Сильный и энергичный, Томери не потерял присутствия духа. Он знал, что силой противостоять такому приему невозможно и решил схитрить. Он энергично отбросил тело назад, пытаясь сбить с ног душившую его женщину. Из груди его раздались хрипы.
На секунду Томери показалось, что он сможет высвободиться от сжимавших горло тисков… но из темноты вдруг появилась фантастическая фигура человека, тело которого плотно облегало нечто, похожее на черное трико, скрывавшее его с ног до головы. Лица, скрытого под маской, не было видно… Человек с кинжалом в руке бросился на Томери…
Томери не успел сделать какое-либо движение, как человек в маске уже пронзил его грудь.
Отныне сахарозаводчик стал всего лишь трупом, тщетно дергавшимся в последних судорогах.
— Ну вот, — сказал незнакомец торговке, которая встала и оттолкнула тело несчастного Томери ногой, — каждому свое…
— Черт возьми, патрон! Мне уже казалось, что он меня раздавит и я буду вынужден освободить его!.. Хорошо, что вы вмешались…
Человек в маске пожал плечами:
— Я был совершенно незаинтересован, чтобы он высвободился… Скажите-ка, никто не догадывается?..
— Никто, патрон. Он пришел сюда, как агнец на заклание…
— А княгиня Данидофф?
— Дамочка, наверное, сейчас в ожидании своего нежного друга… Я бы вам не советовал навещать ее!..
— Замолчи, болтун, — внезапно приказал бандит в маске. — Переодевайся!.. Сматываемся отсюда!.. У нас еще есть работа.
— Вечером?
— Да, вечером…
И в то время, как посредница в торговле бриллиантами снимала с себя юбки, корсаж и постепенно принимала вид мужчины, бандит в маске добавил:
— Нибе! Ты превосходно сыграл свою роль, однако я еще раз повторяю, что сегодня вечером нам еще предстоит поработать… Так что поторапливайся… Тебе удалось подложить в документы этого идиота квитанции о квартплате, которые позволят полиции найти эту квартиру?..
— Да, патрон…
— Хорошо!.. В таком случае нам остается только уйти…
Вечером этого дня Жером Фандор, выбравшись из чемодана, обнаружил труп сахарозаводчика.
Глава XXI. В полицейском фургоне
В одной из гостиных, предназначенных для посетителей редакции «Капиталь», Жером Фандор принимал госпожу Бурра и с серьезным видом расспрашивал ее о событиях прошедшей ночи, которыми она спешила поделиться, чтобы спросить совета.
— То, что вы мне рассказываете, дорогая мадам, действительно невероятно!.. Как вы определили, что комиссар, конфисковавший чемодан, был ненастоящим?
— Ну, когда пришел господин Ксавье, квартальный комиссар! Его-то я знаю… В его личности я не сомневаюсь, и, когда я сказала ему, что чемодан уже забрали прямо среди ночи, он все понял.
— И что он сказал?
— Он всех нас забрал в комиссариат, и я уверяю вас, что у него был недовольный вид…
— Согласитесь, дорогая мадам, было отчего! В этом деле полиция одурачена в высшей степени. Кстати, а кого он забрал в комиссариат?
— Меня, моего слугу…
— И, когда вы прибыли туда?..
— Когда мы прибыли в комиссариат, представьте себе, господин Фандор, он завел нас к себе в кабинет и стал допрашивать так, как будто в чем-то подозревал.
— Мадам! Кто-то же из вашего дома должен был быть соучастником, кто-то же должен был ввести грабителей. Я надеюсь, что этот лжекомиссар не выломал дверь?
— А вот этого я не могу себе объяснить, господин Фандор, и никто этого не может объяснить!.. Нет, они не прятались. Они позвонили, зашли ко мне, сказали мне о своем задании и в сопровождении моего слуги пошли за чемоданом, а затем погрузили его в фиакр у всех на виду.
— Значит, их сопровождал ваш слуга?
— Да, конечно… И это даже чуть было плохо не обернулось для бедняги Жюля… Представьте себе, что комиссар приказал обыскать дом сверху донизу, и, когда полицейские вернулись, Жюля увели, не говоря нам почему, в другую часть комиссариата.
— Так, так.
— Правда, потом все стало ясно! Как только Жюля увели, комиссар объяснил мне, что в его комнате нашли заготовки ключей, то есть ключи, готовые для подгонки под любой замок. Господин Ксавье убежден, что мой слуга — взломщик!
— А вы уверены в обратном, мадам?
— Конечно! Я очень давно знаю Жюля и могла не раз убедиться на множестве маленьких деталей, что он безусловно честный человек.
— Ну а эти поддельные ключи?
— Эти поддельные ключи, господин Фандор, я сама попросила Жюля купить в надежде найти такой, который подходил бы к моему гаражу.
— Так что?..
— Так что, господин Фандор, комиссар должен был со мной согласиться, что мой слуга честный человек.
Жером Фандор нервно выругался и затем спросил:
— И он его отпустил?
— Нет, это-то меня и беспокоит. Он сказал мне, что хотя бы временно оставит слугу под арестом. Что нужно сделать, чтобы его освободили?
— Но, мадам… Его, несомненно, завтра освободят.
— Скорее всего… Однако все в моем доме перевернуто вверх дном, и сегодня вечером он бы мне очень понадобился. Бедный Жюль! По правде говоря, я не понимаю, почему его подозревают!..
— Правосудие иногда настолько глупо, госпожа Бурра. Кстати, хотите хороший совет? Позвоните господам Барбе — Нантей, я знаю, что они, как и все банкиры, очень влиятельны и известны в Париже. Может быть, они помогут вам освободить вашего слугу сегодня вечером?.. Я же просто журналист и не имею никакого влияния…
Госпоже Бурра понравилась эта идея, и Жером Фандор позвал секретаря…
— Проводите мадам к телефону.
Оставшись один, Жером Фандор не мог сдержаться, чтобы не потереть руки.
— Мне необходимо избавиться от этой замечательной женщины — самого глупого существа, которое я когда-либо видел… Черт возьми! Этот слуга под замком, и дело на верном пути… Но все складывается не совсем хорошо для меня… Если он признается завтра утром на допросе, то полиция получит информацию раньше меня… И потом эти ребята наделают столько глупостей, они ведь могут и выпустить эту личность на свободу… Что же, черт возьми, мне сделать, чтобы помешать его освобождению и допросу?.. Ах! Трудно быть репортером!
Тем временем вернулась госпожа Бурра.
— Господина Нантея нет, и я только что разговаривала с господином Барбе… Он советует мне подождать до завтра, поскольку сегодня уже слишком поздно что-нибудь предпринимать.
— А завтра он вмешается? — уточнил Жером Фандор.
— Я не знаю. По правде говоря, мне кажется, что господин Барбе посчитал, что не очень вежливо беспокоить его по делу, которое его совсем не интересует.
— Действительно, — ответил журналист, — господа Барбе — Нантей совершенно не имеют к этому отношения, и мой совет был абсурдным…
Жером Фандор встал, чтобы дать понять посетительнице, что разговор закончен, и добавил:
— Во всяком случае, рассчитывайте на меня, дорогая мадам, завтра утром. Я буду у вас около одиннадцати часов. Если появятся какие-нибудь новости, мы вам сообщим…
— Лицей Жансон-де-Сайи! О! Школьные воспоминания! О! Ненавистные воспоминания! Но не будем поддаваться грустным тирадам… Смелее, нужно исполнять роль нашего персонажа…
Произносивший такую речь водопроводчик быстро оглянулся вокруг себя и, убедившись, что никто из находившихся рядом прохожих не следит за ним, спустился на проезжую часть улицы и начал выписывать зигзаги, опасные для своего равновесия.
— Это должно быть примерно так! Оп! Немного правее!.. А! Ну, еще и песню, пока я здесь!..
Пересекая проспект Анри-Мартен и направляясь прямо к мэрии, расположенной на углу улицы Помп, славный сантехник, который не имел решительно никакого понятия о способе сохранения правил равновесия, принялся лепетать неповоротливым языком:
— Это есть наш последний!..
Несколько прохожих обернулись.
— Теперь, значит, на улице Интернационал поют? — суровым голосом заметил очень приличный господин…
Водопроводчик обернулся:
— Что-о-о? Ты считаешь, что это некрасиво?
И важно продолжил:
— Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
Господин очень корректно заметил снова:
— Друг мой, вы бы лучше замолчали… Вы забываете, что поблизости полицейский участок…
Но неисправимый, как все пьяницы, водопроводчик резко ответил:
— Ты уже второй раз хочешь запугать меня! Чертов старикашка!
И схватив господина за отворот редингота, добавил:
— Ну и что, если я пою Интернационал? Я свободный человек, не так ли? И потом, когда ты свободен, ты что, не имеешь права петь? А ты чегой-то не поешь?..
Стараясь вести себя корректно, прохожий отталкивал водопроводчика.
Дело принимало плохой оборот. Человек находился на такой стадии опьянения, когда все более пустые дискуссии длятся бесконечно.
Джентельмен отстранил пьяницу:
— Хорошо, хорошо! Оставьте меня… Но тот размашистыми жестами привлекал внимание прохожих:
— Вы можете себе представить? Этот тип не хочет, чтобы я пел!.. Нет, еще чего?!
И, напрягая голос, он снова начал с видом победителя:
— Это есть наш последний и решительный бой…
В это время из полицейского участка показался представитель власти.
Положив руку на плечо пьяницы, он по-отечески посоветовал:
— Ну же, друг мой!.. Давайте, проходите!..
Но водопроводчика совершенно невозможно было уговорить следовать дальше, не дав ему закончить куплет, как невозможно было тут же научить его двигаться прямо.
Отпустив отворот редингота господина, он ухватился за руку сержанта городской полиции, доверительно признаваясь ему:
— Ты знаешь, ты для меня, как брат… Не потому, что ты лягавый и что все лягавые сволочи и поэтому ты мне не брат… Я тоже образованный… Я же знаю, что ты тоже пролетарий всех стран!
Сержант городской полиции отталкивал его, стараясь заставить следовать дальше, пьяный же сопротивлялся, фамильярно обхватывая его за талию:
— Ну нет! Покажи, что ты пролетарий всех стран… Давай споем… Это есть наш последний…
Избежать скандала не было возможности.
Собирались зеваки. Прохожие смеялись над удивленной физиономией сержанта городской полиции. Если немедленно не принять суровые меры, престиж власти будет подорван.
И страж порядка принял решение:
— Послушайте, друг мой, пойдете вы домой или нет?.. А?.. Или я вас отведу в участок…
— Ты меня отведешь?.. Ты меня отведешь в участок?.. Да таких, как ты, нужно четверо, чтобы меня отвести…
О! Это не заставило себя долго ждать.
Тщеславие слуги закона было задето, и он больше не колебался.
— Хорошо, — сказал он.
И, взяв водопроводчика, кстати, ничуть не сопротивлявшегося, за шиворот, сержант отвел его в мэрию, где находился полицейский участок.
— Еще дичь для следственного изолятора, — сказал он, проходя возле охранника. — Никак не мог избавиться от этого пьяницы. А кутузка уже заполнена?
Подходили другие полицейские.
Арест в этих спокойных кварталах — всегда развлечение для несущих службу стражей порядка.
— Кутузка заполнена?
— Да ты что? Там только какой-то торговец, у которого не было документов.
И после этой фразы незадачливый певец Интернационала, продолжавший спотыкаться, был быстро водворен в темную комнату, громко названную кутузкой.
Арест пьяницы был небольшим уличным инцидентом, повседневным происшествием. Эпилогом его стала удрученная фраза стража порядка:
— Нужно составить протокол на этого парня!… «Воронок» заедет через час. У меня как раз хватит времени!
— У вас сегодня много людей для следственного изолятора?
Это спрашивал с высоты своего места кучер полицейского фургона, вульгарно называемого «черным вороном», который каждый вечер заезжает в комиссариаты полиции и отвозит в следственный изолятор арестованных за день. Несущий службу в участке на проспекте Анри-Мартен капрал ответил:
— Два лихих парня! Начался долгий обмен бумагами между республиканским гвардейцем, принимавшим задержанных, которых он должен будет сопровождать, и капралом, которому необходима была по всем правилам составленная записка.
Тем временем полицейские пошли в кутузку за двумя беднягами, вынужденными сегодня ночевать в камерах следственного изолятора.
Первого из задержанных охранники засадили в одну из узких клетушек полицейского фургона, а в соседней устроили буянившего водопроводчика, опьянение которого внезапно сменилось унынием.
— Давайте, гнусный пьяница, двигайтесь!
Тот ударялся о стенки узкого коридора, разделявшего различные клетушки полицейского фургона, и охранник наконец резко втолкнул его в одно из отделений, закрыв за ним дверь…
— Честное слово, через час этот парень будет не в состоянии и трех шагов сделать!
Однако водопроводчик вдруг снова повеселел, пожал руку республиканскому гвардейцу, поднимавшемуся в свой экипаж, и заключил:
— Ваш пассажир ненавидит вино… Жалко, правда, видеть человека в таком состоянии…
Полицейский был бы сильно удивлен, если бы увидел лица пьяницы в тот момент, когда фургон тронулся в направлении к участку Пуэн-дю-Жур, последнему комиссариату по пути его поездки.
С трудом усаженный на скамейку пьяница вдруг выпрямился и широко заулыбался, стараясь как можно меньше шуметь:
— Нет, это слишком забавно! Какой бы из меня актер вышел!.. А какой будет успех, когда я расскажу обо всем этом!..
Жером Фандор, а это был он, рассыпал себе комплименты.
— Черт! Они арестовывают людей, которых мне нужно заставить говорить!… Полиция думает, что ей удастся меня обойти и раньше узнать разгадку. Не может быть, чтобы на Часовой набережной им удалось придумать такую же удачную уловку, как моя. Хорошо ли я загримирован? Выгляжу ли я пьяницей? Я играю естественно, и никто не может сказать, что у меня плохо получается, ведь я только что обвел вокруг пальца целый полицейский участок. Однако хватит смеяться.
Прислушиваясь, Жером Фандор попытался по тряске фургона определить улицу, по которой они проезжали в данный момент.
— Катится мягко, не трясет… Похоже, что мы все еще на асфальте улицы Помп. У меня еще добрых четверть часа…
Фандор стал осматривать узкую клетушку, в которую его заключили по собственной воле.
— Обстановка не из блестящих! Едва хватает места, чтобы сесть, развернуться. Полутьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41