– Так значит, смерть вашего сына явилась для вас неожиданностью?– Нет, – глухо ответил Этьен Ромбер.– Как вы расстались?– В ту последнюю ночь мы, окончательно обессилев, заснули посреди поля в стогу сена. Когда на следующее утро я проснулся, Шарля рядом не было. Мой сын исчез… Больше я его не видел, ваша честь. Не знаю, что с ним стало.Судья поднялся.– Господа присяжные! – провозгласил он. – В утверждениях подсудимого имеются необъяснимые противоречия, и я берусь это доказать.Он обвел зал грозным взглядом и продолжал:– Обвиняемый утверждает, что ему ничего не известно о судьбе своего сына с тех пор, как они расстались. Как же он тогда объяснит, что вскоре явился к инспектору Жюву с целью выяснить, что стало с трупом Шарля Ромбера?! Почему он был так уверен, что тело, найденное в Дордонне, принадлежит именно его сыну?Было видно, что председатель выложил свой главный козырь. Этьен Ромбер, конечно, это почувствовал. Он потер лоб, затем, словно внезапно потеряв доверие к членам суда, повернулся прямо к присяжным и заявил:– Право, господа, это не допрос, а настоящая пытка! Поверьте, я выжат, как лимон, я просто не в состоянии больше отвечать на вопросы! Вам известно достаточно, чтобы судить меня – так судите же… Пусть суд решит, опозорил ли я свое честное имя! Пусть решит, нарушил ли долг отца! Мне нечего больше сказать…И бедняга, вконец обессилев, рухнул на скамейку и закрыл лицо руками.Председатель суда с видом охотника, который долго преследовал дичь и наконец поймал ее, проговорил:– Итак, подсудимый отказывается отвечать на дальнейшие вопросы. Лично я считаю это еще одним доказательством его вины и прошу господ присяжных принять это к сведению при вынесении приговора.Этьен Ромбер не шевелился. Присутствующие в зале сочувственно перешептывались. Судья повысил голос и громко выкрикнул:– Переходим к допросу свидетелей!
Все считали, что наиболее интересные показания мог бы дать наш старый знакомый Бузотер – бродяга, выловивший в реке труп юноши. Однако на то он и бродяга, чтобы не сидеть подолгу на одном месте. Пока в убитом опознали Шарля Ромбера, да пока спохватились, что Бузотера надо вызвать в суд, его и след простыл.Тем не менее свидетелей набралось довольно много. Это были крестьяне, видевшие издали отца и сына Ромберов во время их плутаний по полям, булочники, продававшие хлеб несчастному Этьену Ромберу, когда он изредка решался зайти в какую-нибудь деревню, смотрители шлюзов, видевшие плывущее по волнам тело юноши, но не сумевшие (а может, не пожелавшие) его выловить.В их показаниях не было ничего существенно нового. Никто из них не мог ни опровергнуть слов обвиняемого, ни подтвердить их. Публика явно скучала и с нетерпением ждала объявления приговора.– Поглядите-ка! – сказал толстяк, сидящий на последней скамейке, своему соседу. – Все уже начали зевать. Им бы поскорей упрятать беднягу в тюрьму. А ведь все еще может повернуться совсем по-другому, когда дело дойдет до свидетелей защиты! Заметьте, пока мы слышали одни только обвинения. Посмотрим, что скажут друзья мсье Ромбера. Уж им-то известна его безупречная репутация, уважение к закону…– Не спешите, дружище, – возражал сосед. – По-моему, вы ошибаетесь. Мне достоверно известно, что Этьен Ромбер сам настаивал, чтобы не вызывали никаких свидетелей защиты.– Какая неосторожность! – воскликнул толстяк.– Напротив, друг мой, это великолепно! Какая гордость, какой смелый вызов! Этот человек выполнил свой долг и теперь не пытается разжалобить судей.– Но ведь будет еще выступление адвоката!– Будет-то будет… – отвечал осведомленный собеседник толстяка. – Но меня уверяли, что мэтр Дорой выступит лишь для проформы и передаст все на усмотрение суда. Говорят, клиент сам попросил его об этом.– Боже праведный, но это просто безумие!Тем временем председатель, подойдя к присяжным, спросил вполголоса:– Господа, возможно, вам небезынтересно было бы выслушать инспектора Жюва? Хотя, впрочем, все его показания занесены в протоколы следствия, с которыми вы уже ознакомились. Так что я не настаиваю на его выступлении. Но я вижу в зале маленькую Терезу Овернуа, внучку покойной маркизы. Как вы знаете, именно благодаря ей стало известно, что подсудимый обвинял своего сына в убийстве. Мы не занесли девочку в список свидетелей, так как ее слова тоже зафиксированы в протоколе, да и не хотелось заставлять ее публично вспоминать подробности той страшной ночи. Но раз уж она все равно присутствует на суде, я могу, если вы только пожелаете, попросить ее повторить свои показания. Согласно процедуре я имею на это право.Мнения присяжных разделились. Председатель кивнул и повернулся к залу.– Мадемуазель Тереза Овернуа! – крикнул он. – Не будете ли вы любезны подойти к барьеру?Девочка растерянно озиралась, не понимая, чего от нее хотят. Судья сделал знак секретарю, и тот подвел Терезу к месту для свидетелей, где лежала Библия. Она облокотилась на перила, испуганно глядя на председателя.– Мадемуазель, – начал он, – я не буду спрашивать вас, знаете ли вы этого человека. Скажите, вы слышали разговор, состоявшийся между Этьеном Ромбером и его сыном Шарлем в замке Болье субботней ночью?– Да, ваша честь, – пролепетала девочка.– Господин Ромбер обвинял сына в убийстве маркизы де Лангрюн?– Да…– Не хотите ли вы, мадемуазель, что-либо добавить к сказанному вами ранее?Тереза помолчала, потом решилась:– Только одно, мсье. Господин Ромбер говорил с Шарлем с таким волнением, с такой болью, что сам был близок к обмороку. Он очень страдал!Председатель, ожидавший от Терезы слез и суровых обвинений, понял, что ошибся. Девочка явно не хотела перекладывать на плечи несчастного отца груз вины за поступок его безумного сына. Судья почувствовал, что слова внучки убитой маркизы могут только вызвать еще большее сострадание к обвиняемому и быстро перебил:– Спасибо, мадемуазель, достаточно.И, пока Тереза шла на свое место, обратился к суду:– Итак, свидетельские показания нами заслушаны.Затем повернулся к залу и объявил:– Слово предоставляется господину прокурору для произнесения обвинительной речи!Прокурора слушали невнимательно. Речь его была скорее подборкой выдержек из уголовного кодекса, чем фактов. В промежутках между цитированием статей закона он приводил высказывания председателя суда, которых все сегодня уже наслушались. Под конец прокурор заявил, что отказавшись отвечать на вопросы суда, подсудимый лишь усугубил тяжесть содеянного, и подкрепил свою мысль солидной выдержкой из кодекса.В конце концов он предъявил Этьену Ромберу обвинение в том, что, подменив собою правосудие, подсудимый скрыл от властей имя преступника, помог ему бежать и затем убил.Итак, речь прокурора при чрезвычайной ее многословности не содержала ничего нового.Затем слово взял адвокат.– Господа! – начал он. – Вы слышали допрос моего подзащитного. Всем вам известно, в чем его обвиняют. Теперь присяжным предстоит определить степень вины. К сожалению, мой клиент запретил мне произносить речь в его защиту. Он велел мне попросить вас всех, прислушавшись к голосу вашей совести, ответить лишь на один вопрос – каким образом отец, чей сын, потеряв разум, совершил убийство, мог сохранить свое доброе имя и не растоптать свои отцовские чувства? Мой подзащитный никоим образом не пытается воздействовать на присяжных с целью смягчить приговор, который, похоже, уже предрешен. От его имени я прошу вас судить без снисхождения, но и без ненависти, сообразуясь только с вашей порядочностью и честью.Зал возбужденно зашумел. Адвокат с прокурором вышли. Присяжные также удалились в совещательную комнату для вынесения приговора.Этьен Ромбер остался на скамье подсудимых под охраной двоих жандармов.Как только суд удалился, зал загомонил. Большинство присутствующих было на стороне обвиняемого. Страдания несчастного отца тронули сердца даже самых черствых, самых неисправимых скептиков.Однако все зрители прекрасно отдавали себе отчет, что исход дела от них не зависит. И, будучи людьми достаточно трезвыми, они понимали, что у бедняги нет почти никаких шансов избежать сурового наказания.Так что споры шли в основном о том, какова будет формулировка приговора.Краснолицый винодел уверенно заявил:– Убивал он своего сына или нет, а только пощады ему не будет!– Конечно, он его не трогал… – покачала головой женщина в платке. – А вот что подтолкнул наложить на себя руки – может быть. А что ему было делать? Взять мальчика за руку и отвести в полицию?В разговор вступил давешний толстяк:– Ромбер оказался в безвыходном положении. Вся его любовь не могла спасти юношу от позора и гильотины. Даже если самоубийство Шарля – дело его рук, я его оправдываю.Судья Боннэ, по обыкновению болтливый, объяснял кому-то:– Если присяжные захотят оправдать Этьена Ромбера, у них есть только один путь – сказать «нет» по всем пунктам обвинительного заключения. Если хоть в одном случае они согласятся с обвинением, то, учитывая известную всем строгость председателя суда, нужно быть готовым к самому суровому наказанию. Может, даже к смертной казни.Разговоры были прерваны криком:– Встать! Суд идет!Присяжные, а вслед за ними судьи вошли в зал и заняли свои места. В наступившей тишине председатель суда вышел вперед и заговорил:– Перед Богом и людьми, дамы и господа, сообщаю вам решение присяжных.Голос его дрожал от волнения. Зал замер. Все ловили каждое слово судьи.– Обсудив все обстоятельства дела, – продолжал тот, – господа по всем пунктам обвинительного заключения сказали: «Не виновен!»Этьен Ромбер был полностью оправдан! Глава 10В ВАННОЙ КОМНАТЕ КНЯГИНИ СОНИ Четыре месяца прошло после сенсационного оправдательного приговора, который вынес каорский суд присяжных Этьену Ромберу.Убийство в замке Болье, вызвавшее такой жгучий интерес публики, стало постепенно забываться, как забылась в конце концов и загадочная смерть лорда Белтхема. Это преступление так и осталось нераскрытым.Инспектор Жюв занимался своими повседневными делами. Он продолжал распутывать темные истории, постоянно сталкиваясь с кровавыми драмами, случавшимися в столице чуть ли не ежедневно.Внешне инспектор, казалось, бездействовал – не было ни засад, ни погонь, ни перестрелок. Однако преступники совершили бы крупную ошибку, почувствовав себя в безопасности. Жюв напоминал охотника, терпеливо выслеживавшего добычу. Мозг его постоянно работал, увязывая все факты в одну цепочку. Он выжидал.Итак, был конец июня – время, когда Париж, обычно наводненный туристами, начинает постепенно пустеть.В Руайяль-Палас-Отеле, огромном здании, напоминающем караван-сарай, чей фасад тянется на двести метров вверх по Елисейским полям до самой Площади Звезды, царила страшная суматоха.Вся прислуга озабоченно сновала по гостиным первого этажа и огромному холлу. Было время, когда постояльцы Руайяль-Паласа возвращались с вечеринок и спектаклей. Каждую минуту хлопала входная дверь, и по просторному вестибюлю отеля проходили мужчины в черных фраках, молодые люди в смокингах и хорошенькие женщины в вечерних туалетах.Снаружи раздался шум мотора, и у входа остановился роскошный автомобиль. Администратор отеля, господин Луи, вышел и почтительно поклонился, как он привык это делать перед высокопоставленными клиентами.– Госпожа княгиня хорошо доехала? – спросил он с профессиональной учтивостью, выработанной долгими годами безупречной службы.Из автомобиля вышла красавица в декольтированном платье и с улыбкой кивнула администратору. Господин Луи распахнул перед ней дверь и крикнул слуге:– Лифт для госпожи княгини Сони Данидофф!Прибывшая пересекла холл и скрылась в кабине лифта. За это короткое время она успела привлечь всеобщее внимание своей красотой, грацией и изысканностью туалета.Княгиня Соня Данидофф была одной из именитых и значительных постоялиц Руайяль-Паласа. Она одна занимала огромный четырехкомнатный люкс на четвертом этаже. И она имела, если можно так выразиться, двойное право на подобную роскошь. Во-первых, княгиня являлась обладательницей поистине огромного состояния, а во-вторых, в отличие от бесчисленного количества дутых баронов и лжеграфов, действительно принадлежала к одной из знатнейших семей мира.Благодаря своему браку с русским князем Данидовым госпожа Соня приходилась германской кузиной русскому императору.Княгиня едва достигла тридцати лет, и даже в Париже, привыкшем к обилию хорошеньких женщин, по праву считалась настоящей красавицей. Огромные синие глаза составляли странный, загадочный контраст с обрамлявшими лицо тяжелыми черными косами.Как настоящая светская женщина, княгиня Соня каждый год четыре месяца проводила в Париже, останавливаясь по последней американской моде в Руайяль-Палас-Отеле. Ее прекрасно знали в самых изысканных парижских салонах, и везде она вызывала восхищение и зависть.При этом поведение княгини, в отличие от большинства светских дам, было совершенно безупречным. Самым злым языкам не за что было зацепиться, поэтому им приходилось лишь ограничиваться туманными намеками на то, что столь длительное пребывание мадам Сони в Париже связано с ее загадочной ролью в мировой политике. Однако намеки оставались намеками, поскольку никто не мог ничего утверждать с уверенностью.
Войдя в свой номер, княгиня Соня Данидофф пересекла огромную гостиную и вошла в спальню. Она повернула выключатель, и из-под потолка брызнули снопы электрического света. Затем низким голосом позвала:– Надин!С маленького диванчика, стоящего за ширмой в углу комнаты, соскользнула юная девушка, почти подросток. Внезапно разбуженная, она щурила глаза от яркого света. Это была служанка-черкешенка.– Надин, – приказала хозяйка, – сними с меня манто и расплети волосы. Я очень устала.Служанка принялась за дело. Она накинула на плечи княгини просторный пеньюар и, осторожно расплетая ее густые косы, спросила:– Вы не замерзнете, госпожа? Здесь прохладно.Черкешенка была худенькой легкой брюнеткой с резкими чертами лица и глубокими черными глазами, в которых отражалось внутреннее пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37