«Deus Irae»: 1976
Аннотация
Действие романа происходит в постъядерном мире. Художнику-инвалиду предстоит найти человека, из-за которого началась ядерная война. Человека, которого называют Господь Гнева.
Роджер Желязны, Филип Дик
Господь гнева
Глава 1
Вот! Пегая коровенка, белая с черными пятнами, тащит инвалидное кресло - тележку на велосипедных колесах. А он на тележке, посередке.
Нежась в лучах утреннего солнца на пороге церкви, лицом на север, в сторону Вайоминга, отец Хэнди углядел на дороге церковного служителя -корова голштинской породы трусила по ухабам, и шишковатая голова безрукого и безногого тела моталась то из стороны в сторону, то взад-вперед, выплясывая сумасшедшую джигу.
"Неважнецкий день, - подумал отец Хэнди. - Предстоит сообщить Тибору Макмастерсу малоприятную новость".
Священник юркнул обратно в церковь, дабы оттянуть встречу. Однако Тибор его не заметил. Калека был погружен в свои думы, к тому же его мутило -Макмастерса всегда мутило перед началом работы. Видать, муки творчества. К горлу подступала тошнота, и донимал надсадный кашель. Угнетал всякий запах, любой вид - даже вид собственной картины.
Отец Хэнди всякий раз дивился этому утреннему бунту тиборовских чувств - как будто калека охотно бы помер в течение ближайших суток.
Что до священника, то он безмятежно радовался солнышку, согревавшему их Шарлоттсвилль, городок в штате Юта. Воздух в церкви был напоен горячим ароматом высокого клевера, растущего на окрестных пастбищах. Вдалеке позвякивали колокольцы на шеях коров…
Одно скребло душу посреди этой гармонии - не столько вид Тибора, сколько соощущение страданий.
Вон, позади алтаря, малая толика его работы - та, что уже закончена. Лет пять понадобится Тибору для ее завершения. Но что время в делах такой важности? Ведь это сотворяется навечно… "Впрочем, нет, - подумалось отцу Хэнди, - се есть дело рук человеческих, а потому тлену обречено - это делается на века, для череды поколений".
Еще одно "впрочем" - это дело не рук. Иерархами решено было доверить сие работнику, "коего телесное состояние не позволяет преклонить колени или сотворить крест", то бишь безрукому и безногому. А коли не справится один, ему вослед придет другой безрукий-безногий, покуда работа не будет завершена.
- Му-уууууу, - басовито отозвалась голштинка, когда Тибор, при помощи сделанной в Штатах айсибиэмовской системы экстензоров, натянул поводья и осадил свою скакунью на заднем дворе церкви, где ржавел без дела, со спущенными шинами, принадлежащий отцу Хэнди "Кадиллак" выпуска 1976 года, облюбованный в качестве насеста смешными милыми крохами - золотистыми цыплятами. Это мексиканское отродье светилось в темноте и немилосердно гадило…
"Ну и ладно, пусть себе гадят. Маленькая стая прелестных засранцев -потомков достославного Герберта Джи, который во время оно заклевал насмерть всех своих соперников и утвердился в роли патриарха. Был всем петухам петух! - с грустью припоминал его отец Хэнди. - Ныне Герберт Джи покоится в саду, где плоть его дожирают червяки да жуки. Жуки-мутанты. Жирные, как не знаю что".
Священник на дух не переносил этих жуков - поразвелось тварей! Вон их сколько - и таких разных - прет отовсюду… Так что он души не чаял в любых жукоедах и всем сердцем любил своих пернатых друзей. Птиц, смешно сказать, любил, а вот людей…
Но люди иногда являлись. Неизменно - во вторник, в день церковного праздника, установленного (сознательно, нарочито) взамен устаревшего христианского воскресенья.
Отец Хэнди, находясь внутри здания, в жилой пристройке, нутром чувствовал, как на заднем дворе Тибор распрягает свою голштинку. Затем инвалидная коляска своим ходом, благодаря электромотору, катит в церковь -по специально сооруженному деревянному настилу. А сейчас калека, порыгивая, берет себя в руки - экие злые шутки играет язык, когда говоришь о калеке! - иначе говоря, собирается с духом, готовясь продолжить прерванную вчера на закате работу.
Отец Хэнди обратился к своей супруге Или:
- Будь добра, позаботься о горячем кофе для него.
- Хорошо, - ответила та.
Смирная пигалица, сухонькая и морщинистая. Не без брезгливости он наблюдал за движениями ее бессочного, дряблого тела, покуда она покорно доставала чашку и блюдце, - без любви делает, без тепла в душе, верная служанка своего мужа - и не более чем служанка.
- Доброе утречко! - весело крикнул Тибор. Это в нем чуть ли не профессиональное - быть всегда веселым, даром что на душе кошки скребут и подташнивает от тоски.
- Черный, - сказал отец Хэнди. - Горячий. Уже готов.
Он посторонился, чтобы громоздкая тележка проехала по коридорчику в церковную кухню.
- Утро доброе, миссис Хэнди! - сказал Тибор. Не оглядываясь - не любила она глядеть на калеку, Или Хэнди прошуршала:
Доброе утро, Тибор. Мир тебе, и да пребудет с тобой Дух Святой.
- Мир или мор? - спросил Тибор, подмигивая отцу Хэнди.
Ответа не последовало - смирная пигалица прилежно хлопотала по хозяйству.
"Какие только формы не принимает ненависть, - думал отец Хэнди, глядя, как жена берет молоко с холода. - Сколько бывает оттенков и оттеночков в скрытом недружелюбии!"
Сам он любил ненависть откровенную - ее легко выплеснуть, извергнуть… А чтобы вот так - только через отсутствие ласки, через официальный тон…
Тибор приступил к сложному для него процессу питья кофе.
Перво-наперво, чтобы коляска не ерзала, Тибор ставил ее на тормоз. Затем с помощью нехитрого соленоидного переключателя, нажимая подбородком на кнопки пультика дистанционного управления, он переводил батарею на жидком гелии из режима обслуживания мотора тележки в режим постоянной работы манипуляторов-экстензоров. Аккуратного вида алюминиевые гидравлические манипуляторы удлинялись, и на их конце через воротца выскакивали шесть механических пальцев, соединенных тяжами с мускулами плеча. Сейчас эти пальцы пришли в действие и приподняли со стола пустую чашку. Тибор вопросительно уставился на хозяйку.
- Кофейник на плите, - промолвила Или с выразительной ухмылкой.
Пришлось снять тележку с тормоза, проехаться к плите, снова жать подбородком на кнопки - обездвиживать кресло на велосипедных колесах и оживлять манипуляторы. Наконец кофейник оказался в шестипалом экстензоре. Алюминиевый манипулятор поднимал его рывочками, придрагивая, словно рука страдающего болезнью Паркинсона. Однако айсибиэмовская чудо-техника позволила наполнить чашку, почти не пролив кофе.
Отец Хэнди горестно крякнул и сказал:
- Не присоединяюсь к тебе, ибо сегодня ночью и давеча утром страдал желудочной коликой.
Он чувствовал себя физически разбитым. "Даром что у меня полный комплект членов, нынче с утра мне не лучше твоего - железы и гормоны как взбесились!"
Священник закурил сигарету - первую на сегодня. Затянувшись слабоватым, но настоящим табачком, он ощутил некоторое облегчение: клин клином вышибают - этот яд снижал содержание в крови прочих ядов.
Отец Хэнди приободрился, сел за стол напротив Тибора, который с неизменной развеселой улыбкой безропотно отхлебывал не в меру горячий кофе.
Однако, однако…
"Порой невнятная физическая боль есть наше предвиденье неприятностей, - думалось отцу Хэнди. - Не потому ли я так разбит с самого утра? И не потому ли так плохо тебе, Тибор? Твоя улыбочка меня не обманывает. Предчувствуешь, чем я тебя огорошу - точнее, обязан огорошить? А выбирать мне не приходится, потому как я червяк, фитюлька - что прикажут, то и делаю. Один день в неделю, по вторникам, во время проповеди, моими устами глаголет истина - впрочем, и дня мне не дано, а только какой-то час".
- Ну, Тибор, - сказал отец Хэнди, - wie geht es Heute?
- Es geht mir gut, - незамедлительно отозвался Тибор.
Обычно они с наслаждением предавались воспоминаниям и вели ученые диалоги на немецком языке, охотно тревожа тени Гете и Гейне, Шиллера, Кафки и Фаллады. Оба жили для этого и этим. Теперь, когда только назревала очередная долгая работа, их общение носило характер почти священного ритуала, приготовляя духовную почву для работы. Когда же художник с головой уходил в работу, для бесед оставались только густые сумерки - за невозможностью долго рисовать при жидком свете керосиновых ламп или церковного камина. "Никудышное освещение, - временами жаловался Тибор и, привыкший преуменьшать свои горести, добавлял: - От него глаза подустают".
На самом же деле ему грозило превеликое несчастье: ежели, не приведи господь, зрение испортится, ни очков, ни специалиста по их изготовлению он не сыщет. Насколько было известно отцу Хэнди, на просторах Вайоминга и Юты в последнее время не найти ни одной линзы.
А коли возникнет острая нужда в очках, Тибору придется отправиться в странствие. Отец Хэнди и думать не хотел об этом - чаще всего церковные служащие, насильно отправленные в путешествие, так и не возвращались. Причина их невозвращения оставалась загадкой: может быть, они оставались, потому что в других очагах цивилизации было лучше… Или их не отпускали обратно из мест, где было еще хуже? Судя по сообщениям радио - новости передавали ежедневно в шесть часов вечера, - в некоторых районах было лучше, в других хуже.
Теперь мир был дискретным, состоял из множества островков цивилизации. Все связи между ними были разрушены. Те самые связи, которые создавали прежнее хваленое повсеместное "единообразие".
- "Ты понимаешь?" - речитативом пропел отец Хэнди строчку из "Руддигора".
Тибор тут же прекратил пить кофе и пропел в ответ следующую строку:
- "Пожалуй, понимаю. Всенепременно долг исполнить надо!"
Он даже поставил чашку обратно на стол, защелкав своими манипуляторами.
- "Закон относится ко всем…" - продолжил отец Хэнди.
Как бы про себя, с подлинной горечью, Тибор допел:
- "…кто уклониться от него не смог!" Он повернул голову в сторону священника и уставился на него долгим взглядом, нервно облизывая губы.
- В чем, собственно, дело? - наконец спросил калека.
"А дело в том, - подумал отец Хэнди, - что я несвободен; я частица большой системы - последнее звено цепи, которое ходит ходуном, приплясывает и гоношится, когда всю цепь дергают там, вверху, на другом конце. Мы веруем, сам знаешь, что на том конце обретается Нездешнее, коего смутные распоряжения мы честно стараемся понять и выполнить, ибо верим - знаем! -что его хотения не просто непреложны, но и справедливы".
- Мы не рабы, - произнес он вслух. - Хотя все мы - слуги. Мы вольны оставить службу. И ты - тоже. Даже я мог бы покинуть свой пост, если бы посчитал нужным. - "Но этого не сделаю - давным-давно принял окончательное решение и связал себя самого тайной клятвой". - Вот ты, зачем ты здесь работаешь?
Тибор ответил с осторожностью:
- Ну, потому что вы мне платите.
- Плачу, но не принуждаю.
- Есть-то надо. Какой я никакой, а пищу потребляю.
Отец Хэнди произнес приподнятым тоном:
- Нам ведомо, что ты мог бы без труда найти работу - где угодно и какую угодно. Твоим талантам всюду найдется применение, даром что ты… увечный.
- Дрезденская оратория, - вдруг произнес Тибор.
- А? Что? - растерялся священник.
- Как-нибудь, - сказал Тибор, - подключите генератор к электронному органу, я сыграю вам ее, и вы ее узнаете. Дрезденская оратория, она поднимает дух. Она указует горе. Туда, в высь небесную, откель вас взашей выгнали.
- О, совсем не так! - запротестовал отец Хэнди.
- О, совсем так! - ядовито возразил Тибор, и его исхудалое лицо пошло морщинами от разом закипевшей ярости, ибо дело касалось кровных его убеждений. - Пусть оно и "доброе", это ваше милосердное могущество. Все равно оно вынуждает вас делать некоторые вещи, которым и название подыскивать нет охоты. Скажите мне прямо: мне что, надо закрасить уже нарисованное? Или заказ на фреску отменяется вообще?
- Нет, речь идет о завершающей части фрески. Уже сделанное -великолепно. Мы послали цветные снимки на тридцатимиллиметровой пленке. От них пришли в восторг. Ну, сам знаешь кто - Попечители Церкви.
Тибор задумчиво произнес:
- Чудеса! Можно добыть цветную пленку, можно где-то проявить ее… А вот газет больше нет и в помине.
- Велика беда! Слушай радио - последние новости передают в шесть вечера, - наставительно сказал отец Хэнди. - Вещают из Солт-Лейк-Сити.
Он уповал, что Тибор подхватит разговор. Но ответной реплики не последовало. Человек-обрубок помалкивал и сосредоточенно пил кофе.
Тогда отец Хэнди спросил:
- Знаешь, какое самое древнее слово в современном английском языке?
- Нет, - коротко отозвался Тибор.
- Могущество, - торжественно произнес отец Хэнди. - Ему соответствует немецкое слово "macht.". Однако слово "могущество" восходит даже не к прагерманскому. Его происхождение еще древнее - от хеттского языка!
- Гм, гм.
- Исходное слово - "mekkis", то есть "сила".
Тут отец Хэнди опять сделал паузу, чтобы Тибор поддержал разговор. Не дождавшись ответной реплики, он вдруг пропел двустишье из моцартовой "Волшебной флейты":
- "Что ж приумолкла ты? Пристало женщинам болтать, мужчинам же -делами заниматься!"
Тибор угрюмо отозвался:
- А разве это не вы болтаете?
- Что ж, я лясы точу, а делами заниматься предстоит тебе, - вздохнул отец Хэнди. - Что-то я хотел сказать… Ах да, баран!
На пятиакровом пастбище, за церковью, паслись шесть его овец.
- Вчера Теодор Бентон одолжил барана для моих овечек, - сказал отец Хэнди. - Баран староват, с седой бородкой… Ну так вот, прибежала собака, этот рыжий ирландский сеттер Йейтса, и попробовала напасть на стадо. Да ты видел этого сеттера - он что ни день гоняет моих овец.
Калека неожиданно заинтересовался и поднял голову:
- Ну и что баран?
- Собака пять раз приближалась к стаду. И пять раз баран начинал медленно-медленно двигаться в сторону собаки, оставляя стадо за своей спиной. Собака, разумеется, тут же останавливалась, когда замечала, что баран направляется к ней. Ей не хотелось познакомиться с его рогами. А баран тоже останавливался - и делал вид, что пасется. - Отец Хэнди улыбнулся, припоминая эту сцену. - Что за умница старик!
1 2 3 4 5