дикой местности нет больше ни одного человека.
Рефухио здесь все казалось странным. Эта первобытная красота и отталкивала, и притягивала одновременно. Все было не похоже на Испанию: огромные болотистые равнины, буйная растительность, которая образовывала непроходимые заросли, диковинные животные, от аллигаторов и змей до лохматых остроносых зверьков, таскавших своих детенышей в сумках на брюшке. Рефухио понемногу привыкал ко всему этому — и к здешнему сладковатому воздуху, и к непроницаемому мраку ночи.
Испания постепенно теряла свое превосходство. При всем блеске Мадридского двора, при том, что армады испанских кораблей бороздили бескрайние океанские просторы и Испании принадлежало четверть мира, золотой век испанского могущества был уже позади. Более ста лет тому назад начался упадок империи.
Это была, прекрасная страна, которую населяли храбрые, умные, благородные люди. Но они слепо верили, что их родина слишком хороша для того, чтобы в ней еще что-нибудь нужно улучшать. Они боялись каких бы то ни было перемен, отворачивались от всего нового и непривычного и непоколебимо придерживались старых устоев и порядков. Они разучились мыслить, разучились действовать. Чтобы пополнить свои богатства, они грабили Новый Свет, вели бессмысленные войны, продавали земли колоний. Испания слабела и умирала. А людишки вроде дона Эстебана, будто хищная стая родственников, толпящихся у постели больного, ждали его последнего вздоха и уже делили и растаскивали между собой предполагаемое наследство.
А эти новые земли, наоборот, были полны жизненных сил, они оказались плодотворной почвой для развития новых идей.
Впервые за много лет Рефухио было немного не по себе. Сидя у костра на очередном привале, он поежился; хотелось оглянуться, чтобы узнать, что там, у него за спиной, и было страшно это сделать. Кто знает, какие опасности таила в себе эта непроглядная ночь.
Донья Луиза с ожесточением прихлопнула москита, севшего ей на руку. От резкого движения деревянная миска с остатками ужина, которую она держала на коленях, опрокинулась. Вся юбка вдовы оказалась в жирной подливке. Луиза с ревом подпрыгнула, пнув ногой миску, и та покатилась прямо в огонь.
— Хватит! Надоело! — заверещала вдова. — Меня едят живьем москиты, я почернела на солнце так, что меня скоро можно будет принять за эту мулатку, любовницу моего муженька. У меня нет другой одежды, кроме той, что сейчас на мне, я вынуждена питаться всякой дрянью, от которой даже свинья будет нос воротить. Я хочу домой! Тысячу песо, две тысячи песо тому, кто отвезет меня обратно в Новый Орлеан!
Рефухио быстро наклонился, схватил палку и, подцепив миску, вытащил ее из огня. Она не успела сильно обгореть и теперь лежала в сторонке и дымилась. У них было только по одной миске на человека, и где бы они еще в этих краях смогли достать другую.
— Тебе живется не хуже, чем всем остальным, — сказал Рефухио Луизе, — но, если ты предпочитаешь смерть, мы можем просто бросить тебя здесь. По крайней мере, возни меньше, чем с возвращением в Новый Орлеан.
— Это называется убийство, — прошипела Луиза, бросив на Рефухио взгляд, полный ненависти и презрения.
— Но не исключено, что все еще хорошо кончится, — вступил в разговор Энрике и озорно подмигнул благородной даме. — Здесь вас может найти какой-нибудь дикарь, и он наверняка возьмет вас в наложницы. Он не будет вас сильно мучить и перегружать работой. Вы будете трудиться всего лишь с утра до вечера. А после того как вы родите ему кучу маленьких дикарях, он вообще оставит вас в покое.
— Не смешно, — Луиза исподлобья смотрела на акробата.
— Это только на первый взгляд. А потом ситуация покажется вам очень даже забавной.
— Ты просто дурак!
— А вы тщеславны и избалованны, но я вас прощаю.
— Я не нуждаюсь в твоем прощении! — завизжала она.
— Но я все равно дарю вам его. Какая щедрость с моей стороны, не правда ли?
Пилар, которая сидела, слегка согнувшись и опустив руки на колени, выпрямилась.
— Ваша жизнь, донья Луиза, находится в опасности до тех пор, пока мой отчим остается в Новом Орлеане. Он всегда был очень изобретателен в своей мести.
— Да, конечно, твой отчим, — сказала Луиза, поджав губы. — Выходит, это ты во всем виновата.
— Не оскорбляй Пилар, — осадил ее Энрике. — Ты стала нашей сообщницей на «Селестине» по доброй воле. Тебе нравилось играть с огнем, и не наша вина в том, что все оказалось сложнее и опаснее, чем ты ожидала.
— Эта ваша Пилар, возможно, и находит удовольствие в общении с бандитами, но я не такая.
— Неужели? — Энрике даже не старался скрыть иронию. — Но ведь еще на корабле ты прекрасно знала, кто мы такие, но это не мешало тебе поддерживать с нами приятельские отношения.
— Если вы намерены вцепиться друг другу в волосы, — сказал Рефухио, — я готов предоставить вам такую возможность. Но никто, Луиза, не позволит тебе вернуться в Новый Орлеан. Я увез тебя оттуда, чтобы уберечь от мести дона Эстебана. Пилар права. Даже сейчас не стоит строить иллюзий, что опасность миновала.
Луиза тряхнула головой.
— Я уверена, что дон Эстебан не причинил бы мне вреда.
— Так же хорошо моя сестра думала о его сыне. Ну, давай, соберись. Ты же волевая женщина. Если бы ты не была такой, разве рискнула бы отправиться в Луизиану? А теперь тебе очень пригодится твое мужество.
— Но я терпеть не могу эти походные условия. — Луиза снова прихлопнула москита. — Кругом только вода, вода и ничего, кроме воды. Я больше этого не вынесу.
— Рано утром мы снова двинемся в путь, и тебе придется смириться с этим. Но ты выдержишь, я знаю. Ты очень сильная.
— Ты действительно так думаешь? — спросила Луиза, не глядя на Рефухио.
— Безусловно. Это у тебя в крови. Эту силу ты унаследовала от своих предков, которые погибли на полях Испании в битвах с маврами, но сделали свою родину свободной, которые приняли вызов индейцев, живущих в этих загадочных землях, и вернулись домой, прославляя милость всевышнего, с карманами, набитыми золотом.
— Пожалуй, ты прав, — согласилась донья Луиза. Теперь она сидела, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Как ты считаешь, в Техасе есть золото? — спросила она после минутного размышления.
Чарро, сидевший чуть поодаль, замотал головой и открыл было рот, но Рефухио сделал ему знак не вмешиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47