Пробки теперь не было, и ему был виден отсвет горевшей в хижине лампы. Мадди лежал и ухмылялся про себя. В конце концов, судьба, может быть, и знает, что делает.
На следующее утро Хэнк сидел на камне неподалеку от хижины. Он всю ночь провел без сна в раздумье, как бы похлеще отомстить Смитти, но не мог придумать, что бы такое предпринять, ведь ему обязательно нужно было изобрести что-то оригинальное.
В результате он решил, что не будет спешить, а разработает план чрезвычайно тщательно и не торопясь. Сначала он усыпит ее бдительность, а потом раз – и квас!
Хэнк не просто сидел на этой скале, а чистил оружие – шестизарядный «кольт» 38-го калибра, в котором было пять пуль. Он нашел его в одном из сундуков. Других боеприпасов там не было. Он долго чистил дуло пистолета, всячески стараясь привлечь к себе внимание. Смитти действительно видела, чем он занят. Неужели она думает, что он может выстрелить в нее? Он-то не собирается, но пускай поживет в страхе. Это поможет ему выиграть еще одно сражение.
Он отложил пистолет и принялся точить свой нож. У мужчины инструменты должны быть всегда в порядке. За его спиной раздалось блеяние козы, он поднял глаза: животное трусило мимо и тащило за изжеванную веревку его последнюю бутылку виски. Его аж подбросило.
– Черт тебя возьми! Проклятие ада! Где ты это взяла?
Хэнк выронил нож и попытался схватить козу за веревку, но она уже спокойно пробежала мимо, и он промахнулся. Тогда он вскочил и бросился вслед за ней, поднимая облака пыли. Животное, увидев погоню, понеслось вскачь с такой прытью, какой трудно было от него ожидать. Коза то разворачивалась на маленьком пятачке и направлялась в другую сторону, то выкидывала такой финт, что обманывала его, как новичка, короче, действовала с хитростью опытного отбивающего и давала ему такие крутые подачи, что сбивала с толку, а в результате еще и помчалась в глубь джунглей.
Он погнался за своей любимой бутылкой. Не то чтобы он так страстно хотел выпить (хотя, оставшись со Смитти наедине, и самый целомудренный священник бы запил) – дело уже было в принципе. Проклятые тетки – баба и коза – решили, видимо, взять над ним верх. Не бывать этому!
Через пятнадцать минут, весь мокрый, он вышел, спотыкаясь, из леса. Пот ручьями тек по его лицу и шее. Рубашка намокла, штаны были усеяны колючками и лепестками цветов. И конечно, он был весь в мошке и комарах. Хэнк тяжело дышал, в груди все горело, но он был доволен, в руке он держал отвоеванное сокровище и улыбался с видом игрока, взявшего немыслимо крученый мяч.
Смитти стояла на пороге хижины и смотрела на него прищурившись.
– Последняя бутылка, дорогуша. Я выиграл последний бой. – Хэнк согнулся пополам, упершись в колени, чтобы восстановить дыхание. Он все еще смеялся, но, когда выпрямился, улыбка сползла с его лица: он увидел, что она держит в руках.
– Брось бутылку, Хэнк.
– Ты с ума сошла, отдай мне пушку, Смитти! Ты можешь натворить чего-нибудь.
Она покачала головой.
– Тогда тебе придется застрелить меня, милочка, добровольно я ничего не отдам.
– Хорошо. – Она подняла оружие.
Он засмеялся:
– Ох-ох! Как я испугался! – Он сделал шаг вперед. Она взяла «кольт» двумя руками.
– Э-э! Ты меня почти убедила: выглядишь как человек, который знает, что делает. – Он снова засмеялся.
Она прицелилась, и Хэнк увидел, что ее палец скользнул к курку.
– Подожди хоть минутку, Смитти, я...
Она выстрелила в бутылку. Осколки стекла и ручейки виски окропили землю, как будто прошел дождь со снегом. Хэнк окаменел. Он смотрел на свою правую руку. Виски капало, и он сжимал только стеклянное горлышко.
– Проклятие! – закрыл он свой волей-неволей открывшийся рот и взглянул на нее.
Она улыбнулась и, как заправский ковбой, подула на пистолет, затем спокойно повернулась и вошла в хижину.
Глава 21
Маргарет завязала бантик на косе Лидии.
– Ну вот и все.
Лидия повернулась. Несколько прядей вообще не попали в косы, при этом одна из кос свисала над ухом, а другая покоилась почти на макушке и была такой тугой, что стояла под углом к голове.
Маргарет с сожалением посмотрела на творение своих рук, покусала губу, взяла щетку и сказала:
– Немножко неуклюжие. Я попробую снова.
Лидия вздохнула и снова села на бочку. Она сидела совершенно молча, пока Маргарет расчесывала ее светлые волосы и разделяла на пряди. Аннабель спала рядом в своем ящике.
Лидия рассеянно посмотрела на свои руки и спросила:
– Как ты научилась плавать?
– Меня папа научил.
– Ого!
– А что?
– Просто мне было интересно.
Маргарет продолжала расчесывать девочку и решила выждать немного.
– А папы обычно проводят время с дочерьми?
– Некоторые да.
– А чему еще твой отец тебя научил?
– Кататься на роликовых коньках и прыгать через веревку.
– Не может быть!
Маргарет рассмеялась:
– Он заставлял моих дядей крутить веревку, а сам показывал, как прыгать. Прямо посреди парка, где любой мог его увидеть. Тем более что он очень высокий. Теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, что, наверное, это выглядело очень странно. Высокий, известный в городе адвокат прыгает в парке через веревочку. – От этих воспоминаний у нее потеплело на сердце. Она подумала, чем сейчас занимается ее отец. Знает ли он о том, что случилось?
– Он тоже адвокат?
Маргарет кивнула и, глубоко вздохнув, сказала:
– Сейчас он еще и верховный судья штата.
– Расскажи о нем.
– Когда он учил меня кататься на роликах, то однажды сломал себе руку на катке. Он научил меня ездить верхом, а когда мне было тринадцать, то показал, как стрелять из пистолета.
– А мой папа был ученым-ботаником. Мама всегда говорила, что у него очень важная работа и мы должны понимать, что он не может проводить с нами много времени.
– Мне кажется, в семьях часто так бывает, Лидия. Мы с папой остались одни, когда мама умерла, поэтому все свое время я проводила с ним.
Через несколько минут Лидия задала вопрос, который был для нее, видимо, очень важным:
– А ты помнишь, как выглядела твоя мама?
Собравшись с мыслями, Маргарет ответила:
– Она тоже была высокой, как и я. У нее были темные волосы и глаза и самая чудесная улыбка.
Маргарет отвлеклась и сразу сбилась – сделала ошибку. Коса опять не получалась. Ей пришлось все расчесать заново и начать в который уже раз.
– А какая была твоя мама?
– У нее были рыжие волосы, как у Тео и Аннабель, и голубые глаза.
– Как у тебя.
Лидия наклонила голову набок и прошептала:
– Мне так кажется, но я не помню. – Помолчав, девочка задала очередной вопрос: – Когда люди умирают, они становятся ангелами?
– Не знаю.
Теперь обе замолчали, погрузившись в свои мысли.
– Ты веришь в рай?
– Да.
– Ты думаешь, люди в раю видят нас?
– Мне бы хотелось верить, что мама видит меня и что твои мама и папа видят тебя. Мы же их часть, которая осталась на земле. Может быть, они приглядывают за нами.
– Как ангел-хранитель?
– Угу. – Маргарет помолчала, потом сказала: – Я сейчас тебе расскажу то, о чем никогда никому не говорила, и мне хотелось бы, чтобы это осталось между нами. Пусть это будет нашим секретом, хорошо?
Лидия серьезно кивнула головой и стала слушать.
– Однажды, когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, я играла с другими детьми у кого-то на именинах. Обруч от бочки быстро двигался вниз по холму, а ребята кричали мне, чтобы я его догнала. Все знали, что я быстро бегаю и всех всегда обгоняю, и я побежала изо всех сил, а кольцо катилось и катилось между деревьями и по покатым зеленым холмам. Я неслась вниз все быстрее и быстрее, потому что оно катилось к утесам на берегу. Наконец обруч остановился на высокой скале. Я немного замедлила бег, решив, что теперь уже его не упущу. Когда мне оставалось несколько метров, неожиданно меня как будто потянули назад за руку. Это случилось так внезапно, что я ужасно испугалась. Оглянувшись, я поняла, что рядом решительно никого нет. Я была одна. Ни единой живой души.
В следующее мгновение та часть утеса, где лежал обруч и куда я секунду назад должна была поставить ногу, вдруг с шумом начала сползать вниз на берег. Короче, я чуть было не погибла.
Лидия смотрела на нее широко открытыми глазами.
– Ты думаешь, это была твоя мама?
– Не знаю.
– Конечно, это она тебя спасла. – Лидия произнесла это с такой уверенностью, какой не было даже у самой Маргарет, хотя и до сего часа она живо переживает то далекое мгновение, всей кожей помня это прикосновение. Этот эпизод не поддавался логическому объяснению, поэтому она никогда ни с кем его не обсуждала. Но это было! Ей ничего не приснилось. В конце концов, сейчас же она видит, как Мадди летает! Она посмотрела на Лидию и вздохнула. Обе косы торчали вверх, как коровьи рога.
– Думаю, я что-то тут опять неправильно сделала.
Лидия подняла руки, ощупала свои волосы и нахмурилась.
– Подожди, я попробую еще раз.
Девочка встряхнула головой, одна коса упала. Но это уже не имело значения, потому что она вдруг порывисто обняла Маргарет и сказала:
– Спасибо тебе большое.
Черт возьми, она опять о чем-то думает. Хэнк уже по ее походке издалека заприметил верные признаки знаменитого мыслительного процесса. После утреннего заплыва он стоял по пояс в воде и смотрел, как она приближается к нему по пляжу.
Смитти остановилась в двух шагах от него и скрестила руки на груди. Можно со стопроцентной уверенностью сказать, что сейчас она или затеет какую-нибудь из своих излюбленных песен о равенстве, о том, что он «не прав», или заведет дурацкий спор.
– Мы должны поговорить о детях.
– О чем тут говорить?
Хэнк набрал воды в ладони, сполоснул лицо и зачесал волосы назад.
Она не смотрела ему в глаза, а пялилась на грудь. Он недоуменно посмотрел туда же, несколькими пригоршнями вымыл ее, но все равно ничего не увидел.
– Я думаю, мы должны... – Смитти покачала головой, пробормотала что-то себе под нос, чего он не расслышал, и, взявшись за переносицу, взглянула на него беспомощно и сказала: – Мне надо начать сначала.
– Валяй. – Хэнк махнул рукой.
– Нам нужен график, какой-то продуманный план. Мы должны проводить с детьми время по отдельности и вместе по, так сказать, определенной схеме.
Он тоже скрестил руки на груди.
– У нас с Теодором все хорошо по этой части.
– Но Лидия тоже нуждается в твоем обществе, может быть, больше, чем Теодор.
– Она же девчонка.
Маргарет подняла брови:
– И...
– Ты – женщина, она должна быть с тобой.
– Она потеряла и отца тоже.
– Я не собираюсь никому заменять отца, я сказал об этом парнишке и говорю тебе. Этого не будет.
– Ты не можешь заставить ее почувствовать себя исключенной из общества из-за того, что она девочка.
Хэнк злорадно усмехнулся:
– Хочешь воочию увидеть разницу между полами?
– Господи, я пытаюсь говорить с тобой по делу, а ты изо всех сил стараешься доказать мне, что ты тупой и еще тупее. К чему эти непристойности?
– Смитти, теперь ты меня послушай для разнообразия. Я не дурак. Ты просишь меня о помощи после того, как украла, сожгла и разбила мои бутылки с выпивкой. И ты якобы борешься за то, чтобы в мире все было по-честному. – Он засмеялся. – Если ты трешь мне спину, то я тру тебе. Тут либо так, либо никак.
– Я же думаю о Лидии, а не о себе.
– А это твоя проблема, Смитти. Вечно ты думаешь.
– Тебе лучше и нам лучше, когда ты не пьешь.
– Если бы я выпил немного, я бы не был таким тупым и не сыпал бы непристойностями.
Она опять что-то пробормотала себе под нос, но у ее босых ног прошелестела волна и заглушила слова. Смитти посмотрела на него в упор с вызовом, высоко вздернув подбородок.
Он скрестил руки на груди.
– Что ты сказала?
Она вздохнула, видимо, терпение ее истощалось. Через минуту она сказала:
– Пожалуйста, выйди из воды, тогда мне не придется стоять здесь и кричать.
Хэнк насмешливо поклонился.
– Разумеется, Смитти, как прикажете, милочка. – И он вышел из воды.
– Господи боже мой! – взвизгнула она и отвернулась. – Ты же голый!
– А в чем дело? – Он развел руками. – Я же делаю то, что ты мне сказала. – Он злорадно усмехнулся.
– Тебе меня не запугать! – крикнула она ему через плечо.
– А как насчет компромисса, милочка? – Он театрально наморщил лоб. – Дай подумать. Хм-м... Ты можешь снять свою одежду, тогда мы оба будем голые. Если ты будешь себя чувствовать свободнее – пожалуйста.
Она покачала головой и пошла по пляжу не оглядываясь.
Хэнк сложил руки рупором и громко крикнул:
– Смитти, тебе кто-нибудь говорил, что ты – зануда?
– На этой земле я вовсе не для того, чтобы тебя развлекать, Хэнк Уайатт! – истошно завопила она.
Он, покачав головой, пробурчал себе под нос:
– Тебе так только кажется, милочка. – Он подошел к пальме и взял свои штаны, посмотрел на них, и вдруг дьявольская улыбка заиграла на его губах. Хэнк оглянулся, но Смитти уже ушла; он потер подбородок. «Ну-ну, – подумал он, – она сама себе яму вырыла, хороший пирог испекла».
Потом он вспомнил, что речь идет о Смитти: она могла только сжечь, а не испечь. Он одевался и смеялся. Месть будет сладкой.
Он украл ее одежду.
Было яркое и свежее утро. Он нарочно проснулся пораньше и поджидал в своем гамаке, когда Смитти встанет и пойдет мыться. Она, разумеется, направилась к бассейну около водопада, чтобы немного поплавать. Он неслышно прокрался вслед за ней, потирая руки, с удовольствием предвкушая сладостное отмщение. Жизнь прекрасна и удивительна! Она была уже в воде. Он слышал, как она плескалась в бассейне, что-то напевая себе под нос. Он помедлил, хихикнул и выглянул из-за камней. В воде просвечивало бледное тело и длиннющие ноги. Хэнк присвистнул себе под нос. Он позволил себе подглядывать еще несколько минут. Уж очень хороша была Смитти! Другой такой божественной фигурки не найдешь по эту сторону небес. Хэнк подождал, пока она отплыла подальше, и, полюбовавшись восхитительной спиной и бедрами, быстрее молнии схватил одежду купальщицы. Затем исчез в направлении хижины.
Это был удачный день. Он отомстил женщине и нашел устриц. Хэнк украл у нее одежду и бросил в хижине, а потом пошел понырять и наткнулся на целую колонию устриц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39