Как же, хороший человек наконец-то обрел душевное равновесие, и в этом заслуга именно его, Жирного!
– Врубаюсь! – трещал он, идя с Глорией по пляжу. – Потрясно!
Они провели ту ночь вместе, полностью одетые. Между ними ничего не было, и на следующий день Глория уехала, якобы за вещами в родительский дом в Модесто. Несколько дней Жирный ждал ее приезда, а потом однажды вечером зазвонил телефон. Звонил Боб, бывший муж Глории.
– Ты сейчас где? – поинтересовался Боб.
Вопрос привел Жирного в замешательство – он был дома, рядом с телефоном, на кухне. Голос Боба звучал совершенно спокойно.
– Я здесь, – сказал Жирный.
– Глория сегодня покончила с собой, – сообщил Боб.

У меня есть фотография Глории с Председателем Мао на руках. Она стоит на коленях и улыбается, ее глаза сияют. Председатель Мао норовит вырваться у нее из рук. Слева виден кусочек рождественской елки. На обороте аккуратным почерком миссис Кнудсон написано:

Как благодарна она была нам в ответ на нашу любовь.

Я так и не узнал, написала это миссис Кнудсон до смерти Глории или после. Кнудсоны прислали мне фотографию через месяц – прислали фотографию Жирному Лошаднику через месяц после похорон Глории. Жирный письмом попросил их прислать ее фото. Сначала он попросил Боба, который довольно грубо поинтересовался, зачем ему фотография Глории. Жирный не знал, что ответить. Когда Жирный вынудил меня взяться за эти записки, он спросил, с чего, по моему мнению, Боб Лэнгли так взбесился от его просьбы.
Я не знаю. И мне наплевать. Может, Боб догадывался, что Глория и Жирный провели ночь вместе, и ревновал? Жирный часто говорил, что Боб Лэнгли шизофреник, и даже утверждал, что сам Боб сообщил ему об этом. У шизоида мыслительному процессу сопутствуют неадекватные эмоции, так называемое уплощение аффекта.
С другой стороны, Боб после заупокойной службы склонился и положил розу на гроб Глории. Как раз когда Жирный крался к своему «фольксвагену». Что более подходило к моменту? Жирный, рыдающий в одиночестве в припаркованной машине, или бывший муж, склоняющийся над гробом с розой в руке, безмолвный, спокойный, но хоть что-то делающий? Весь вклад Жирного в похороны свелся к букету, купленному впопыхах по дороге в Модесто. Он преподнес его миссис Кнудсон, которая отметила, что цветы очаровательны. Боб их выкинул.
После похорон, в модном ресторане, где официантка убрала их подальше от глаз, Жирный спросил у Боба, что делала Глория в Шинаноне, тогда как она собиралась забрать вещи и вернуться в округ Марин, чтобы жить с ним – как он полагал.
– Поехать в Шинанон ее уговорила Кармина, – ответил Боб. Кармина – это миссис Кнудсон. – Из-за проблем с наркотой.
Тимоти, один из незнакомых Жирному друзей Глории, заметил:
– Не шибко-то они ей помогли.
Вот что случилось, когда Глория вошла в Шинанон через парадный вход. С ней сразу начали играть в эти их игры. Кто-то из персонала специально прошел мимо Глории, когда та сидела в холле и ожидала приема, и громко отметил, как она уродлива. Следующий объявился, чтобы сообщить, что в ее волосах, похоже, ночевала крыса. Глория всегда была страшно мнительна по поводу своих кудрявых волос; она очень хотела, чтобы они были как и все остальные волосы в мире. Что мог бы сказать третий служащий Шинанона – вопрос спорный, так как к тому времени Глория уже поднялась на одиннадцатый этаж.
– Вот такие у них, значит, в Шинаноне методы? – поинтересовался Жирный.
Боб сказал:
– Специальная техника, чтобы сломить индивидуальность. Фашистская терапия, которая делает личность полностью открытой и ставит ее в зависимость от группы. А затем они начинают строить новую индивидуальность, не ориентированную на наркотики.
– Они что, не знали, что она склонна к суициду? – спросил Тимоти.
– Конечно, знали, – ответил Боб. – Глория звонила им. Они знали ее имя и почему она приехала.
– Ты не говорил с ними после ее смерти? – спросил Жирный.
Боб ответил:
– Я позвонил и попросил к телефону кого-нибудь из начальства, и сказал им, что они убили мою жену, а этот парень ответил, что неплохо бы мне приехать и поучить их, как обращаться с суицидальными типами. Он был ужасно огорчен. Мне даже стало его жалко.
Слушая эти слова, Жирный решил, что у Боба самого явно не в порядке с головой. Бобу было жалко Шинанон. Он совсем ошизел. Все ошизели, включая Кармину Кнудсон. Во всей Северной Калифорнии не осталось ни одного нормального человека. Пора было куда-то сматываться.
Жирный ел салат и прикидывал, куда слинять. Вон из страны. Полететь в Канаду, как те, кто бежит от призыва в армию? Жирный лично знал десятерых, кто предпочел свалить в Канаду, чтобы не воевать во Вьетнаме. Глядишь, и нашлось бы в Ванкувере с полдюжины знакомых.
Ванкувер тогда считали одним из прекраснейших городов мира. Как и Сан-Франциско, это крупный порт. Там можно было бы начать жизнь сначала и забыть о прошлом.
Вдруг в голову Жирному, пока он возился с салатом, пришла мысль: когда Боб позвонил, он сказал не: «Глория покончила с собой», а «Глория сегодня покончила с собой», как будто совершенно не сомневался, что раньше или позже она с собой покончит. Может, из-за этого допущения все и случилось? Время Глории было ограничено, как на экзамене по математике. Кто же на самом деле был безумен? Глория или Жирный (возможно, Жирный), или ее бывший муж, или вообще все в районе Залива? Безумны не в переносном, а в прямом смысле? Скажем, один из первых симптомов психоза, это когда человек начинает чувствовать себя психом. Еще одна китайская ловушка. Нельзя думать о ней, не становясь ее частью.
Размышляя о безумии, Жирный Лошадник шаг за шагом в него соскальзывал.
Хотелось бы мне ему помочь…

2

Хотя я ничем не смог помочь Жирному Лошаднику, ему удалось избежать смерти. Первая предпосылка к его спасению явилась в образе восемнадцатилетней школьницы, жившей неподалеку от Жирного на той же улице. Второй стал Господь Бог. Причем школьница справилась лучше.
Я не уверен, что Бог вообще что-то для него сделал; собственно говоря, Бог только усугубил его состояние. В этом мы с Жирным Лошадником никак не могли согласиться. Жирный был уверен, что Бог полностью излечил его. Но это невозможно. В древнекитайском «Каноне перемен» – «И Цзин» – есть строчка, гласящая: «Всегда болен, но никогда не умирает». Как раз о моем приятеле.
Стефани вошла в жизнь Жирного Лошадника как дилерша. После смерти Глории он так сильно подсел, что вынужден был покупать наркоту где только предоставлялась возможность. Правда, покупка наркотиков у старшеклассников – не слишком умное занятие. Тут уже речь идет не о собственно наркоте, а о законе и морали. Только начни покупать наркотики у детей, и ты сразу на заметке. Думаю, понятно почему. Но мне было известно – а властям нет – вот что: Жирного Лошадника на самом деле не слишком интересовали наркотики, которые предлагала на продажу Стефани. Она подторговывала гашем и травкой, а не амфетаминами. Она не одобряла стимуляторы. Стефани никогда не торговала тем, чего не одобряла. Она никогда не торговала психоделиками, как на нее ни давили. Порой Стефани могла предложить кокаин. Никто не понимал ее логику, и все же некая форма логики у нее имелась. В привычном смысле слова Стефани вообще не мыслила. Однако она принимала какие-то решения, и уж когда приняла, никто не мог сдвинуть ее с места. Жирному она нравилась.
В этом вся суть – Жирному нравилась Стефани, а не ее наркотики, но чтобы поддерживать с ней отношения, он вынужден был покупать их. А значит, ему пришлось перейти на гашиш. Для Стефани гашиш был началом и концом жизни. Во всяком случае, жизни, которую стоит жить.
Хоть Бог и явился Жирному не в лучшее его время, он по крайней мере не делал ничего противозаконного, как Стефани. Жирный не сомневался, что Стефани закончит тюрьмой; он полагал, что ее могут сцапать в любую минуту. А все друзья Жирного ожидали, что в любой момент арестуют его. Нас это тревожило, как и его медленное сползание в депрессию, психоз и изоляцию.
Жирный беспокоился о Стефани. Стефани беспокоили цены на гашиш. Хуже, ее беспокоили цены на кокаин. Мы часто представляли, как она подскакивает на постели среди ночи и восклицает: «Иней Иней (жарг.) – одно из названий кокаина.

поднялся до сотни баксов за грамм!» Цены на наркоту волновали ее, как обычных женщин – цена на кофе.
До шестидесятых Стефани просто не могла бы существовать. Наркота вызвала ее к жизни, извлекла из небытия. Стефани была коэффициентом наркоты, частью уравнения. И в то же время именно через нее Жирный в конце концов пришел к Богу. Не через наркотики; с наркотиками это не имеет ничего общего. Путь к Богу через наркоту – это ложь, которую пытаются толкнуть нам беспринципные мошенники. Стефани привела Жирного Лошадника к Богу при помощи маленького глиняного горшка, который она вылепила на своем ножном гончарном круге, том самом круге, что Жирный помог ей купить к восемнадцатилетию.
Улетая в Канаду, Жирный забрал горшок с собой – тот лежал в единственном чемодане Жирного, завернутый в трусы, носки и рубашки.
Выглядел горшок совершенно заурядно – широкий, светло-коричневый, немного голубой глазури по ободку. Стефани была не слишком искусным гончаром.
Неудивительно, что один из ее первых горшков достался Жирному. У них сложились действительно близкие отношения. Когда Жирному становилось совсем худо, Стефани успокаивала его при помощи своей трубочки с гашем.
Горшок, однако, обладал одним необычным свойством. В нем дремал Бог. Он дремал в горшке очень долго, так долго, что едва не опоздал. В некоторых религиях бытует теория, что Бог вмешивается в происходящее в одиннадцатом часу. Может, это и так, не могу сказать. В случае Жирного Лошадника Бог ждал до без трех минут двенадцати, и даже тогда того, что он сделал, едва ли было достаточно, фактически он вмешался слишком поздно.
Нельзя винить в этом Стефани; едва получив гончарный круг, она сразу же вылепила горшок, покрыла его глазурью и обожгла. Она сделала все, что в ее силах, чтобы помочь своему другу Жирному, который, как ранее Глория, начинал умирать. Стефани помогла своему другу тем же способом, которым и тот пытался помочь своему, только у нее получилось лучше. В этом и состояла разница между Жирным и Стефани. В момент кризиса она знала, что нужно делать. Жирный не знал. Поэтому сегодня Жирный жив, а Глория – нет. Друг Жирного оказался лучше, чем друг Глории. Может, он и хотел, чтобы все случилось по-другому, но выбор был не за ним. Не мы помогаем другим людям, и не по своей воле; это делает вселенная. Вселенная принимает определенные решения, и на основе ее решений одни люди живут, а другие умирают. Этот закон суров, но все живые существа вынуждены подчиняться ему. Жирный получил Бога, а Глория Кнудсон – смерть. Не слишком справедливо, и Жирный первым сказал об этом. Поверим ему.
После встречи с Богом Жирный развил в себе совершенно ненормальную любовь к нему. Это совсем не то, что обычно имеют в виду, когда говорят о ком-нибудь: «Он любит Бога». В случае Жирного то была настоящая жажда. Еще более странно – Жирный уверял нас, что Бог причинил ему боль, и при этом он по-прежнему жаждал Бога, как пьяница жаждет спиртного. Бог, говорил нам Жирный, выстрелил лучом розового света ему прямо в глаза. Жирный временно ослеп, и у него несколько дней раскалывалась голова. Очень легко, говорил он, описать луч розового света; точь-в-точь как после того, как у вас перед носом разрядят фотовспышку. Жирному буквально везде мерещился этот розовый свет. Иногда он мельком показывался на экране телевизора. Жирный жил ради этого света, ради одного его особенного оттенка.
Однако он никак не мог по-настоящему его найти. Никто не в силах воссоздать этот оттенок цвета, кроме Бога. Иными словами, обычный свет не содержит такого оттенка. Однажды Жирный даже тщательно изучил таблицу видимого спектра. Нужный цвет отсутствовал. Жирный видел цвет, который не видел больше никто; этот цвет находится вне спектра.
Что сопутствует свету, если говорить о частотах? Тепло? Радиоволны? Мне бы следовало знать, но я не знаю. Жирный сказал (не знаю, насколько это правда), что в солнечном спектре то, что он видел, составляло около семисот миллимикрон; если использовать термины линий Фраунхофера, через точку «В» в направлении точки «А».
Думайте что хотите. Я полагаю, это симптом его сумасшествия. Люди, находящиеся в стадии нервного срыва, часто проводят самые разнообразные исследования с целью найти объяснение своим действиям. Исследования эти, конечно же, заканчиваются провалом.
Подобные исследования провальны, покуда имеем к ним отношение мы, но, как ни печально, иногда снабжают фальшивой логикой разрушающийся разум – у Глории, например, появились те самые «они». Однажды я поглядел линии Фраунхофера, и там не оказалось никакого «А». Я смог найти только «В». Линии идут от «G» к «В», от ультрафиолета к инфракрасному спектру. Вот так. Больше ничего нет. То, что видел Жирный – или думает, что видел, – не было светом.
Когда он вернулся из Канады – после того, как обрел Бога, – мы много времени проводили вместе, и в одну из наших ночных прогулок (обычное дело, мы постоянно искали приключений), когда я парковал машину, у меня на левой руке неожиданно появилось пятнышко розового цвета. Я знал, что это, хотя и видел такую штуку впервые – кто-то направил на нас луч лазера.
– Это лазер, – сообщил я Жирному, который тоже его видел: луч гулял повсюду, цепляя телефонные будки и пробегая по цементным стенам гаража.
В дальнем конце улицы стояли два подростка с каким-то квадратным предметом в руках.
– Они сами сделали чертову штуковину, – сказал я. Мальчишки подошли к нам – улыбки до ушей – и сообщили, что собрали эту штуку из конструктора. Мы выразили свое восхищение, и они отправились дальше – пугать других.
– Это тот розовый цвет? – спросил я Жирного.
Он ничего не ответил, но у меня создалось впечатление, что Жирный что-то скрывает.
1 2 3 4 5