Откуда им взять что-нибудь иное, когда денационализация нашей школы и сейчас продолжается во всей России? ! И при всем том, нельзя не заметить, что среди значительной части кавказских педагогов существует благородное национальное течение, пробившееся сквозь мусор прежних теоретических понятий и сквозь тяжкие препятствия, воздвигаемые местной жизнью.
Во всех ведомствах, во всех слоях и кругах русской интеллигенции на Кавказе есть такие светлые струйки, вытекающие, так сказать, не из головы, а из сердца, исстрадавшегося на чужбине . Кавказ, как и вообще Восток, либо разлагает нравственную личность, либо закаляет ее. Тамошние русские люди, в основе, гораздо лучше, чем кажутся. Избавьте их от гнета искусственно созданных материальных невзгод, скажите им ободряющее слово устами властного лица или со столбцов честной газеты, дайте что-нибудь объединяющее, и получится такая картина, которой Россия вправе будет гордиться.
Между тем, делается как раз обратное. Даже вся почти без исключения печать теперь фактически в инородческих руках, невзирая на русские имена местных промышленников пера. У русских людей нет даже своего угла, где бы они могли по совести и безопасно поговорить о русских делах. Так называемый «Тифлисский кружок» — прекрасное русское учреждение, в котором царит большая порядочность, не избег, однако, наплыва посторонних элементов. А с ними прокралась и некоторая неуверенность русского чувства. Она доходит порою до того, что, например, однажды главные деятели этого учреждения гордились непринятием в свою среду известного шулера-армянина, который суется туда чуть не в десятый раз и заслуживает, что называется, битья батогами. Чем тут гордиться? Чему радоваться? Если это победа, то не прискорбно ли, что уже необходима борьба по вопросу, нравственно решенному?!
Люди, нравственность которых поддалась разлагающему воздействию Кавказа, представляют собою печальнейшее из зрелищ, какое только может увидеть русский человек, не утративший достоинства. Герои Максима Горького, конечно, менее отвратительны, чем эти благополучные люди, в которых не осталось ничего человеческого, иногда под личиною приличной внешности и при недурном общественном положении. Они составляют истинную язву местной жизни, так как обыкновенно находят доступ к людям гораздо более влиятельным и составляют банду, губящую всякое благое начинание и служащую всему противорусскому.
Есть еще категория людей, гораздо более многочисленных и менее вредных, но, в итоге, производящих неблагоприятное впечатление. Это люди, пассивно «окавказившиеся» умственно и отчасти физически, принюхавшиеся к разным зловониям растленной восточной общественности, примирившиеся с какими угодно гадостями и понемножку усвоившие какое-то левантийское миросозерцание. Они любят кахетинское вино, рыбку шамайку, свежую икру, мороженое, нескромные анекдоты на словах и на практике, выигрыш в карты и т.п. Они будут обедать у кого угодно, водить компанию с кем угодно, лишь бы физическая обстановка ласкала их натуры, разнеженные южным климатом. Если человек, которого они знали, попался в темном деле и понес наказание, они совершенно по-туземному скажут: «Ах, бедный, бедный!» Если на какую-нибудь скромную даму, которую, вследствие малого положения ее мужа, прежде не замечали, обратит лестное внимание высокопоставленный человек, — то люди указанного типа немедленно же окружат ее особенным почетом. В своих левантинских воззрениях указанная часть кавказского общества заходит порою еще дальше: она оказывает уважение проходимцам, которых подозревает в происхождении от людей более высоких, чем их официальные отцы.
Эта инертная группа опустившихся людей может еще ниже пасть со временем, но может, конечно, и очеловечиться. К сожалению, в этой группе довольно много женщин, являющихся нередко источником нравственного понижения своих мужей и братьев. Оторопь берет, когда подумаешь, на ком иногда русские интеллигентные люди женятся и каков современный уровень нашей женской школы, особенно на Кавказе!
Наши дамы и девушки любят говорить о бесцельности жизни. Неужели они не видят, какое огромное национальное дело они могли бы выполнять на наших окраинах, являясь воплощением русской совести и нравственности у домашнего очага обездоленных окраинных чиновников?! Достаточно быть буржуазно-честными, скромными в требованиях от жизни и немножко добрыми! Враги русского дела знают, как важен этот вопрос, — и недаром мне не удалось напечатать на Кавказе вышеупомянутую статью русской женщины, призывавшую к выполнению этой достойной роли.
Мне лично было бы грешно сетовать на кавказскую интеллигенцию и, в итоге, приходить к нелестному для нее выводу. Я имел счастье убедиться, что у нее сердце глубоко русское, чуткое ко всякому искреннему призыву. В чужой среде, среди чужих говоров, она стала забывать о родном народе, но горячо пошла навстречу народным нуждам первой же переселенческой волны. Плохо крещеные приват-доценты на школьной скамье отравили ее головы микробом западнических мечтаний, — а в первый же миг столкновения с резкою действительностью, она поняла аксиому Самодержавия для России; стоило подняться национальным вопросам, стоило разобраться в национальных страданиях — и многие люди, которых в юности школа и печать оторвали от веры, — идут с трепетом сердечным на призыв матери-церкви .
Надо не осуждать этих людей, и не думать, что русское дело на Кавказе испорчено непоправимо. Поправить его покуда еще легко. Если что трудно, так это расколыхать рутинное отношение к делу, убедить тех, от кого это зависит, в необходимости оздоровительной работы, и, наконец, предначертать для этой последней обдуманную, стройную программу.
Так или иначе, а это придется сделать . Когда течение реки запружается обвалом или нанесенным мусором, то не следует думать, что видимый перерыв стихийной работы равносилен ее прекращению.
Национальная работа стихийна не целиком. Она дает людям, любящим родину, возможность и налагает на них обязанность сознательно углублять русло родной реки, прорывать преграды, во избежание ненужных человеческих страданий.
Остановить же русскую реку нельзя: ей принадлежит простор будущего, необъятный, как русская сила.
ПРИЛОЖЕНИЕ

ВЫДЕРЖКИ ИЗ СТАТЬИ «ПРАВДА О ЗАКРЫТИИ АРМЯНСКИХ ЦЕРКОВНО-ПРИХОДСКИХ ШКОЛ» («Кавказ», № 125, 1897 г.).
Опровергая распускаемые армянами и усердно поддерживаемые частью столичной и провинциальной печати, с «Спб. Ведомостями» во главе, слухи о том, что армянские церковно-приходские школы закрыты русским правительством, автор говорит:
«Возражения наши нужно начать с того коренного положения, что не правительство закрыло армянские школы, а закрыло их само армянское духовенство, не пожелавшее подчиниться основанным на законе, а стало быть, не неожиданным и не «произвольным» требованиям местного учебного начальства. Это было не правительственное притеснение, а демонстрация кавказского армянства, в лице его духовенства, против законных требований правительственной власти. Если при этом потерпело дело народного образования в крае, если оно потерпело особенно, хотя бы временно, в лице обучавшегося в закрытых школах юношества, если не оправдавшийся расчет на последствия демонстрации не внес во всяком случае успокоения в возбужденное с недавнего времени самими армянами недоверие к ним, то правительственная власть тут ни при чем, и правительство нельзя обвинять, при обнаруженном им долготерпении, даже в том, что оно превысило миры воздействия, необходимого для достоинства власти.
Все это выясняется следующим историческим очерком армянских церковно-приходских школ на Кавказе. Учредительный закон об этих школах — Высочайше одобренные 16-го февраля 1884 года правила для церковно-приходских школ армяно-григорианского вероисповедания, — в 1-й статье своей, цитированной и «Спб. Ведомостями», прямо говорит, что к разряду этих школ относятся только те элементарные учебные заведения, которые состоят при церквах и монастырях и содержатся: или исключительно на счет церковных или монастырских сумм, или при воспособлении со стороны прихожан . Если училище, хотя и церковное по источнику содержания, состоит из трех и более последовательных отделений, то оно подчиняется не этим (16-го февраля 1884 г.), а общим правилам о частных учебных заведениях (ст. 8). Чисто церковно-приходские школы открываются с разрешения духовного начальства армяно-григорианского вероисповедания, которое обязано об открытии… сообщать попечителю округа, с показанием местности и средств вновь открываемой школы.
Эти коренные правила, по удостоверению учебного начальства округа, с самого начала духовенством армяно-григорианского исповедания не исполнялись , и было бы неудивительно, если бы конфликт по поводу школ возник раньше. Правила 16-го февраля 1884 года не только не исполнялись, — но высшим армянским духовенством разосланы были по училищам, взамен их, другие, свои правила , утвержденные патриархом, в которых вовсе не упоминалось о статуте 16-го февраля. Этими правилами разрешено было, между прочим, сельским обществам (не приходам, а общинам ) участвовать по приговорам в содержании церковных школ, разрешено соседним деревням, не имеющим церквей, устраивать центральные училища , преподавателям незаконно присвоены были льготы по отбыванию воинской повинности и т.п. И в то время, как эти новые правила мы находим в каждом училище, правил 16-го февраля в них нельзя было найти, и учащие о таких правилах отзывались незнанием. Далее, 22-го марта 1889 г. состоялось Высочайшее повеление, по которому «преподавателями и преподавательницами русского языка, истории и географии России в церковные школы должны быть определяемы только лица, имеющие установленный учительский ценз», с дозволением, однако, патриарху допускать к преподаванию в сих школах прочих предметов , — и лиц, не имеющих означенного ценза, с тем, что такое исключение может иметь место лишь в течение пяти лет , т.е. до 1894 г., после же этого срока лица, не имеющие учительского права, к обучению в сих школах вообще не допускаются. И это Высочайшее повеление оставалось без исполнения, и годы проходили в напрасных напоминаниях учебным начальством как об этих, так и о первоначальных, коренных правилах.
В особом совещании по армянским делам, происходившем в феврале 1891 г., было признано необходимым стремиться к постепенному полному подчинению училищ учебному ведомству, и положено: по делам, касающимся армяно-григорианских церковно-приходских школ, требовать точного и беспрекословного исполнения правил 1884 г. с теми разъяснениями и временными отступлениями, какие последовали 16-го января 1886 и 22-го марта 1889 гг., и не допускать в этом отношении никаких новых послаблений. При нарушении сих правил патриархом-католикосом или кем-либо из подчиненных ему духовных лиц по отношению к каким-либо училищам, предоставить попечителю округа входить с представлением к Главноначальствующему о закрытии таких училищ или, в случае желания лиц, обеспечивающих эти училища материальными средствами, продолжать их существование, — о подчинении оных, на основании положения о частных учебных заведениях, непосредственно инспекции и дирекции народных училищ по закону 25 мая 1874 г. Журнал совещания Высочайше утвержден 2-го марта 1891 г. По поводу правил об учительском цензе патриарх испросил отсрочку сверх пяти лет еще на один год; но когда через год он вошел с ходатайством о новой отсрочке, то на это согласия уже не последовало. Предложено было исполнить упомянутые выше правила и Высочайшее повеление и указано было, что те школы, учителя коих будут без ценза, должны быть переданы учебному ведомству или закрыты. Духовенство предпочло закрыть школы.
Такова история закрытия школ, в общих чертах, если не касаться деталей. Но поучительны и некоторые детали.
«Спб. Ведомости» говорят, что противополагать армянские школы русским на Кавказе нет основания, так как из утвержденных попечителем округа программ и числа еженедельных уроков по русскому языку, русской истории и географии России видно, что преподавание русского языка поставлено так же правильно и высоко (?), как и в соответствующих казенных и общественных школах, и, так, как учебному начальству предоставлено (еще бы!) наблюдение за армянскими школами через своих представителей, а учебным округом в редких случаях только ставилась на вид армянскому духовенству слабая подготовка преподавателя русского языка учителями, которые в таких случаях удалялись и заменялись другими.
Но дело в том, что печатный план преподавания и программы — одно дело, а исполнение на практике — другое дело. Уже a priori, можно думать, что не особенно усердно будут исполняться отдельные требования и циркуляры попечителя там, где игнорировались Высочайшие повеления . Но в архивах дирекции и округа есть и документальные этому доказательства.
Замена одного лица, не имеющего учительского ценза, другим, таким же — конечно, не могла удовлетворить попечителя, а что значительное большинство учителей было таких, — лучше всего доказывается просьбами высшего духовного начальства об освобождении учителей от цензового экзамена все на новые и новые сроки. В местном учебном округе не могли быть так по-столичному наивны, чтобы довольствоваться для учителей вместо установленного ценза свидетельствами об окончании учителями курса в армянских семинариях и даже академии , — так как местному попечителю, как и многим здравомыслящим людям на месте, отнюдь не импонируют термины «семинария» и «академия». Армянские учреждения под этими названиями на Кавказе объявленных и утвержденных правительством программ не имеют, не имеют даже до сего времени установленных в законодательном порядке штатов!.. Что это за академия и семинарии можно заключить отчасти из того, что их воспитанникам так трудно выдержать цензовый экзамен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34