– Вам нечего стыдиться, ваша бедная хозяйка всецело с вами согласна.
При этих словах Миггс заголосила еще отчаяннее и объявила, что знает, как хозяин ее ненавидит, что ужасно тяжело жить в доме, где тебя не любят и где ты ничем не можешь угодить; что она ни за что не хочет, чтобы из-за нее были раздоры в семье, – совесть ей этого не позволит. И если хозяину угодно с ней расстаться, то самое лучшее так и сделать, и она надеется, что после этого он будет чувствовать себя счастливее, и желает ему всяких благ. Дай бог, чтобы он нашел на ее место кого-нибудь, кто будет ему более по вкусу. Конечно, добавила Миггс, для нее разлука с такой хозяйкой будет очень тяжела, но когда совесть ей говорит, что она поступает, как должно, никакие страдания ее не пугают, и она готова даже на разлуку. Вряд ли она переживет это, и если ее здесь ненавидят и смотрят на нее косо, то, пожалуй, лучше ей умереть поскорее, ее смерть будет для всех желанным исходом. После такого драматического заключения мисс Миггс снова залилась обильными слезами и принялась громко рыдать.
– И ты можешь спокойно смотреть на это, Варден? – спросила миссис Варден, отложив нож и вилку.
– Не очень-то, друг мой, да что поделаешь? – отозвался слесарь. – Креплюсь, насколько могу.
– Не стоит за меня вступаться, мэм, – всхлипывая, прокричала Миггс. – Лучше всего нам расстаться. Не хочу, чтобы в доме из-за меня были раздоры, ни за что на это не соглашусь, хотя бы мне сулили золотые горы, да еще на всем готовом, с чаем и сахаром.
Чтобы вывести из затруднения читателя, который, верно, недоумевает, чем была так сильно расстроена мисс Миггс, мы скажем ему по секрету, что она, по своей привычке подслушивая у дверей, слышала разговор Гейбриэла с женой и его шутку насчет чернокожего барабанщика. Такая насмешка вызвала целую бурю злобы в се прекрасной груди, и это-то и было причиной той вспышки, которую мы наблюдали. Видя, что положение критическое, слесарь, как всегда, сдался, чтобы восстановить мир и спокойствие в доме.
– Ну, чего ты плачешь, голубушка? – сказал он. – И откуда ты взяла что тебя здесь ненавидят? Я никакой ненависти не питаю ни к тебе и ни к одному человеку на свете. Утри глаза и, ради бога, не мучь ты нас. Будем все веселы, пока можно.
Союзные державы, решив, что будет правильной стратегией удовлетвориться этим извинением и считать, что неприятель признал свою вину, утерли слезы и приняли слова слесаря благосклонно. Мисс Миггс объявила, что она всем желает добра, даже злейшему своему врагу, и чем больше ее обижают, тем большей любовью она отвечает обидчикам. Миссис Варден в самых высокопарных выражениях похвалила ее за такую кротость и незлобивость, а в виде заключительного пункта мирного договора потребовала, чтобы Долли сегодня вечером пошла с ней на собрание Союза Протестантов. Это было ярким доказательством ее предусмотрительности и ловкости: она с самого начала к этому клонила, но, втайне опасаясь возражений мужа (всегда проявлявшего смелость и упорство, когда дело касалось Долли), поддержала Миггс, чтобы, воспользовавшись его невыгодным положением, настоять на своем. Маневр блестяще удался, Гейбриэл ограничился лишь недовольной гримасой, но не посмел и пикнуть, так как только что происшедшая сцена служила ему предостережением.
Кончилось тем, что Миггс получила от хозяйки платье, а от Долли – полкроны в виде награды за великий подвиг добродетели. Миссис Варден, по своему обыкновению, не преминула выразить надежду, что ее супруг запомнит урок и впредь будет великодушнее. Обед между тем успел остыть, а бурная сцена никому не прибавила аппетита, так что обедали, по выражению миссис Варден, «как подобает христианам».
В тот день был назначен смотр Королевским Волонтерам, и слесарь не пошел больше в мастерскую работать. Расположившись поудобнее, с трубкой в зубах, обняв одной рукой хорошенькую дочку и нежно поглядывая на супругу, он весь с головы до пят сиял добродушием. А когда пришло время облачиться в военные доспехи и Долли, вертясь вокруг него с грациозными и обольстительными ужимками, помогала ему застегиваться, затягивать разные пряжки и ремешки и, наконец, влезть в теснейший из всех мундиров, когда-либо сшитых портным, он чувствовал себя самым счастливым отцом во всей Англии.
– Вот ведь как ловко управляется со всем, плутовка, – сказал он о Долли, обращаясь к миссис Варден, которая стояла перед ним, сложив руки (в эту минуту и она весьма гордилась мужем), между тем как Миггс держала наготове его шапку и саблю, далеко отставив руку, словно опасаясь, как бы это оружие по собственному почину не проткнуло кого-нибудь насквозь. – А все же, Долли, милочка моя, ни за что не выходи за солдата!
Долли не спросила почему, не вымолвила ни слова и, низко-низко опустив голову, стала завязывать отцу кушак.
– Всякий раз, как надеваю мундир, вспоминается мне бедняга Джо, – сказал добросердечный слесарь. – Он всегда был моим любимцем. Бедный Джо!.. Душа моя, не затягивай так туго!
Долли засмеялась, но как-то неестественно, совсем не как всегда, и еще ниже опустила голову.
– Да, жаль Джо! – заключил слесарь, словно говоря сам с собой. – Эх, приди он тогда ко мне, я, может, сумел бы их помирить. Старый Джон сделал большую ошибку! Не следовало ему так обращаться с парнем…. Ну, скоро ты кончишь, девочка?
Что за несносный кушак! Он опять развязался и волочился по земле. Долли пришлось стать на колени и начать все сначала.
– Нашел о ком говорить, – сказала миссис Варден, нахмурив брови. – Ты мог бы, я думаю, выбрать кого-нибудь более достойного внимания, чем твой Джо Уиллет.
Мисс Миггс громко фыркнула, чтобы поддержать хозяйку.
– Полно, Марта, – воскликнул слесарь. – Не будь к нему так сурова. Может, его уже и в живых нет, так будем его хоть поминать добром.
– Это беглого-то шалопая! – возмутилась миссис Варден, а Миггс тем же фырканьем выразила ей сочувствие.
– Беглый, но не шалопай, – возразил слесарь кротко. – Вел он себя всегда примерно и был красивый, славный паренек. Напрасно ты его ругаешь, Марта.
Миссис Варден кашлянула. То же самое немедленно сделала Миггс.
– Если хочешь знать, Марта, он очень старался тебе понравиться, – продолжал слесарь, с улыбкой потирая подбородок. – Да, да! Как сейчас помню – раз вечером, когда я уезжал из «Майского Древа», он вышел за мной на крыльцо и стал просить, чтобы я никому не рассказывал, что с ним здесь обращаются, как с мальчишкой… Не хотел, чтобы у нас дома это узнали. Но тогда я не понял… «А как поживает мисс Долли, сэр?» – спросил он потом. Бедный Джо! – с грустью вспоминал слесарь.
– Господи помилуй! – воскликнула вдруг Миггс. – Вот тебе раз!
– Ну, что там еще? – спросил Гейбриэл, круто обернувшись.
– Посмотрите-ка на мисс Долли, – ответила служанка, наклонясь и заглядывая Долли в лицо. – Ведь она плачет, разливается! Ох, мэм! Ох, сэр! Верите ли, я, как увидела, так и обомлела, перышком меня теперь сшибить можно, – завопила эта чувствительная девица, прижав руку к груди, словно для того, чтобы сдержать сильное биение сердца.
Слесарь бросил на мисс Миггс взгляд, говоривший, что он был бы не прочь иметь сейчас в руках такое перышко, потом удивленно проводил глазами убегавшую из комнаты Долли, за которой тотчас последовала преисполненная сочувствия Миггс, и, обращаясь к жене, пробормотал:
– Что с Долли, не заболела ли она? Или опять я в чем-то виноват?
– Виноват ли он! – укоризненно воскликнула миссис Варден. – Ох, уж лучше бы ты уходил поскорее!
– Да что я такого сделал? – допытывался бедный Гейбриэл. – Мы с тобой условились никогда не поминать про мистера Эдварда, – так я же не говорил о нем. Не говорил ведь?
Миссис Варден ответила только, что он хоть кого выведет из терпения, после чего устремилась из комнаты вслед за ушедшими. А бедняга Гейбриэл сам завязал свой кушак, прицепил саблю, взял шапку и вышел.
– Не такой уж я мастер военного дела, – рассуждал он про себя. – Но там по крайней мере меньше беды наживешь, а тут, как ни ступи, – оплошал! Каждый человек для чего-то родится на свет, и мне, видно, судьба – без всякого умысла заставлять всех женщин плакать. Нелегко это, видит бог.
Но, не успев дойти до угла, он уже забыл о своем огорчении и зашагал вперед с сияющим видом, кивая по дороге соседям, и его дружеские приветствия изливались па всех как теплый весенний дождь.

Глава сорок вторая

Королевские Волонтеры Восточного Лондона в этот день представляли эффектное зрелище: построившись шеренгами, каре, кругами, треугольниками и всякими другими способами, они под барабанный бой, с развевающимися знаменами проделывали множество сложных маневров, и во всех сержант Варден принимал деятельное участие. Показав свою воинскую удаль во время этого парада, волонтеры стройными рядами промаршировали в Челси и до темноты пировали в соседних тавернах. 3атем, созванные боем барабанов, снова построились и под громкие приветствия подданных его величества вернулись на то место, откуда пришли.
Обратное шествие порядком замедлилось из-за неприличного поведения некоторых капралов, Эти люди, степенные у себя дома, но весьма неуравновешенные за его пределами, разбили штыками несколько окон и вынудили своего начальника вести их дальше под усиленным конвоем, но и с конвойными они дорогой то и дело имели стычки. Было уже девять часов вечера, когда Варден вернулся домой. У дверей стояла наемная карета, и, когда слесарь проходил мимо, из окна кареты его окликнул мистер Хардейл.
– От души рад вас видеть, сэр, – сказал слесарь, подходя. – Как жаль, что вы не зашли к нам, вместо того чтобы ждать здесь…
– У вас, оказывается, никого нет дома, – пояснил мистер Хардейл. – К тому же я бы хотел, чтобы разговор с вами был как можно более секретным.
– Гм! – Слесарь оглянулся на свой дом. – Отправились, конечно, с Саймоном Тэппертитом в этот знаменитый Союз!
Мистер Хардейл предложил ему сесть в карету и, если он не устал и не торопится домой, прокатиться вместе – чтобы по дороге спокойно поговорить. Гейбриэл охотно согласился, и кучер, взобравшись на козлы, погнал лошадь.
– Варден, – начал мистер Хардейл, помолчав минуту. – Вы, наверное, будете удивлены, когда услышите, зачем я приехал. Вам это покажется очень странным.
– Не сомневаюсь, сэр, что цель у вас разумная. Если бы в ней не было смысла, вы бы не приехали. Вы только сейчас вернулись из поездки, сэр?
– Да, всего лишь полчаса назад.
– Разузнали что-нибудь про Барнеби и его мать? – спросил слесарь с сомнением в голосе. – Нет? Эх, сэр, я с самого начала думал, что это безнадежная затея. Ведь как только они уехали, вы пустили в ход все, чтобы их найти, и ничего не вышло. Сызнова начинать поиски после того, как прошло столько времени, – бесполезны, сэр, совершенно бесполезно.
– Но куда же они пропали? – с раздражением сказал мистер Хардейл. – Или их уже нет в живых?
– Кто знает! – отозвался слесарь. – Немало моих знакомых пять лет назад ходили по земле, а теперь почивают в ней, и могилы их заросли травой… Да если Мэри и Барнеби и живы, поверьте, сэр, напрасно будете их искать. Мир велик. Может, время или случай раскроют и эту тайну, если будет на то воля божья.
– Ах, Варден, дорогой мой, недаром я так стремлюсь именно сейчас отыскать их, у меня более серьезные причины, чем вы думаете, – возразил мистер Хардейл. – Это не каприз, не случайный возврат к прежним попыткам, это серьезное, очень серьезное решение. Все мои мысли им заняты, оно не выходит у меня из головы, я, как одержимый, не знаю покоя ни днем ни ночью.
Голос мистера Хардейла звучал настолько необычно, в нем, как и в жестах, заметно было такое сильное волнение, что пораженный Гейбриэл не отвечал ни слова, Он сидел молча и в темноте пытался рассмотреть выражение его лица.
– Не спрашивайте меня ни о чем, – продолжал мистер Хардейл. – Если бы я попробовал объяснить вам, что меня мучает, вы бы подумали, что я сошел с ума и стал жертвой навязчивой фантазии. Достаточно вам знать, что я не в состоянии, да, не в состоянии сидеть сложа руки, – я должен делать то, что вам покажется странным.
– А с каких же пор вы в таком беспокойстве, сэр? – спросил слесарь, помолчав.
Мистер Хардейл ответил не сразу, – он, казалось, был в нерешимости.
– С той ночи, как бушевала буря. С девятнадцатого марта.
И, словно боясь, что Варден сейчас станет удивляться или расспрашивать его, мистер Хардейл поспешно продолжал:
– Знаю, вы подумаете, что я в заблуждении. Может, и так. Но во всяком случае мое подозрение – не плод больной фантазии, а вывод здравого ума, основанный на фактах. Вы знаете, что в доме миссис Радж все осталось как было, и он, по моему распоряжению, стоит запертый со дня ее отъезда – только раза два в неделю старуха соседка заходит, чтобы разогнать крыс. Я сейчас еду туда.
– Зачем? – спросил слесарь.
– Проведу там ночь, – пояснил мистер Хардейл. – И не одну, а много ночей. Для всех это секрет, но вам я его открыл на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Приходите туда ко мне только в случае крайней необходимости, я буду там с сумерек до утра. Эмма, Долли и все остальные уверены, что меня нет в Лондоне – я действительно вернулся только час назад. Не говорите им ничего! Вот за этим я и приехал. Знаю, что на вас можно положиться, я прошу вас – ни о чем пока меня не спрашивайте.
И, вероятно, для того, чтобы переменить тему, мистер Хардейл стал расспрашивать ошеломленного слесаря о его столкновении с разбойником на дороге, о нападения в ту же ночь на Эдварда Честера, о встрече с этим разбойником в доме миссис Радж и всех последующих необычайных происшествиях. Он даже – как бы между прочим – осведомился, какого роста и сложения этот человек; какая у него наружность и не показался ли он ему, Вардену, похожим на кого-нибудь… – ну, например, на Хью или другого знакомого. Много еще подобных вопросов задавал Вардену мистер Хардейл, а тот, считая, что это делается лишь для того, чтобы отвлечь его внимание, отвечал на все рассеянно – первое, что приходило в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101