На всякий случай прихватил пару гранат.
Теперь они все трое будут прилично вооружены. Ведь террористы тоже не с голыми руками: стреляли они если не из газовых пистолетов / все-таки это шумное оружие/, а, видимо, из пневматических - ампулами с 0В.
У Ишутина ещё свежи были в памяти воспоминания о службе на границе. Нарушитель выстрелил в овчарку, которую держал на поводке ефрейтор Панко. Очевидец, напарник ефрейтора, рядовой Авдотьин рассказывал: из куста раздался щелчок, будто напильником ударили по лезвию топора, - и пограничник и его собака упали замертво.
Заряд попал в камень, но мгновенно поразил две цели, хотя человек и собака были на расстоянии вытянутого поводка.
Буровики погибали тоже от аэрозоля. Это уже было установлено точно. Как не дать себя поразить? Стрелять с большого расстояния - нельзя: террористов нужно брать живьем. А они к себе не подпустят. Успех сулил только один способ - внезапность. Но кто готов нападать, готов и обороняться.
Решив, что на месте будет виднее, Павел Петрович сложил оружие в багажник. При себе оставил Кольт, с которым почти никогда не расставался.
В Мергеле аспирантов не оказалось. У Козинских дома была хозяйка - за сараем у старых абрикос окучивала картошку. Издали завидев хозяйку в голубенькой кофточке, Ишутин выскочил из машины и быстрым шагом прямо через грядки направился к ней.
- Здравствуй, Маруся!
- Здравствуйте, Павел Петрович.
- Что - у ваших аспирантов опять с транспортом не лады? Кстати, что-то я их не вижу.
- А они уехали.
- На неисправном мотоцикле?
Ишутин изобразил на лице недоумение.
- Мотоцикл исправный, а вот бензобак оказался дырявый - весь бензин вытек. Двор провонялся. Как на бензоколонке.
- И они уехали без горючего?
- Почему? Я одолжила. Нашла у Мити.
- У Мити есть мотоцикл?
- А вы разве не знали?
- Откуда?
- И что за транспорт?
- "Ява".
- Может, Митя знает, куда укатили аспиранты?
- Он сам куда-то умотал.
- На мотоцикле?
- На велосипеде. И это с такой раной...
- Он дрался?
- Не без того. Из-за потаскухи. - И оскорбленная Маруся пустилась в словеса. - У него тут завелась одна. Люди видели. Да и я догадываюсь, что видела и ваша аспирантка... Она мне по секрету...
- Ну да?
Он не верил, что Гюзель, лейтенант милиции, опустится до женских сплетен. Но возражать Марусе не стал: по секрету, так по секрету. Значит, нашли общий язык.
"Но куда же они все-таки укатили?" Было бы опрометчиво - уточнять. Но - уточнить стоило. Степь широкая, и дороги от Мергеля расходятся на все четыре стороны. И одна из них ведет в Табеев Стан. Это селение назвала жена, но она не уверена, что услышала точно. А Табеев Стан ой как далеко!
Ишутин притворно вздохнул, попробовал на зуб сорванный с ветки зеленоватый абрикос.
- Мне так нужен мой мотоцикл, - сказал как бы про себя. - Техосмотр некстати...
Маруся была не прочь выручить знакомого "нового русского" - а вдруг и он когда-либо пригодится?
- Гюзель что-то сестре говорила...
- А сестра - где?
- У матери.
- Может, съездим, спросим?
- Спросим, - тут же согласилась Маруся. - Только я дверь примкну.
Дом она закрыла на висячий замок, ключ положила под коврик.
- Вот так и квартиры обворовывают, - заметил Ишутин.
- А мы не Березовские - брать у нас нечего.
- И то верно.
Сестра на солнцепеке стирала белье, увидев подъехавший "Форд", выпрямилась, заправила в юбку рваную под мышками кофту.
Ничего вразумительного, куда направились аспиранты, она не сказала.
- Был Митька. Вон велосипед бросил, - показала кивком головы, повязанной цветастой косынкой. - Может, он что знает. Аспиранты вроде собирались на тринадцатую буровую. Сейчас там самое время заготовки листа ежевики.
Услышав о Мите, что он тут был и куда-то сплыл, Маруся мотнулась в сарай, обозленная выскочила оттуда.
- Ну и гадина! - крикнула свирепо. - Схватил мотоцикл... Это к ней, своей потаскухе! Он доездится. Цыгане его дорежут...
Из гневной Марусиной речи Ишутин понял, что Митя несмотря на серьезную рану, удрал на мотоцикле к своей таинственной любовнице, а любовница или сама цыганка, или связана с цыганами.
Уже по дороге на тринадцатую до него дошло: "Эврика! Две женщины в каменской гостинице, путешествующие на мотоцикле "Ява". Оставили в номере окровавленный бинт. Приехали поздно вечером, уехали рано утром".
"А Митя-то ранен... Не мог ли он переодеться женщиной?'. И - мысль строго рациональная: "Но когда это было?" Так, размышляя, Ишутин свернул с дороги, но к буровой подъезжать не стал. Ему было известно, где-то здесь, поблизости, радиомаячок. На каком участке пути пеленгатор, знают те, кто его устанавливал. Если мотоцикл запеленгуют, через полчаса кто-то из четверки "героев Чечни" будет здесь, станут выяснять, что ты тут забыл. Знакомым они объясняют, что здесь, в районе пещер, плодятся агрессивно-ядовитые змеи, их нерестилище.
Это было так и не так. Тайну не разгадал даже он, Ишутин. Хотя один из четверых, а именно бывший прапорщик Корецкий, уже работал на него, разумеется, за приличное вознаграждение.
У тринадцатой никого не было. Ишутин объехал все лощинки. Нашел кусты ежевики. Лист был свежий и ягода вот-вот поспеет. Были бы аспиранты здесь, он бы их нашел.
С той минуты, как он увидел гневливое лицо Маруси и встретился с её сестрой, он думал о Мите.
"Неужели оборотень?"
Мите он доверял и уже намеревался сделать его своим информатором, за важные новости ставил магарыч, объясняя свой великодушный жест якобы тем, что ему надо все знать о своих конкурентах. Митя любил выпить и потому для "нового русского" старался, не скрывал своего понимания: какой бизнесмен обходится без осведомителей?
"А не порулил ли он в Полынную балку? Не подбросят ли ему цыганку с неба?"
38
Пока Ишутин искал своих аспирантов, капитаны ФСБ Кормильцев и Донченко изучали местность, прилегающую к этой самой Полынной балке. Убедившись, что в посадке никого, они вышли на дорогу.
Да, это была взлетно-посадочная полоса, замаскированная под шоссейку. В архиве ЦУКАСа/ Центрального управления капитального аэродромного строительства/ по просьбе полковника Гладкова был найден акт о приеме объекта ,№ 625 с координатами Полынной балки.
Отсюда, из засады, как уже было установлено и без архива, вылетали истребители на перехват самолетов-нарушителей. Когда надобность в подобных засадах отпала, здесь, с учебной целью, приземлялись легкие транспортные самолеты: тогда работал дальний и ближний привод - по ним выходили на посадку.
- Ориентируемся на местности, - говорил Кормильцев, намечая порядок действия. - Я иду в створе ВПП на юг , ты - на север.
- Что ищем?
- Приводы, или что от них осталось.
- А найдем ли? Прошло-то лет сорок.
- Не будем пессимистами.
- Согласен.
За покатым холмом шоссейка сворачивала круто влево и терялась где-то в суходоле. Кормильцев выбрался на гребень высоты, кроме нагромождения камней, ничего особенного не заметил.
Донченко, с предосторожностями шагавший в створе ВПП на север, уже через полтора километра наткнулся на след резинового колеса. Собственно, самого следа как такого не было. Был камень, точнее, каменная площадка, а на камне расплющенная ящерица. Рисунок протектора принадлежал мотоциклетному колесу. А ещё - в двадцати метрах дальше - окурок сигареты.
Потом, сколько Донченко не продвигался вперед, попадались только редкие кусты полыни и камень, камень, камень... Каменистые холмы до самого горизонта и лишь на спуске в Полынную балку уже знакомая посадка белой акации - зеленая полоса среди серого однообразия.
Офицеры вернулись в исходное положение - на ВПП. Донченко показал окурок. Вдвоем вернулись на место находки.
- Окурок могло принести ветром, - сказал Кормильцев. - А вот раздавленная ящерица... Раздавили дня четыре назад. И окурку - столько же... Итак, что было четыре дня назад?
Донченко вслух произнес то, что знал и Кормильцев:
- Три ночи назад, по свидетельству местного участкового, взлетал спортивный самолет.
- О! - Кормильцев поднял вверх указательный палец. - А что далеко от дороги в створе с ВПП может делать мотоциклист?
- Спросить бы мотоциклиста.
- Правильно. А мы подумаем... Думаем и - закусываем. Из глубокого кармана милицейских бриджей Кормильцев достал ржаной сухарь, разломил пополам.
- Попить бы, - высказал свое желание Донченко.
- В жару пить вредно, - иронично напомнил Кормильцев. - Солнце только-только вскарабкалось в зенит.
Была уверенность: до ночи здесь никто не появится, а задерживаться около ВПП, - значит, себя демаскировать: вокруг, насколько видел глаз, хотя и пустыня, но каменистая - немало расщелин, по которым можно незаметно подойти и затаиться. Не исследовав придорожные расщелины, отлучаться было нельзя, нельзя было оставлять этот участок без присмотра, иначе тогда не чекисты устроят засаду, а чекистам.
Предчувствие опасности не оказалось напрасным. Уже ближе к вечеру, когда Кормильцев обозревал в бинокль склоны дальнего холма, освещенные лучами заходящего солнца, Донченко схватил товарища за руку:
- Гляди!
На самой кромке горизонта размером с муравья появилась черная точка. Она приближалась, теряясь в распадках. И вот уже заметно, что это мотоцикл. Сколько на нем седоков, разглядеть трудно даже в бинокль - далеко. Мотоцикл нырнул в глубокий распадок и долго не появлялся, а выскочил чуть ли не за сто метров от ВПП.
Поднимать голову, чтоб хорошенько разглядеть, было бы неразумно: вблизи над камнями любое движение бросалось в глаза, если, конечно, мотоциклист взглядом не прирос к дороге. А если он не один? Обычно сзади сидящий обозревает обочины. Хотелось верить, что мотоциклист случайный путник - проскочит мимо и скроется за горизонтом.
В мелкой выемке офицеры лежали на спине, прислушиваясь к нарастающему стуку мотоциклетного двигателя. И вот послышалось, как мотоциклист сбросил "газ". Колеса зашипели по гравию.
Кормильцев, отложив бинокль и не приподымая плечи, расстегнул кобуру.
Но мотоцикл не остановился на обочине, преодолев придорожную насыпь, свернул в посадку.
Кормильцев приподнял голову, увидел мотоцикл сзади: седоков было двое, за рулем - сухонький, плосколицый смуглый мужчина, в каске. Сзади сидящий вроде женщина, пышные черные волосы, подвязанные тесьмой.
Кормильцев приподнялся. Да, сзади сидела женщина, юбка подобрана, на ногах - босоножки.
Как только мотоциклисты углубились в посадку, офицеры стали отползать подальше от дороги: здесь при выезде на шоссейку их могут легко обнаружить. Хорошо, что отползли своевременно. Мотоциклисты в посадке задерживались недолго - минут пятнадцать, не больше. Обратно вырулили на шоссейку и, набирая скорость, умчались в направлении Барановки.
- Слушай! - воскликнул Донченко. - А не этих ли умельцев мы ждем с неба?
- По приметам, вроде они, - согласился Кормильцев. - Но что им делать здесь да ещё среди бела дня?
- А вот что... Пойдем по их следу - узнаем.
Донченко внимательно пошарил взглядом по горизонту - не появится ещё какой-либо транспорт? - первым пересек шоссейку, углубился в посадку.
Оба пришли к выводу: в посадку мотоциклисты свернули не для праздного времяпрепровождения, за пятнадцать минут, если они занимались любовью, как принято говорить на Западе, им никак не справиться. Хотя... А зачем тогда было спешить?
Закусывали? В пыльной и душной посадке? Вряд ли. Ближе к Барановке у самой дороги есть родничок. Там, в тени высокой скалы, обычно останавливаются путники, чтобы отдохнуть и перекусить.
Просто так в этой знойной степи без надобности не задерживаются стремятся как можно быстрее преодолеть это не полюбившееся богу место.
Пошли по следу. След привел в расщелину. А в расщелине заложенная камнями брезентовая сумка, до белизны выгоревшая на солнце.
- По моему разумению, когда-то в таких ранцах носили парашюты, сказал Кормильцев.
В сумке был не парашют, а три фонаря - с разными стеклами: красным, желтым и зеленым, бухта тонкого двойного провода и двенадцатиамперный аккумулятор.
- Вроде как светофор, - хмыкнул Донченко. При тщательном рассмотрении оказалось: все три фонаря соединены между собой с интервалами примерно двести метров.
- Какая длина полосы? - спрашивал Кормильцев.
- Около километра, - отвечал товарищ.
- Отсюда следует, - рассуждал Кормильцев. - Ночью здесь кто-то будет устанавливать сигнальные огни. Надеюсь, мы не опоздали. Будем ждать ночи.
- Тогда надо выйти на связь, - предложил Донченко.
- Надо, - согласился Кормильцев. - Возвращаемся к машине.
Рация была в "уазике". А солнце уже катилось к вечеру - окунулось в оранжевую дымку. Расстояние до машины хоть и небольшое - три километра, но по меркам каменистого бездорожья это полтора часа хотьбы туда да полтора обратно - уже будет темно.
Луна зайдет после двенадцати ночи. Значит, самолет совершит посадку до двенадцати, сразу, как только потемнеет.
Оба согласились, что в таких рассуждениях логики было мало. Кто же рискнет вылетать засветло? От Северного Кавказа лету самое малое полтора часа. Хотя в степи и не густо населенных пунктов, но есть дороги, а, на дорогах-машины. Заметят.
- А много мы замечали самолетов и вертолетов, когда добирались сюда?
Донченко умел ставить вопросы как психолог. Кормильцев отвечал как аналитик:
- У простого обывателя при виде самолета малых размеров, притом низколетящего, в голове уже готовое стереотипное умозаключение: местное начальство, ГАИ, скорая медицинская помощь, пожарный надзор, да мало ли кто летит, экономя время? И вряд ли до кого дойдет, что это направляются на свой разбойный промысел бандюги-террористы. Логично? - Логично, - не оспаривал своего товарища Донченко.
Уже в сумерки они добрались до "уазика". Кузов за день так накалился, что в салоне каждая деталь, казалось, обжигала пальцы.
- Вызывай Ишутина.
Донченко включил рацию. Но на табло ни одна лампочка не загорелась.
- Мы же проверяли... Может, попытаемся с помощью автомобильного аккумулятора?
- А реостат?
Это был первый досадный промах. Не рискнули пользоваться рацией ГАИ, так как она легко прослушивается кем угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26