Упаковали на совесть, рекомендую
Против хеттов нам приходится держать на востоке огромную армию, а в Вавилоне и Ниневии разгорается движение, которое находит отклик во всей Месопотамии. И вот результаты жреческого управления: у моего прадеда было сто тысяч талантов годового дохода и армия в сто шестьдесят тысяч человек, а у моего отца всего-навсего пятьдесят тысяч талантов и стодвадцатитысячная армия. И что это за армия! Если бы не греческий корпус, который сторожит ее, как овчарка овец, египетскими солдатами давно бы уже командовали жрецы, а фараон стал бы только жалким номархом.
— Откуда ты это знаешь? Откуда у тебя такие мысли? — удивился Тутмос.
— Ведь я сам из рода жрецов. И это они учили меня, когда я еще не был наследником престола. О, когда я после смерти отца — да живет он вечно! — стану фараоном, я поставлю ступню мою, обутую в бронзовую сандалию, им на шею! Но прежде всего, я завладею их сокровищницами, которые всегда были полны, а со времен Рамсеса Великого стали особенно разбухать и сейчас так богаты, что с ними не сравнится и фараонова казна.
— Горе нам! — вздохнул Тутмос. — У тебя такие замыслы, что под их тяжестью провалился бы вон тот холм, если бы он мог слышать и понимать. А где твои силы?.. Помощники?.. Солдаты?.. Против тебя встанет весь народ, предводительствуемый могущественной кастой. А кто будет на твоей стороне?
Царевич задумался. Наконец он ответил:
— Армия.
— Значительная часть ее пойдет за жрецами.
— Греческий корпус.
— Это бочка воды в Ниле.
— Чиновники.
— Половина их из жреческого сословия.
Рамсес печально тряхнул головой и замолчал.
По голому каменистому откосу они стали спускаться в ложбину. Вдруг Тутмос, забежавший несколько вперед, воскликнул:
— Неужели мне это мерещится? Посмотри, Рамсес! Между этими скалами укрылся второй Египет!
— Наверно, какая-нибудь жреческая усадьба, не платящая налогов, — с горечью ответил наследник.
У ног их в глубине лежала плодородная долина, имевшая форму вил, зубья которых терялись в скалах. Вдоль одного из них стояло несколько хижин для рабочих и красивый домик владельца или управляющего. Здесь росли пальмы, виноград, оливы, смоковницы с воздушными корнями, кипарисы, даже молодые баобабы. Посредине струился поток, а по склонам гор, на расстоянии нескольких сот шагов друг от друга, были расставлены небольшие запруды.
Спустившись к виноградникам, полным зрелых гроздей, они услышали женский голос, звавший кого-то, или, вернее, грустно напевавший:
— Где ты, моя курочка? Откликнись! Где ты, любимая? Что же ты убежала от меня? Разве не даю я тебе свежей водицы, не кормлю из своих рук отборным зерном, — даже рабы смотрят на это с завистью. Где же ты? Откликнись! Берегись — ночь тебя застигнет, и не найдешь ты дороги к дому, где все заботятся о тебе. Или прилетит из пустыни рыжий ястреб и растерзает твое сердечко. Напрасно будешь звать тогда свою хозяйку, как сейчас я тебя… Отзовись же, а то я рассержусь и уйду, и придется тебе возвращаться домой пешком.
Песня раздавалась все ближе и ближе. Певунья была уже в нескольких шагах от путников, когда Тутмос, выглянув из кустов, воскликнул:
— Посмотри, Рамсес, какая красавица!..
Царевич, вместо того чтобы посмотреть, выбежал на тропинку навстречу поющей. Это была действительно красивая девушка с правильными чертами лица и кожей цвета слоновой кости. Из-под легкого покрывала выбивались длинные черные волосы, собранные в узел. На ней был легкий, ниспадавший мягкими складками белый хитон, который она с одной стороны поддерживала рукой; под прозрачной тканью розовела девичья грудь, словно два яблока.
— Кто ты, девушка? — спросил Рамсес.
Суровые морщины исчезли с его лба, глаза загорелись.
— О Яхве! Отец!.. — крикнула девушка, в испуге остановившись. Немного погодя она, однако, успокоилась, и ее бархатные глаза приняли выражение кроткой грусти.
— Как ты попал сюда? — спросила она Рамсеса слегка дрогнувшим голосом. — Я вижу, ты солдат, а сюда солдатам нельзя ходить.
— Почему нельзя?
— Потому что это земля великого господина Сезофриса.
— Ого-го! — рассмеялся Рамсес.
— Не смейся, а то сейчас побледнеешь. Господин Сезофрис служит писцом у господина Хайреса, который носит опахало над досточтимым номархом Мемфиса. Мой отец его видел и падал пред ним ниц.
— Ого-го! — повторял, продолжая смеяться, Рамсес.
— Слова твои дерзки! — сказала девушка, хмуря брови. — Если б не светилось твое лицо добротой, я подумала бы, что ты греческий наемник или бандит.
— Пока он еще не бандит, но когда-нибудь, пожалуй, станет величайшим бандитом, какого когда-либо носила земля, — вмешался щеголеватый Тутмос, оправляя свой парик.
— А ты, наверно, танцовщик? — ответила, уже осмелев, девушка. — О! Я даже уверена, что видела тебя на ярмарке в Пи-Баилосе. Это не ты ли заклинал змей?..
Юноши пришли в веселое настроение.
— А ты кто такая? — спросил девушку Рамсес, пытаясь взять ее за руку. Но она отдернула ее.
— Как ты смеешь? Я — Сарра, дочь Гедеона, управляющего этой усадьбой.
— Еврейка? — спросил Рамсес, и по лицу его пробежала тень.
— Ну и что же?.. Ну и что же? — воскликнул Тутмос. — Ты думаешь, еврейки хуже египтянок? Они только скромнее и неприступнее, и это придает их любви особую прелесть.
— Так вы язычники? — проговорила Сарра с достоинством. — Можете отдохнуть, если вы устали, нарвите себе винограду и уходите. Наши работники не рады таким гостям.
Она повернулась, чтобы уйти, но Рамсес удержал ее.
— Постой. Ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы ты ушла от меня.
— Злой дух тебя обуял, что ли? Никто в этой долине не посмел бы так со мной говорить! — возмутилась Сарра.
— Видишь ли, — вмешался Тутмос, — этот юноша — офицер жреческого полка Птаха и служит писцом у писца того господина, который носит опахало над носящим опахало за номархом Хабу.
— Я вижу, что он офицер, — ответила Сарра, задумчиво посмотрев на Рамсеса, — а может быть, даже и большой господин? — прибавила она, приложив палец к губам.
— Кто бы я ни был, твоя красота превосходит мою знатность! — воскликнул Рамсес. — Скажи, однако, правда ли, что вы… что вы едите свинину?
Сарра посмотрела на него с обидой. Тутмос же заметил:
— Видно, что ты не знаешь евреек. Еврей готов скорее умереть, чем отведать свиного мяса, которое я, впрочем, считаю вовсе не плохим.
— А кошек вы убиваете? — продолжал спрашивать Рамсес, сжимая руку Сарры и глядя ей в глаза.
— И это выдумки, гнусные выдумки! — воскликнул Тутмос. — Ты мог бы спросить об этом меня и не болтать вздор. У меня были три любовницы еврейки.
— До сих пор ты говорил правду, а сейчас лжешь, — вспылила Сарра. — Еврейка не будет ничьей любовницей! — прибавила она с гордостью.
— Даже любовницей писца у такого господина, который носит опахало над номархом мемфисским? — спросил насмешливо Тутмос.
— Даже…
— Даже любовницей самого господина, что носит опахало?
Сарра смутилась, но все же ответила:
— Даже…
— И даже самого номарха?
У девушки опустились руки. Она растерянно переводила взгляд с одного юноши на другого. Губы у нее дрожали, глаза заволокло слезами.
— Кто вы такие? — спросила она с испугом. — Вы спустились сюда с гор, как путники, которые хотят утолить жажду и голод. А говорите со мной, как очень важные господа. Кто вы такие?.. Твой меч, — повернулась она к Рамсесу, — усыпан изумрудами, а на шее у тебя такая богатая цепь, какой нет даже в сокровищницах нашего господина, милостивейшего Сезофриса…
— Скажи мне лучше: нравлюсь ли я тебе? — настойчиво спрашивал Рамсес, сжимая ее руки и нежно заглядывая в глаза.
— Ты прекрасен, как архангел Гавриил, но я боюсь тебя, потому что не знаю, кто ты…
Вдруг из-за гор донесся звук рожка.
— Зовут тебя! — крикнул Тутмос.
— А если я такой большой господин, как ваш Сезофрис?
— Ты и в самом деле можешь им быть!.. — прошептала Сарра.
— А если я ношу опахало над мемфисским номархом?
— Ты можешь быть и столь знатным…
Где-то в горах прозвучал второй рожок.
— Идем, Рамсес, — стал настаивать встревоженный Тутмос.
— А если б я был наследником престола, ты пошла бы ко мне, девушка? — спросил царевич.
— О Яхве! — вскрикнула Сарра, падая на колени.
Теперь уже со всех сторон рожки трубили тревогу.
— Бежим! — кричал в отчаянии Тутмос. — Разве ты не слышишь, что в лагере тревога?
Наследник быстро снял свою цепь и набросил ее на шею Сарры.
— Отдай отцу, — сказал он, — я покупаю тебя. Прощай!..
Он страстно поцеловал ее в губы. Она обняла его ноги. Он вырвался, пробежал несколько шагов, снова вернулся и снова стал покрывать поцелуями ее прелестное лицо и черные волосы, как будто не слыша нетерпеливых звуков рожка.
— Именем фараона заклинаю тебя, иди за мной! — крикнул Тутмос, схватив царевича за руку.
Они пустились бегом в ту сторону, откуда раздавались звуки рожков. Рамсес временами шатался, словно пьяный, и все оглядывался назад. Наконец они стали взбираться на противоположный склон.
«И этот человек, — думал Тутмос, — хочет бороться с жрецами!..»
4
Наследник и его друг бежали с четверть часа по скалистому гребню взгорья, все яснее слыша звуки рожков, которые еще неистовее трубили тревогу. Наконец они очутились в таком месте, откуда можно было охватить взором окрестности. Слева тянулся тракт, за которым отчетливо был виден город Пи-Баилос, стоявшие за ним полки наследника и огромное облако пыли, клубившееся над наступающим с востока противником.
Справа зияло глубокое ущелье, по которому греческий полк тащил метательные машины. Недалеко от тракта ущелье это сливалось с другим, более широким, выходившим из глубины пустыни. Здесь творилось что-то странное. Греки с баллистами стояли в бездействии неподалеку от места слияния ущелий. На самом же месте слияния, между трактом и штабом наследника, выстроились, словно четыре частокола, четыре плотные шеренги каких-то других войск, ощетинившиеся сверкающими копьями.
Несмотря на крутизну дороги, наследник бегом пустился к своей колонне, туда, где стоял военный министр, окруженный офицерами.
— Что тут происходит?.. — грозно закричал он. — Зачем вы трубите тревогу, вместо того чтобы идти вперед?
— Мы отрезаны! — заявил Херихор.
— Кто?.. Кем?..
— Наша колонна — тремя полками Нитагора, вышедшими из пустыни.
— Значит, там, около дороги, стоит неприятель?
— Да, сам непобедимый Нитагор.
Можно было подумать, что наследник вдруг сошел с ума. Рот у него перекосился, глаза выкатились из орбит. Он рванул меч из неясен и, подбежав к грекам, крикнул хриплым голосом:
— За мной, на тех, кто осмелился преградить нам путь!
— Да живешь ты вечно, наследник фараона!.. — вскричал Патрокл, тоже поднимая меч. — Вперед, потомки Ахиллеса!.. — обратился он к своим солдатам. — Покажем египетским пастухам, что никто не в силах остановить нас!
Рожки затрубили атаку. Четыре короткие, но прямые и упругие, как струна, греческие шеренги двинулись вперед; взвилось облако пыли, и раздались клики в честь Рамсеса.
Через несколько минут греки очутились лицом к лицу с египетскими полками и в нерешительности замедлили шаг.
— За мной! — скомандовал наследник, устремляясь вперед с мечом в руке.
Греки взяли копья наперевес. В рядах противника поднялось какое-то движение, пробежал ропот, и копья их направились на атакующих.
— Кто вы такие, безумцы?.. — донесся мощный бас со стороны противника.
— Наследник престола!.. — ответил Патрокл.
На мгновение все стихло.
— Расступитесь!.. — раздался тот же громовой голос. Полки восточной армии медленно раздвинулись, словно тяжелые створы ворот, пропуская греческий отряд.
К наследнику приблизился седой военачальник в позолоченном шлеме и доспехах и, низко поклонившись, сказал:
— Победа за тобой, эрпатор! Только великий полководец выходит таким образом из трудного положения.
— Ты, Нитагор? Храбрейший из храбрых!.. — воскликнул царевич.
В это время к ним приблизился военный министр, слышавший их разговор.
— А если бы и у вас был такой же недисциплинированный военачальник, как сын царя, — спросил он язвительно, — чем кончились бы наши маневры?
— Оставь в покое молодого воина!.. — ответил Нитагор. — Разве тебе мало, что он показал львиные когти, как подобает потомку фараонов?..
Тутмос, услышав, какой оборот принимает разговор, вмешался и спросил Нитагора:
— Как ты очутился здесь, достойный военачальник, когда главные твои силы находятся впереди нашей армии?
— Я знал, что, в то время как наследник стягивает войска под Пи-Баилосом, мемфисский штаб еле-еле плетется. И вот, шутки ради, решил устроить вам, барчукам, западню… На мою беду, здесь оказался наследник и расстроил мои планы. Всегда так действуй, Рамсес, — конечно, перед настоящим врагом.
— А если он, как сегодня, наткнется на втрое превосходящие силы?.. — задал вопрос Херихор.
— Бесстрашный ум значит больше, чем сила, — ответил старый полководец. — Слон в пятьдесят раз сильнее человека, однако покоряется ему или гибнет от его руки.
Херихор ничего не ответил.
— Маневры были признаны оконченными. Наследник престола, в сопровождении министра и военачальников, направился к войскам, стоявшим у Пи-Баилоса. Здесь он приветствовал ветеранов Нитагора и простился со своими полками, приказав им идти на восток и пожелав успеха.
Окруженный многолюдной свитой, Рамсес направился обратно по тракту в Мемфис, приветствуемый толпами жителей земли Гошен, которые вышли ему навстречу, в праздничной одежде, с зелеными ветвями в руках. Вскоре тракт свернул в пустыню, и толпа заметно поредела; когда же они подошли к месту, где штаб наследника из-за скарабеев свернул в ущелье, — на тракте не осталось никого.
Рамсес кивнул Тутмосу и, указав ему на знакомый холм, шепнул:
— Пойдешь туда, к Сарре…
— Понимаю.
— Скажешь ее отцу, что я дарю ему усадьбу под Мемфисом.
— Понимаю. Послезавтра девушка будет твоей.
Обменявшись с наследников этими короткими фразами, Тутмос вернулся к маршировавшим за свитой полкам и вскоре скрылся.
По другую сторону тракта, шагах в двадцати от него, почти против ущелья, в которое утром свернули метательные машины, росло небольшое, хотя и старое тамариндовое дерево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Откуда ты это знаешь? Откуда у тебя такие мысли? — удивился Тутмос.
— Ведь я сам из рода жрецов. И это они учили меня, когда я еще не был наследником престола. О, когда я после смерти отца — да живет он вечно! — стану фараоном, я поставлю ступню мою, обутую в бронзовую сандалию, им на шею! Но прежде всего, я завладею их сокровищницами, которые всегда были полны, а со времен Рамсеса Великого стали особенно разбухать и сейчас так богаты, что с ними не сравнится и фараонова казна.
— Горе нам! — вздохнул Тутмос. — У тебя такие замыслы, что под их тяжестью провалился бы вон тот холм, если бы он мог слышать и понимать. А где твои силы?.. Помощники?.. Солдаты?.. Против тебя встанет весь народ, предводительствуемый могущественной кастой. А кто будет на твоей стороне?
Царевич задумался. Наконец он ответил:
— Армия.
— Значительная часть ее пойдет за жрецами.
— Греческий корпус.
— Это бочка воды в Ниле.
— Чиновники.
— Половина их из жреческого сословия.
Рамсес печально тряхнул головой и замолчал.
По голому каменистому откосу они стали спускаться в ложбину. Вдруг Тутмос, забежавший несколько вперед, воскликнул:
— Неужели мне это мерещится? Посмотри, Рамсес! Между этими скалами укрылся второй Египет!
— Наверно, какая-нибудь жреческая усадьба, не платящая налогов, — с горечью ответил наследник.
У ног их в глубине лежала плодородная долина, имевшая форму вил, зубья которых терялись в скалах. Вдоль одного из них стояло несколько хижин для рабочих и красивый домик владельца или управляющего. Здесь росли пальмы, виноград, оливы, смоковницы с воздушными корнями, кипарисы, даже молодые баобабы. Посредине струился поток, а по склонам гор, на расстоянии нескольких сот шагов друг от друга, были расставлены небольшие запруды.
Спустившись к виноградникам, полным зрелых гроздей, они услышали женский голос, звавший кого-то, или, вернее, грустно напевавший:
— Где ты, моя курочка? Откликнись! Где ты, любимая? Что же ты убежала от меня? Разве не даю я тебе свежей водицы, не кормлю из своих рук отборным зерном, — даже рабы смотрят на это с завистью. Где же ты? Откликнись! Берегись — ночь тебя застигнет, и не найдешь ты дороги к дому, где все заботятся о тебе. Или прилетит из пустыни рыжий ястреб и растерзает твое сердечко. Напрасно будешь звать тогда свою хозяйку, как сейчас я тебя… Отзовись же, а то я рассержусь и уйду, и придется тебе возвращаться домой пешком.
Песня раздавалась все ближе и ближе. Певунья была уже в нескольких шагах от путников, когда Тутмос, выглянув из кустов, воскликнул:
— Посмотри, Рамсес, какая красавица!..
Царевич, вместо того чтобы посмотреть, выбежал на тропинку навстречу поющей. Это была действительно красивая девушка с правильными чертами лица и кожей цвета слоновой кости. Из-под легкого покрывала выбивались длинные черные волосы, собранные в узел. На ней был легкий, ниспадавший мягкими складками белый хитон, который она с одной стороны поддерживала рукой; под прозрачной тканью розовела девичья грудь, словно два яблока.
— Кто ты, девушка? — спросил Рамсес.
Суровые морщины исчезли с его лба, глаза загорелись.
— О Яхве! Отец!.. — крикнула девушка, в испуге остановившись. Немного погодя она, однако, успокоилась, и ее бархатные глаза приняли выражение кроткой грусти.
— Как ты попал сюда? — спросила она Рамсеса слегка дрогнувшим голосом. — Я вижу, ты солдат, а сюда солдатам нельзя ходить.
— Почему нельзя?
— Потому что это земля великого господина Сезофриса.
— Ого-го! — рассмеялся Рамсес.
— Не смейся, а то сейчас побледнеешь. Господин Сезофрис служит писцом у господина Хайреса, который носит опахало над досточтимым номархом Мемфиса. Мой отец его видел и падал пред ним ниц.
— Ого-го! — повторял, продолжая смеяться, Рамсес.
— Слова твои дерзки! — сказала девушка, хмуря брови. — Если б не светилось твое лицо добротой, я подумала бы, что ты греческий наемник или бандит.
— Пока он еще не бандит, но когда-нибудь, пожалуй, станет величайшим бандитом, какого когда-либо носила земля, — вмешался щеголеватый Тутмос, оправляя свой парик.
— А ты, наверно, танцовщик? — ответила, уже осмелев, девушка. — О! Я даже уверена, что видела тебя на ярмарке в Пи-Баилосе. Это не ты ли заклинал змей?..
Юноши пришли в веселое настроение.
— А ты кто такая? — спросил девушку Рамсес, пытаясь взять ее за руку. Но она отдернула ее.
— Как ты смеешь? Я — Сарра, дочь Гедеона, управляющего этой усадьбой.
— Еврейка? — спросил Рамсес, и по лицу его пробежала тень.
— Ну и что же?.. Ну и что же? — воскликнул Тутмос. — Ты думаешь, еврейки хуже египтянок? Они только скромнее и неприступнее, и это придает их любви особую прелесть.
— Так вы язычники? — проговорила Сарра с достоинством. — Можете отдохнуть, если вы устали, нарвите себе винограду и уходите. Наши работники не рады таким гостям.
Она повернулась, чтобы уйти, но Рамсес удержал ее.
— Постой. Ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы ты ушла от меня.
— Злой дух тебя обуял, что ли? Никто в этой долине не посмел бы так со мной говорить! — возмутилась Сарра.
— Видишь ли, — вмешался Тутмос, — этот юноша — офицер жреческого полка Птаха и служит писцом у писца того господина, который носит опахало над носящим опахало за номархом Хабу.
— Я вижу, что он офицер, — ответила Сарра, задумчиво посмотрев на Рамсеса, — а может быть, даже и большой господин? — прибавила она, приложив палец к губам.
— Кто бы я ни был, твоя красота превосходит мою знатность! — воскликнул Рамсес. — Скажи, однако, правда ли, что вы… что вы едите свинину?
Сарра посмотрела на него с обидой. Тутмос же заметил:
— Видно, что ты не знаешь евреек. Еврей готов скорее умереть, чем отведать свиного мяса, которое я, впрочем, считаю вовсе не плохим.
— А кошек вы убиваете? — продолжал спрашивать Рамсес, сжимая руку Сарры и глядя ей в глаза.
— И это выдумки, гнусные выдумки! — воскликнул Тутмос. — Ты мог бы спросить об этом меня и не болтать вздор. У меня были три любовницы еврейки.
— До сих пор ты говорил правду, а сейчас лжешь, — вспылила Сарра. — Еврейка не будет ничьей любовницей! — прибавила она с гордостью.
— Даже любовницей писца у такого господина, который носит опахало над номархом мемфисским? — спросил насмешливо Тутмос.
— Даже…
— Даже любовницей самого господина, что носит опахало?
Сарра смутилась, но все же ответила:
— Даже…
— И даже самого номарха?
У девушки опустились руки. Она растерянно переводила взгляд с одного юноши на другого. Губы у нее дрожали, глаза заволокло слезами.
— Кто вы такие? — спросила она с испугом. — Вы спустились сюда с гор, как путники, которые хотят утолить жажду и голод. А говорите со мной, как очень важные господа. Кто вы такие?.. Твой меч, — повернулась она к Рамсесу, — усыпан изумрудами, а на шее у тебя такая богатая цепь, какой нет даже в сокровищницах нашего господина, милостивейшего Сезофриса…
— Скажи мне лучше: нравлюсь ли я тебе? — настойчиво спрашивал Рамсес, сжимая ее руки и нежно заглядывая в глаза.
— Ты прекрасен, как архангел Гавриил, но я боюсь тебя, потому что не знаю, кто ты…
Вдруг из-за гор донесся звук рожка.
— Зовут тебя! — крикнул Тутмос.
— А если я такой большой господин, как ваш Сезофрис?
— Ты и в самом деле можешь им быть!.. — прошептала Сарра.
— А если я ношу опахало над мемфисским номархом?
— Ты можешь быть и столь знатным…
Где-то в горах прозвучал второй рожок.
— Идем, Рамсес, — стал настаивать встревоженный Тутмос.
— А если б я был наследником престола, ты пошла бы ко мне, девушка? — спросил царевич.
— О Яхве! — вскрикнула Сарра, падая на колени.
Теперь уже со всех сторон рожки трубили тревогу.
— Бежим! — кричал в отчаянии Тутмос. — Разве ты не слышишь, что в лагере тревога?
Наследник быстро снял свою цепь и набросил ее на шею Сарры.
— Отдай отцу, — сказал он, — я покупаю тебя. Прощай!..
Он страстно поцеловал ее в губы. Она обняла его ноги. Он вырвался, пробежал несколько шагов, снова вернулся и снова стал покрывать поцелуями ее прелестное лицо и черные волосы, как будто не слыша нетерпеливых звуков рожка.
— Именем фараона заклинаю тебя, иди за мной! — крикнул Тутмос, схватив царевича за руку.
Они пустились бегом в ту сторону, откуда раздавались звуки рожков. Рамсес временами шатался, словно пьяный, и все оглядывался назад. Наконец они стали взбираться на противоположный склон.
«И этот человек, — думал Тутмос, — хочет бороться с жрецами!..»
4
Наследник и его друг бежали с четверть часа по скалистому гребню взгорья, все яснее слыша звуки рожков, которые еще неистовее трубили тревогу. Наконец они очутились в таком месте, откуда можно было охватить взором окрестности. Слева тянулся тракт, за которым отчетливо был виден город Пи-Баилос, стоявшие за ним полки наследника и огромное облако пыли, клубившееся над наступающим с востока противником.
Справа зияло глубокое ущелье, по которому греческий полк тащил метательные машины. Недалеко от тракта ущелье это сливалось с другим, более широким, выходившим из глубины пустыни. Здесь творилось что-то странное. Греки с баллистами стояли в бездействии неподалеку от места слияния ущелий. На самом же месте слияния, между трактом и штабом наследника, выстроились, словно четыре частокола, четыре плотные шеренги каких-то других войск, ощетинившиеся сверкающими копьями.
Несмотря на крутизну дороги, наследник бегом пустился к своей колонне, туда, где стоял военный министр, окруженный офицерами.
— Что тут происходит?.. — грозно закричал он. — Зачем вы трубите тревогу, вместо того чтобы идти вперед?
— Мы отрезаны! — заявил Херихор.
— Кто?.. Кем?..
— Наша колонна — тремя полками Нитагора, вышедшими из пустыни.
— Значит, там, около дороги, стоит неприятель?
— Да, сам непобедимый Нитагор.
Можно было подумать, что наследник вдруг сошел с ума. Рот у него перекосился, глаза выкатились из орбит. Он рванул меч из неясен и, подбежав к грекам, крикнул хриплым голосом:
— За мной, на тех, кто осмелился преградить нам путь!
— Да живешь ты вечно, наследник фараона!.. — вскричал Патрокл, тоже поднимая меч. — Вперед, потомки Ахиллеса!.. — обратился он к своим солдатам. — Покажем египетским пастухам, что никто не в силах остановить нас!
Рожки затрубили атаку. Четыре короткие, но прямые и упругие, как струна, греческие шеренги двинулись вперед; взвилось облако пыли, и раздались клики в честь Рамсеса.
Через несколько минут греки очутились лицом к лицу с египетскими полками и в нерешительности замедлили шаг.
— За мной! — скомандовал наследник, устремляясь вперед с мечом в руке.
Греки взяли копья наперевес. В рядах противника поднялось какое-то движение, пробежал ропот, и копья их направились на атакующих.
— Кто вы такие, безумцы?.. — донесся мощный бас со стороны противника.
— Наследник престола!.. — ответил Патрокл.
На мгновение все стихло.
— Расступитесь!.. — раздался тот же громовой голос. Полки восточной армии медленно раздвинулись, словно тяжелые створы ворот, пропуская греческий отряд.
К наследнику приблизился седой военачальник в позолоченном шлеме и доспехах и, низко поклонившись, сказал:
— Победа за тобой, эрпатор! Только великий полководец выходит таким образом из трудного положения.
— Ты, Нитагор? Храбрейший из храбрых!.. — воскликнул царевич.
В это время к ним приблизился военный министр, слышавший их разговор.
— А если бы и у вас был такой же недисциплинированный военачальник, как сын царя, — спросил он язвительно, — чем кончились бы наши маневры?
— Оставь в покое молодого воина!.. — ответил Нитагор. — Разве тебе мало, что он показал львиные когти, как подобает потомку фараонов?..
Тутмос, услышав, какой оборот принимает разговор, вмешался и спросил Нитагора:
— Как ты очутился здесь, достойный военачальник, когда главные твои силы находятся впереди нашей армии?
— Я знал, что, в то время как наследник стягивает войска под Пи-Баилосом, мемфисский штаб еле-еле плетется. И вот, шутки ради, решил устроить вам, барчукам, западню… На мою беду, здесь оказался наследник и расстроил мои планы. Всегда так действуй, Рамсес, — конечно, перед настоящим врагом.
— А если он, как сегодня, наткнется на втрое превосходящие силы?.. — задал вопрос Херихор.
— Бесстрашный ум значит больше, чем сила, — ответил старый полководец. — Слон в пятьдесят раз сильнее человека, однако покоряется ему или гибнет от его руки.
Херихор ничего не ответил.
— Маневры были признаны оконченными. Наследник престола, в сопровождении министра и военачальников, направился к войскам, стоявшим у Пи-Баилоса. Здесь он приветствовал ветеранов Нитагора и простился со своими полками, приказав им идти на восток и пожелав успеха.
Окруженный многолюдной свитой, Рамсес направился обратно по тракту в Мемфис, приветствуемый толпами жителей земли Гошен, которые вышли ему навстречу, в праздничной одежде, с зелеными ветвями в руках. Вскоре тракт свернул в пустыню, и толпа заметно поредела; когда же они подошли к месту, где штаб наследника из-за скарабеев свернул в ущелье, — на тракте не осталось никого.
Рамсес кивнул Тутмосу и, указав ему на знакомый холм, шепнул:
— Пойдешь туда, к Сарре…
— Понимаю.
— Скажешь ее отцу, что я дарю ему усадьбу под Мемфисом.
— Понимаю. Послезавтра девушка будет твоей.
Обменявшись с наследников этими короткими фразами, Тутмос вернулся к маршировавшим за свитой полкам и вскоре скрылся.
По другую сторону тракта, шагах в двадцати от него, почти против ущелья, в которое утром свернули метательные машины, росло небольшое, хотя и старое тамариндовое дерево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15