OCR и редакция в рамках проекта «Погреб»: Антон Лапудев
«Как молния»: «Вокруг света»; 1984
Майор Хо Вьет Ка сдавал экзамен в советской бронетанковой академии. Он сидел за длинным столом рядом с высоким, плечистым капитаном-переводчиком. По сравнению с ним вьетнамец выглядел подростком — маленький, худощавый.
Требования на экзамене по теории научного коммунизма в академии высокие. С моей, экзаменатора, точки зрения, Хо Вьет Ка достался относительно легкий вопрос: «Семья при социализме». Однако отвечал майор сбивчиво, и, думаю, если бы не сформулированные переводчиком наводящие вопросы, ответ слушателя мог потянуть только на «удовлетворительно».
— У вас есть мать? — спросил я майора, желая преодолеть внезапно возникшее между нами отчуждение.
— Нет.
— Братья, сестры?
— Были…
Об отце уже не спрашивал. Страна воевала беспрерывно почти сорок лет, и большинство вьетнамцев знают о своих отцах разве что по рассказам родственников.
— Мать и три его младшие сестренки погибли… — шепнул мне переводчик.
Теперь уже многое становилось ясным. Глаза вьетнамского офицера к концу ответа постепенно потеплели. Он заговорил о том, как вьетнамские матери любят своих детей. Точно так же, как всюду…
В Москве цвела липа, и ее запах после короткого теплого дождя наполнял аудиторию.
Экзамен закончен. Оценки выставлены. Документы подписаны.
В аудитории остались трое: майор Хо Вьет Ка, переводчик и я.
Товарищ Хо рассказывал о своей жизни. Он родился на берегу Меконга в пригороде Сайгона. Отец заготовлял бамбук для французской мебельной фирмы «Плезир». Когда прекращался сезон дождей, он уходил в горы на целое лето. Мать, привязав к спине младшую дочку, с утра до вечера работала на плантации местного богатея. Детство Ка, сколько он помнит себя, прошло в крохотном дворике. Он следил за немудреным хозяйством — три курицы и коза — и опекал сестренок. Рядом с домом находился зеленый илистый прудик, там он откармливал карасей, ленивых и неповоротливых, широких, как листья лотоса. Уток не держали: было запрещено.
Ка часто пропадал у прудика. Он научился дышать через тростник. Нырнет, бывало, и затаится под листьями лотоса, дышит через зеленую трубочку. А рядом плавают караси, щекочут плавниками.
Сестренки смотрят, смотрят на воду — не всплывает братик! И — в крик. Тогда он весь в иле, увешанный пиявками, как большой старый карась, появлялся на поверхности пруда. Братик живой! Не утонул!
Ка еще не исполнилось и двенадцати лет, когда при заготовке бамбука в горах погиб отец. Фирма «Плезир» не выдала семье даже тех денег, что были уже заработаны. Когда Ка подрос, он узнал, что отца просто-напросто убили. Отец заболел в горах, а с больным не захотели возиться, и французы-надсмотрщики сбросили его со скалы.
В тот год Сайгон заполнили американцы. В городе ходили слухи, что янки воюют против вьетнамского Севера, где, как говорили, уже давно прогнали всех помещиков и колонизаторов.
Ка задумал пробраться на Север и поступить там в школу. Бывая в Сайгоне, он видел школьников. Их отличал от сверстников портфель из красной кожи. К тому же школьники носили шорты из голубой материи и белые, как рисовая мука, рубашки. Но все они были детьми европейцев или хуацяо.
От людей Ка слышал, что для вьетнамских ребят из бедных семей двери школы закрыты. Зато на Севере, говорили ему, все бедняки учатся — дети и взрослые.
И еще люди рассказывали, что в дельте Меконга объявились партизаны. Они будто бы хотели уничтожить продажных сайгонских правителей, а их покровителей — американцев — вышвырнуть из Вьетнама.
В Сайгоне стало неспокойно. Партизаны уничтожали военные склады, обстреливали казармы.
Соседи Ка шептались между собой о том, что на юге уже действует настоящая партизанская армия. Теперь Ка засыпал и вставал с мыслью скорее попасть к партизанам. Но уйти из дому не решался. Мать часто болела, и он стал главным кормильцем семьи.
Однажды все надежды на будущее рухнули. На грузовиках в пригород вкатились солдаты генерала Тхиеу. Они устроили облаву на юношей. Так Хо Вьет Ка оказался в казарме. На него напялили форму рядового марионеточной армии. Началась служба.
Очень часто гарнизон поднимали по тревоге. Южновьетнамских солдат везли в дельту Меконга, заставляли прочесывать болота. Там, по сведениям, которые передавали американские вертолетчики, скрывались партизаны.
Далеко не все солдаты после этих операций возвращались в казармы. Одних косили партизанские пули, другие пропадали в безбрежных джунглях, тонули в трясинах, кое-кто дезертировал, а многие сразу переходили к партизанам.
Со временем Ка сблизился с солдатом Фу Нгуеном, так же, как и он, попавшим в армию во время облавы. Новобранцы держались вместе, случалось, выручали друг друга. Потом Нгуена назначили командиром отделения. Благодаря ему Ка в первый раз оказался в увольнении. За воротами казармы купил с лотка подарки: матери — пестрый платочек, сестренкам — косынки с хризантемами. И поспешил домой.
Последние метры Ка шел знакомой до каждого камня улице, которая вела вниз, к реке. Он шел и впитывал в себя запахи детства. Ка различал и запах свинарника дяди Ло — у него свиньи, как бродячие собаки, поджарые, тонконогие, даже по-собачьи заглядывают в глаза прохожих, и вонь разлагающихся ракушек, которую несло от реки: их поднимали со дна и вываливали прямо на берегу, чтобы потом отправить на фурнитурную фабрику.
Мать и сестренки уже не чаяли встретиться с ним.
— Что это вы перевязали себе уши? — весело спросил Ка.
Посуровевшая вмиг мать морщинистыми, как кора старой ивы, пальцами стала срывать с головы бинт, и Ка закричал: мать была без ушей!
— У них тоже? — Ка посмотрел на плачущих сестер.
— Да.
— Кто это сделал?!
— Американец, — сказала мать и поспешно добавила: — Это был добрый американец. В соседней хижине всех застрелили, а затем отрезали уши у убитых.
Из несвязного рассказа матери Ка узнал подробности случившегося. Накануне американские морские пехотинцы проводили облаву на партизан. Никого они, конечно, не нашли, зато всех, кто находился в хижинах — женщин и детей, — расстреливали без разбору.
Американский солдат забежал и в хижину семьи Хо. Однако он, видно, «пожалел» девочек и старуху. Просто постоял, привыкая к полумраку хижины, как бы раздумывая, что делать. Мать успела его хорошо разглядеть: крупное, стянутое ремнем каски лицо солдата не выражало ни ненависти, ни жалости к этим чужим для него людям.
Мать видела, как он не спеша вынул из чехла большой нож и, не обращая внимания на плач девочек, приблизился к ней. Она ждала удара в грудь, в сердце, а солдат схватил ее за ухо и оттянул на себя. И не успела она даже понять, что хочет сделать американец, как оба уха были отсечены. Затем солдат проделал без спешки ту же операцию над девочками.
Затем он небрежно опустил добычу в карман, вытер нож о ситцевую занавеску и, уходя, дал с порога очередь по кувшину с водой.
Расправившись с мирными жителями, морские пехотинцы погрузились на катера и отчалили. В поселке мало кто уцелел. Так что еще «повезло» семье Хо. Знакомые говорили:
— Это вам судьба послала «хорошего американца».
Вечером, минута в минуту, Ка вернулся в казарму. Сержант Нгуен встретил и не узнал товарища.
— Из тебя словно душу вынули, — сказал он. — Говори, что случилось?
И Ка пересказал все, что слышал от матери. Он говорил, а сам плакал сухими глазами.
Фу Нгуен заметил:
— Ка, я слышал от начальства об этой облаве. В твоем пригороде действовала 35-я бригада американской морской пехоты. За каждого убитого партизана американский президент платит карателям по пятнадцать долларов.
— А при чем тут уши?! — выдохнул потрясенный Ка.
— Уши сдают для учета, чтобы не было обмана! Два уха — один партизан. Пересчитывает уши, как правило, капрал. Откуда ему знать: чьи они? Янки делают на нас, вьетнамцах, свой бизнес.
Фу Нгуен не собирался утешать друга, а посоветовал написать жалобу самому Тхиеу. Ка не знал грамоты, а потому сержант сочинил письмо от имени рядового Хо Вьет Ка. Жалобу приняли.
Американское командование отреагировало быстро. В пригород снова нагрянули каратели. На этот раз уже никто не избежал расправы.
В следующее увольнение Ка поспешил домой. Но своего дома не нашел. Хижины вдоль горбатой улочки до самой реки уничтожил огонь. На пепелище пахло горелым.
Ка не вернулся в казарму. Несколько дней пробирался к партизанам. В отряде он увидел немало бывших солдат сайгонского режима. Узнал даже кое-кого из старых знакомых.
Как-то на политчасе комиссар прочитал партизанам короткую заметку. В ней рассказывалось о поединке советского танка с восемнадцатью фашистскими машинами. Ка запомнил имя командира советского танка — лейтенант Гудзь. Русский танкист не стал дожидаться, когда его атакуют фашисты, а смело ринулся в бой и выиграл его. Заметка заканчивалась призывом: «Нападайте на врага, как Нгуен Гудзь!» Видимо, автор листовки умышленно назвал русского героя Нгуеном вместо Ивана.
Лейтенант Нгуен Гудзь стал для Хо Вьет Ка идеалом бесстрашия.
Когда выяснилось, что Ка отличный пловец, командир отряда дал ему рекомендацию для поступления в спецшколу.
Спустя полгода Ка проник в порт Сайгона и подвел взрывное устройство под американский транспорт, стоявший у причала. На месте взрыва вьетнамские рыбаки долго потом вылавливали глушеную рыбу.
Под другой транспорт, прибывший из Сан-Франциско, подвести взрывное устройство не удалось. Акулы напали на аквалангистов, едва те приблизились к кораблю. Троих подрывников хищники растерзали, когда Ка ушел далеко вперед на разведку. Возвращаясь, он не нашел товарищей. И тогда включил аварийный фонарь. Вода вокруг была багровой от крови. Луч света испугал акул. Хищники отпрянули…
В живых из всей группы остался один Ка. Уже на берегу, в зарослях осоки, аквалангист выключил фонарь и сорвал с лица маску. Над его головой светили звезды. Ка сориентировался и побрел по воде, не снимая ласт. Перед глазами стояли лица погибших товарищей.
Ка не хотел, чтобы рассвет застал его на открытой местности. Американские вертолеты, словно голодные акулы, охотились за всем живым, что передвигалось по долине Меконга.
Только на следующую ночь, смертельно усталый, Ка добрался до партизанского лагеря. Едва успел доложить о неудачной операции, как тут же заснул.
Утром его вызвал командир:
— Мы решили больше не посылать вас под воду…
— Я не согласен. Буду выполнять любые приказы родины.
— Вам надо прежде всего отдохнуть.
Далеко не каждому дано стать настоящим мастером каратэ. Инструктор спецшколы, куда вернулся Ка, взглянул на маленького щуплого партизана и заколебался: научить можно, но вот будет ли толк?
Однако первые же тренировки рассеяли его сомнения: новый ученик буквально истязал себя, превращая мышцы в кусок стали. Такой самоотверженности не видели даже опытные инструкторы.
Тренер сразу подметил, что сила Ка в руках, вернее, в его пальцах. Со снайперской точностью и пушечной силой Ка бил в «болевые» точки манекена.
— Руки — ваше оружие, — заметил ему инструктор.
И Ка, забыв про усталость, теряя счет времени, бил сплетенный из рисовой соломы манекен. За день успевал наносить удары десятки тысяч раз. Кожа на руках постепенно огрубела, потеряла всякую чувствительность. Через несколько месяцев его большие пальцы не уступали в твердости стальным гвоздям.
Соломенный муляж заменили на сосновый. Манекен буквально на глазах превращался в груду иссеченного дерева. На точные и сокрушительные удары новичка приходила смотреть вся школа. Через год лейтенант Хо Вьет Ка вновь оказался в Южном Вьетнаме.
На военные аэродромы Сайгона круглосуточно приземлялись транспортные самолеты — прибывали из-за океана новые партии искателей долларов и приключений. Обратно в Соединенные Штаты отправляли раненых и цинковые гробы, накрытые, как скатертями, звездно-полосатыми флагами.
Но американские солдаты все прибывали. Так прибывает вода в реке после тропического ливня.
На одном участке боев у партизан наступили черные — от дыма горящего напалма — дни и белые — в разрывах осветительных авиабомб — ночи. Не хватало боеприпасов и медикаментов.
И тогда по горному ущелью партизаны проложили тропу. Ни буйвол, ни лошадь пройти по ней не могли. Шли только люди, пронося за спиной цинковые ящики с патронами, противотанковые мины, коробки с вакциной, тюки с бинтами. И под палящим солнцем, и под сокрушительными ливнями патриоты доставляли важный груз, довольствуясь порой лишь чашкой риса в день.
Тропа служила безотказно, пока ее не заметили американцы. Артиллеристы соорудили на болоте помост, а на нем установили дальнобойное орудие. В ущелье полетели снаряды. Путь был закрыт.
Партизаны не раз посылали группы захвата, но орудие оказалось хорошо защищенным. Тогда лейтенант Хо и предложил свои план. Предельно простой.
— Я понесу артиллеристам чистую воду. А ведра можно сделать с двойным дном.
— Хорошо, Ка. Но… справитесь ли вы? Расчет орудия состоит из двенадцати солдат.
— Я знаю, командир.
— Каждый янки тяжелее вас примерно в два раза. Вы понимаете, что это смертельный риск. И практически без шанса на успех.
— Я дойду до цели, — стоял на своем Хо Вьет Ка.
После тщательной подготовки лейтенант пошел на операцию. В форме рядового сайгонской армии с двумя ведрами родниковой воды он направился к дамбе. И надо было тому случиться — на первом же посту он встретил… сержанта Фу Нгуена.
— Здравствуй, Ка! Вот так встреча!
Сержант похлопал его по плечу и доложил подошедшему сайгонскому офицеру:
— Мой друг. Вместе начинали службу.
По приказу офицера Фу Нгуен обыскал солдата. Оружия при нем не оказалось.
— А мы тут охраняем орудие… — сказал сержант. — Я не успел тогда с тобой попрощаться. Когда ты был в увольнении, меня перевели в другую часть. А ты все там же?
— Да.
— Собачья служба. Ну, иди-иди, а то они там подохнут от жажды.
1 2