— Ты патриот? — неожиданно осведомился Иван.
— Ну, патриот, а что?
— А то! На территории Чечни находятся одиннадцать заводов, использующих радиоактивные компоненты. Боеголовку для ракеты СС-20 «сатана» из этого барахла, и тем более в домашних условиях, конечно, не сварганишь, но начинить обычный тротиловый фугас этой атомной дрянью особого труда не составит. Разрушений не слишком много, зато заражение местности обеспечено.
Террористы уже давно пытаются отладить технологию изготовления малогабаритных ядерных бомб эдак на пару килотонн, которые запросто помещаются в чемодане или в рюкзаке. «Забудут» такой рюкзачок где-нибудь в центре Вашингтона, нажмут на кнопочку — и где, спрашивается, Вашингтон? По мне, пусть лучше колумбийцы на наших материалах устраивают атомные теракты в Штатах, чем чеченцы в Москве. Сечешь?
— Секу, — кивнул Мясник. — Ты собираешься обменивать российские радиоактивные материалы на колумбийский кокаин.
— Прибыльное дело.
— Значит, ты уже все решил?
— Более того, завтра вечером я получу от колумбийцев задаток в два миллиона долларов.
— Они будут платить? — удивился Сергей. — Я думал, речь идет о бартере.
— Бартер будет потом, — объяснил Череп. — Эта сделка из другой области. Эти деньги колумбийцы за-платят мне за информацию.
— Какую информацию? — заинтересовался Мясник. — Любопытно, какая информация в наше время тянет на пару «лимонов».
— Много будешь знать — плохо будешь спать, — хохотнул Череп. — Не стоит задавать ненужные вопросы. Твое дело — обеспечить доставку денег. Это будут наличные.
— Без проблем, — пожал плечами Сергей. — Сделаем. Не в первый раз.
* * *
В шкафу соседствующей с парилкой подсобки личного кегельбана Ивана Самарина прильнувшая к его задней стенке Раиса Лапина, затаив дыхание, жадно ловила каждое слово боровского авторитета.
Дырочку в стенке шкафа со спортивным инвентарем, а заодно и в общей с парилкой стене комнаты инициативная Раечка провертела вовсе не для того, чтобы шпионить за своим крутым дружком — сделала она это из чистого любопытства.
Девушке нравилось подсматривать за парящимися в бане накачанными боровскими братками, разглядывать их бицепсы, трицепсы и прочие не менее любопытные части тела. Патологически ревнивый Самарин бдительно следил за тем, чтобы контакты Лапиной с Представителями противоположного пола сводились к минимуму. Подобные ограничения, как и следовало ожидать, претили вольнолюбивой красотке.
«Два миллиона долларов, — подумала Раечка, с трудом удержавшись от того, чтобы не завизжать от восторга. — Вот это полный улет!»
Сердце Лапиной стремительно билось, в ушах звучали фанфары и пел ангельский хор.
Эти деньги решали все ее проблемы. С двумя «лимонами» «гринов» она не только прорвется в Штаты без всякой визы, она на корню перекупит всю охрану певца.
Раз — и Раечка у него в постели. Два — и Ирвин безумно в нее влюблен. Три — они женятся и отправляются в свадебное путешествие на роскошной океанской яхте, а Иван Самарин от ревности и бессильного отчаяния пускает себе пулю в лоб.
Жизнь прекрасна и удивительна. Да здравствует мафия! Да здравствуют наркотики и атомные бомбы! Да здравствуют колумбийцы! Да здравствуют замечательные американские доллары! Да здравствует хитроумная Раечка Лапина!

Майами-Бич, президентский «люкс» отеля «Хилтон».
— Кажется, я ясно объяснил, что ты уволен, — скрипнул зубами Ирвин Келлер.
— Не представляешь, насколько приятно мне было это слышать, — лучезарно улыбнулся Крис Деннен. — К сожалению, по контракту я обязан организовать твое выступление в Чикаго. После этого мы благополучно расстанемся. Как говорят русские: «Мы встретились, как три рубля на водку, и разошлись, как водка на троих».
— Русские? — подозрительно покосился на менеджера певец. — Откуда это ты набрался русских выражений?
— Как откуда? — удивился Крис. — Ты же сам заставлял меня читать вслух письма твоей настойчивой русской поклонницы. Судя по фотографиям, девочка в самом соку. И грудь что надо — такие буфера, что и Памела Андерсон позавидует. Жалко, за мной такие не бегают. Ты хоть представляешь, насколько тебе повезло? Романтичная и всесокрушающая русская страсть. Наташа Ростова, боярыня Морозова, Анна Каренина…
— В задницу твою русскую страсть и в задницу твою Анну Каренину, — разозлился Келлер. — И в задницу этот гребаный концерт в Чикаго.
— Насчет русской страсти и Карениной не возражаю, — вздохнул Деннен. — А вот послать в задницу концерт в Чикаго мы не можем, иначе придется платить неустойку.
— Плевал я на неустойку, — махнул рукой Ирвин.
— Шесть миллионов долларов, — напомнил менеджер.
— Ну и хрен с ними. От чикагских отелей можно стать импотентом. В последний раз, когда я был в Чикаго, мне посмели отвести номер без персонального лифта, а вместо хрустальных бокалов подсунули какое-то сраное стекло.
— Не сраное, а венецианское, — уточнил Крис.
— Венецианское, венерическое, один хрен. Не стану я пить из гребаных плошек, выдутых через сраную трубку сраными макаронниками.
— И все-таки в Чикаго придется поехать.
— Хх-ха! — глумливо хохотнул Келлер. — Заставь меня. Посмотрим, как это у тебя получится.
— Ты просто трусишь.
— Что? — изумленно вылупился на менеджера певец. — Я — великий целитель Келлер — трушу?
— Ты боишься ехать в Чикаго после той истории с Дагоберто Саваласом.
— Чего это, интересно, я боюсь?
— Показаться на улицах, — презрительно бросил Деннен. — Посмотреть в глаза людям. Пройтись перед камерами репортеров. Ладно, черт с тобой. Я отменю концерт. Выплатим неустойку — и дело с концом.
— Ну уж нет!
Оскалив зубы, Ирвин демонически захохотал. Менеджер, сохраняя на лице презрительную гримасу, терпеливо ждал, пока он успокоится.
— Вот что я тебе скажу, печальная ошибка природы, — отсмеявшись, отчеканил певец. — Ничего мы отменять не будем. Я с поднятой головой вернусь в этот гребаный Чикаго и со смаком положу на всех его греба-ных жителей и репортеров. Ты понял меня?
— Прекрасно понял, — усмехнулся Крис.

Ближнее Подмосковье, особняк Черепа.
За три года совместной жизни Раечка Лапина в совершенстве изучила характер и привычки Черепа. Как она и предвидела, запирать полученные от наркодельцов деньги в сейф Иван не стал, резонно полагая, что если его попытаются ограбить, то искать в первую очередь будут именно там. Немного подумав, Самарин герметично упаковал доллары колумбийцев в полиэтилен и закопал их в здоровенном ящике с удобрениями, стоящем в дальнем углу его оранжереи.
Эту операцию Череп проделал быстро и аккуратно, убедившись в том, что никто его не видит. Помимо него, Мясника и колумбийцев, о полученных деньгах никто не знал, так что никому и в голову не пришло бы следить за Самариным, за исключением, естественно, Раечки.
Проникнуть за любовником в оранжерею Лапиной не удалось — Иван запер дверь. Из осторожности он не стал зажигать свет, воспользовавшись миниатюрным фонариком, но даже это ему не помогло.
Учуяв хоть и слабый, но характерный запах, исходящий от боровского авторитета, его смышленая любовница, сложив два и два, усмехнулась.
Дальше все было просто. Пять таблеток снотворного, добавленного в пиво, оперативно отправили Черепа в крепкие объятия Морфея. Раечка же, убедившись, что Ивана не разбудит даже пушечная стрельба, прямиком отправилась в оранжерею.
Вернувшись оттуда с объемистым пакетом, Лапина быстро собрала свои вещи и вызвала по телефону такси, естественно, не к особняку боровского авторитета, а к магазину, расположенному через две улицы от него. Затем она отключила пропущенный через проволоку над забором электрический ток, по садовой лестнице забралась на ограду, сбросила на траву спортивную сумку с деньгами и одеждой, мягко спрыгнула вниз и, не замеченная охраной, шмыгнула в ближайший проулок.
Самарин еще спал, когда самолет компании «Транс-аэро», оторвавшись от взлетной полосы Шереметьево-2, взял курс на Кипр. В багажном отсеке, затерявшись среди чемоданов беззаботных туристов, летела дешевая спортивная сумка на «молнии». Под грудой маечек, юбочек и купальных костюмов лежал не привлекший внимания таможенников пластиковый пакет с двумя миллионами долларов.
— Не убивай меня, не надо… — В голосе Келлера звучал неподдельный страх. — Ты не можешь меня убить…
— Могу, — усмехнулся Савалас, наводя «кольт» сорок пятого калибра между глаз ненавистного певца.
— Настоящий мужчина всегда выполняет свои обещания. Жаль только, что убить тебя можно всего один раз, иначе я с наслаждением делал бы это трижды в день — перед завтраком, обедом и ужином.
Этот впечатляющий монолог Дагоберто готовил несколько месяцев и очень им гордился.
— Вот и все. Прощай, жалкий извращенец.
— Не надо!!!
Презрительно усмехнувшись, Савалас нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела заглушил последний крик Ирвина. Разрывная пуля безжалостно впилась ему в переносицу. По траве разлетелись красные брызги.
Нажав клавишу «стоп» на миниатюрном диктофоне, лежащем у него в кармане, довольный Дагоберто поднес к губам дуло пистолета и дунул в него на манер того, как это делали ковбои из вестернов.
— Наконец-то ты мертв, подонок, — торжествующе сверкнув глазами, изрек Савалас.
За его спиной послышался вежливый приглушенный кашель. Обернувшись, Даг увидел бродягу с потертым армейским рюкзаком за спиной. От оборванца невыносимо разило псиной и запахом перегара.
— За что это ты его? — поинтересовался бродяга.
— Да так. Старые счеты, — пожал плечами Дагоберто. — Теперь это уже не имеет значения.
— Есть его будешь?
— Есть? — не врубился Савалас. — Как это — есть? В каком смысле?
— То есть как в каком смысле? — удивился бродяга. — В самом что ни на есть прямом. Я, например, второй день не жрамши, а кушать, натурально, хочется. Раз ты не будешь, может, я его уговорю? Не возражаешь?
— Н-нет, не возражаю, — растерянно сказал Дагоберто.
Переход от возвышенной мести к столь прозаическому вопросу, как прием пищи, потребовал от него серьезного умственного усилия.
— Эк ты его разрывной раскурочил, — укоризненно покачал головой бродяга. — Придется теперь по земле ползать, ошметки собирать. Нет бы нормальной пулей…
— Не нравится — не ешь, я не упрашиваю, — разозлился Савалас.
— Да ладно, мужик, не заводись. Наклонившись, бродяга подобрал кусок арбузной корки с налепленным на него портретом Келлера. На переносице певца зияла дыра с чуть обуглившимися краями.
— Так ведь это Ирвин Келлер! — узнав знакомое лицо, обрадовался оборванец. — То-то мне голос знакомым показался. «Не убивай меня, не надо», — это же строка из его песни. Ты даже текст подобающий подобрал, словно он тебя молит о пощаде. Видать, крепко тебя этот парень достал, раз ты из-за него такой здоровенный арбуз в расход пустил. Впрочем, я тебя понимаю. Сам терпеть не могу этих попсушников, рэпперов и хренепперов. Возьми хоть Майкла Джексона. Белый негр — это же курам на смех…
— Заткнись, — проворчал Савалас. Болтовня бродяги испортила ему все удовольствие от воображаемого убийства.
— Постой-ка! — хлопнув себя руками по коленям. оборванец захохотал. — А ты случайно не тот чикагский коп, которого из-за Келлера турнули со службы? Кажется, от тебя еще и жена ушла…
— Ну, все! — яростным щелчком спустив предохранитель «кольта», прорычал Дагоберто. — Еще одно слово — и ты разделишь судьбу этого сукиного сына!
— Под сукиным сыном ты подразумеваешь арбуз? — уточнил бродяга и, правильно истолковав выражение лица Саваласа, умоляюще замахал руками. — Все, молчу, молчу. Я буду нем, как труп египетского фараона, клянусь ужином в «Астории».
Несколько секунд Даг боролся с искушением спустить курок, но здравый смысл победил, и он, выругавшись, спрятал пистолет в пристегнутую под пиджаком кобуру.
Ругаться Савалас продолжал и в пробке около Центрального парка, в которой он увяз всерьез и надолго. Включенное в машине радио развлекало его монотонным бормотанием негритянских рэпперов, доходчиво разъясняющих слушателям, что жизнь — дерьмо, а человек человеку — волк, шакал и койот.
Оптимистический монолог афроамериканцев сменился музыкальными новостями.
— Выступление знаменитого Ирвина Келлера, которое состоится через неделю в Чикаго, вызывает небывалый ажиотаж среди поклонников этого талантливого, непредсказуемого и эксцентричного певца. Шесть тысяч билетов на концерт были распроданы всего за четыре дня. Судя по сообщениям, полученным из заслуживающих доверия источников, спекулянты перепродают билеты на концерт целителя Ирвина по цене от двухсот до шестисот долларов.
Столь беспрецедентный ажиотаж, несомненно, связан со скандалом, разразившимся в Чикаго пять лет назад, когда служащий чикагской полиции Дагоберто Савалас…
— Fuck you, — рявкнул Даг, вырывая радиоприемник из гнезда.
— Fuck, fuck, fuck, — рычал он, швырнув приемник на пол и исступленно расплющивая его ударами ноги.
В рядах застывших в неподвижности машин наметилось движение. Оставив в покое искореженные останки приемника, Савалас переместил правую ногу на педаль газа.
— Значит, снова Чикаго, — пробормотал он. — Вот и отлично. Там мы с тобою и встретимся…

Майами-Бич, президентский «люкс» отеля «Хилтон».
— Катись к черту, — яростно рявкнул в телефонную трубку Ирвин Келлер. — Я говорил это тебе тысячу раз и повторяю в тысяча первый: катись, мать твою так, к черту, и бабку твою так, и дедку твою так, и прабабку! Или у тебя проблемы с английским языком? Может, перевести на латынь?
— Почему ты так обращаешься со мной? — умоляюще глядя на лежащего рядом с ней на кровати силиконового Ирвина, простонала Кейси Ньеппер. — Я всего лишь хочу помириться. Ты же обещал…
— Мало ли что и кому я обещал! — оборвал ее певец. — Если бы я выполнял все данные мной обещания, то был бы женат сейчас на половине женского населения Соединенных Штатов.
— Но ты женился на мне, и только на мне, — напомнила Кейси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24