установка сантехники
Не вписался в поворот. Думаю, он его и не заметил.
У него немедленно пошел глюк: он сам за рулем «порше», но поворот замечает, замечает вообще любые повороты.
И все на шоссе — Риверсайд в час пик, — безусловно, замечают его: такой стройный, широкоплечий, неотразимый парень в новеньком «порше», делающем двести миль в час, — и полицейские беспомощно разевают вслед рты.
— Ты дрожишь, — сказала Донна и опустила руку на его локоть. Успокаивающую, нежную руку. — Притормози.
— Я устал, — пожаловался Чарлз. — Две ночи и два дня я считал букашек.
Считал и засовывал в банки. А когда мы готовы были сняться и отнести их доктору на анализ, там ничего не оказалось. Пустые банки, — Теперь он сам почувствовал свою дрожь, увидел, как тряслись руки на руле. — Ничего ни в одной. Никаких букашек, И тогда я понял, я понял, черт побери. До меня дошло, что Джерри испекся. Ошизел.
Воздух больше не пах весной. Мучительно потянуло принять дозу препарата С.
Глава 2
— Достопочтенная публика! — взвыл человек с микрофоном. — Сегодня нам представилась удивительная возможность послушать и расспросить тайного агента отдела по борьбе с наркоманией!
Он просиял, этот человек в дешевом костюме, широком желтом пластиковом галстуке и ботинках из искусственной кожи. Чересчур толстый, чересчур старый и чересчур радостный, хотя радоваться было нечему. Глядя на него, тайный агент чувствовал тошноту, — Вы, безусловно, обратили внимание, что наш гость как бы расплывается перед глазами. Это происходит потому, что он носит то, что называют «костюм-болтунья».
Публика, как две капли воды отражавшая все черты ведущего, сосредоточенно обозревала агента в костюме-болтунья.
— Этот человек, которого мы будем называть Фред, ибо таково его кодовое имя, под которым он сообщает собранную информацию, находясь в костюме-болтунья, не может быть опознан по внешнему виду или голосу. Он похож на расплывчатое пятно и ни на что больше, не правда ли, друзья? Ведущий изобразил лучезарную улыбку. Слушатели, разделяя его чувство юмора, тоже улыбнулись.
Костюм-болтунья был изобретением некоего сотрудника «Лабораторий Белла» по фамилии С. А. Пауэрс. Экспериментируя с возбуждающими веществами, действующими на нервные клетки, как-то ночью он сделал себе инъекцию препарата IV и испытал катастрофическое падение мозговой активности. После чего его субъективному взору на стене спальни предстали пылающие образы, которые, как он со временем стал полагать, являлись калейдоскопическим монтажом произведений абстрактной живописи.
На протяжении шести часов С. А. Пауэрс зачарованно наблюдал тысячи картин Пикассо, сменяющих друг друга с фантастической скоростью. Затем он просмотрел работы Пауля Клее, причем больше, чем художник написал за всю свою жизнь. Когда наступила очередь шедевров Модильяни, С. А. Пауэрс пришел к выводу (а в конце концов все явления нуждаются в разъясняющей теории), что его гипнотизируют розенкрейцеры. Но потом, когда его стали изводить Кандинским, он решил, что с ним пытаются вступить в телепатический контакт русские. Утром Пауэрс выяснил, что резкое падение мозговой активности нередко сопровождается подобными явлениями. Но идея костюмаболтунья уже родилась. В основном костюм состоял из многогранных кварцевых линз, соединенных с микрокомпьютером, который содержал в памяти полтора миллиона физиономических характеристик. Каждую наносекунду компьютер передавал на сверхтонкую мембрану, окружавшую носителя костюма, всевозможные оттенки цвета глаз, волос, формы носа, расположения зубов, конфигурации лицевых костей и т. д. Таким образом, попытки описать носителя — или носительницу — костюма были совершенно бессмысленны и заранее обречены на провал. Нет нужды говорить, что С. А, Пауэрс ввел в банк памяти и свои собственные данные, и, захороненный в головоломном сплетении характеристик, лик изобретателя всплывал на одну наносекунду в каждом костюме… в среднем, как он подсчитал, раз в пятьдесят лет. Это была его заявка на бессмертие.
— Давайте же послушаем расплывчатое пятно! — громко подытожил ведущий, и публика захлопала.
Фред, он же Роберт Арктор в костюме-болтунья, простонал и подумал: «Это ужасно».
Раз в месяц каждый агент по борьбе с наркоманией должен был выступать на подобном сборище. Сегодня была его очередь. Глядя на публику, он с новой силой осознал, насколько отвратительны ему добропорядочные. Они в восторге. Их развлекают.
— Но, выполняя свое задание, — добавил ведущий, отодвигаясь от микрофона, чтобы дать место Фреду, — он, разумеется, не носит этот костюм. Он одевается, совсем как вы и я, или в так называемую одежду хиппи, среди которых вынужден вращаться согласно велению долга.
Фреду — Роберту Арктору — приходилось выступать уже шесть раз, и он прекрасно знал, что надо говорить и что ему уготовано: идиотские вопросы и пустая трата времени, плюс раздражение и злость, и всякий раз чувство тщетности…
— Увидев меня на улице, — сказал он в микрофон, когда стихли аплодисменты, — вы бы решили: «Вот идет псих, извращенец, наркоман». Вы бы почувствовали отвращение и отвернулись.
Молчание. — Я не похож на вас, — продолжал он. — Я не могу себе позволить быть похожим на вас. От этого зависит моя жизнь. На самом деле не так уж он от них отличался. Просто имелся сценарий речи, от которого нельзя было отклоняться.
— Я не собираюсь рассказывать вам, чем мне приходится заниматься в качестве тайного агента, выслеживая распространителей наркотиков и источники нелегального товара. Я хочу рассказать вам о том… — Он сделал паузу, как его учили в академии на занятиях по психологии. -…О том, чего я боюсь. Это сразило их; все глаза были прикованы к нему. — Я боюсь, — произнес он, — за наших детей. За ваших детей и моих…Он снова замолчал. — У меня их двое, — Затем очень тихо:
— Юные, совсем малыши… — И тут же страстно повышая голос:
— Но уже достаточно большие, чтобы расчетливо прививать им пагубную привычку к наркотикам — ради выгоды тех, кто уничтожает наше общество. Мы пока еще не знаем… — более спокойным голосом, — кто эти люди, точнее, звери, которые сосут соки из наших ближних, словно обитают в диких джунглях. Ради своей наживы они продают мерзость, уничтожающую мозг, и ежедневно ее глотают, курят или вкалывают миллионы мужчин и женщин — вернее, те, кто когда-то были мужчинами и женщинами. Нам пока неизвестны имена распространителей. Но, клянусь богом, рано или поздно мы их узнаем, всех до единого!
Голос из публики:
— Мы им устроим! Другой голос:
— Изловим коммунистов! Бурные аплодисменты. Роберт Арктор молчал. Смотрел на них, на этих добропорядочных, и думал: «Препарат С не может выжечь им мозги. У них просто нет мозгов».
— Каждый день эта страшная болезнь вырывает новые жертвы из наших рядов. В конце каждого дня деньги текут… — Он остановился. И никакая сила не могла заставить его продолжать речь, вызубренную и тысячи раз повторенную на занятиях. Все замерли. — А вообще-то дело не только в наживе, — произнес он. — Вы сами видите, что происходит.
Нет, они ничего не видят. Они не замечают, что я отошел от шаблона, говорю самостоятельно, без помощи суфлеров из Центра. Ну и что? Разве их что-нибудь волнует? Их огромные квартиры охраняют вооруженные наемники, готовые открыть огонь по любому торчку, который лезет по обнесенной колючей проволокой стене, чтобы засунуть в пустую наволочку их часы, их бритву, их магнитофон… Он лезет, чтобы добыть себе косяк; если не добудет, то запросто может сдохнуть от боли и шока воздержания. Но если ты живешь в роскошном доме и твоя охрана вооружена — зачем об этом думать?
— Если бы вы страдали диабетом и у вас не хватало денег на укол инсулина, что бы вы стали делать? Крали бы? Или просто-напросто сдохли? Молчание. В наушниках его костюма-болтунья зазвучал тонкий голосок:
— Вам лучше вернуться к приготовленной речи, Фред. — Я забыл ее, — сказал Фред, Роберт Арктор, невидимому суфлеру. — Повторяйте за мной: «…новые жертвы из наших рядов. В конце каждого дня деньги текут…» Тут вы остановились.
— Я не могу. — «…а куда они текут, мы скоро выясним, — не обращая внимания, продолжал суфлер. — Тогда последует возмездие. И в тот момент ничто на свете не заставит меня поменяться с ними местами».
— Знаете, почему я не могу? — спросил Арктор. — Потому что именно из-за такой жизни люди ищут спасения в наркотиках.
Да, подумал он, вот почему ты сбегаешь и садишься на дозу… сдаешься… — из отвращения.
Но потом он снова посмотрел на публику и понял, что это бесполезно. Он обращается к ничтожествам, к дебилам. Им нужно все разжевывать, как в первом классе: «А — это арбуз»…
— "С", — сказал он публике, — это препарат С. "С" — это бегство, бегство ваших друзей от вас, вас — от них, всех — друг от друга, это разделение, одиночество, ненависть и взаимные подозрения. "С" — это слабоумие. "С" — это смерть.
Медленная смерть, как называем ее мы… — Он осекся. — Мы, наркоманы… Он с трудом прошел к своему стулу и сел. В тишине. — Вы провалили встречу, — сказал суфлер-начальник. — Когда вернетесь, зайдите ко мне в кабинет. Комната 430. На него смотрели так, словно он только что прямо у них на глазах помочился на сцену.
Арктор поднялся, снова подошел к микрофону и, опустив голову, тихо произнес:
— Вот еще что. Не надо плевать им вслед лишь потому, что они сели на дозу.
Большинство из них не знали, на что садятся или что садятся вообще. Просто постарайтесь удержать их… Понимаете, они растворяют красненькие в стакане вина — толкачи, я имею в виду. Дают выпить цыпочке, какой-нибудь несовершеннолетней крошке, и та вырубается, и тогда ей впрыскивают смесь героина и препарата С… — Он замолчал. — Спасибо за внимание.
— Как нам остановить их, сэр? — спросил мужчина. — Убивайте толкачей, — сказал Арктор и побрел к стулу. Он взглянул на часы: два тридцать. Пора звонить Донне. Судя по всему, он сможет достать через нее тысячу таблеток препарата С. Естественно, он передаст их на анализ и последующее уничтожение. Или что уж там с ними делают… Может, сами закидываются. Или продают. Почем знать… Но он покупал у Донны не для того, чтобы взять ее за посредничество. Цель операции — выйти на более крупного поставщика.
Поэтому Арктор заказывал все большие количества, вынуждая Донну свести их вместе, его и поставщика. Разумеется, у него было еще несколько нитей, кроме Донны. Но потому что она была его девушкой — то есть он хотел этого добиться, — ему легче работать с ней. Навещать ее, разговаривать по телефону, проводить вместе вечера доставляло ему удовольствие. Это было, в некотором смысле, линией наименьшего сопротивления. Если вам приходится шпионить, так уж лучше за людьми, с которыми вы все равно встречаетесь. Это менее подозрительно и более приятно. Он вошел в телефонную будку и набрал номер. — Алло, — ответила Донна. Все телефонные автоматы прослушиваются. Записи разговоров передаются в центральный пункт и в среднем раз в два дня проверяются офицером, которому даже не надо выходить из кабинета, а стоит лишь нажать кнопку. Большинство разговоров безобидны. Обязанность офицера — выделять небезобидные. В этом заключается его искусство.
За это ему платят. — Как дела? — спросил Арктор. — Я могу что-нибудь у тебя взять? — Сколько тебе надо? — Десять. Они договорились, что один — это сотня. Таким образом, он просил тысячу. Среди дельцов вообще принято крупные суммы заменять мелкими, чтобы разговаривать по телефону, не привлекая внимания.
— Десять… — раздраженно пробормотала Донна. — Через три дня. — Не раньше? — Нет. Я заскочу. — Хорошо. Когда? Она прикинула. — Около восьми вечера. Да, чуть не забыла. Ко мне сегодня заходили оба твои жильца: Эрни… как там его… и этот Баррис. Искали тебя.
— Что стряслось? — спросил Арктор. — Цефалохромоскоп, что обошелся тебе в девятьсот долларов… Они хотели включить его, а он не работал. Ну, они взяли и отвернули днище.
— Черт побери! — возмущенно воскликнул Арктор. — Там вроде кто-то ковырялся, испорчена вся схема. Баррис попробует… — Я немедленно еду домой, — сказал Арктор и повесил трубку. Самое лучшее, что у меня есть. Самое дорогое. Если этот кретин Баррис начнет копаться… Но я не могу сейчас ехать домой, опомнился он. Сперва надо побывать в «Новом пути»; это приказ.
Глава 3
Чарлз Фрек тоже подумывал о «Новом пути» — так на него подействовала участь Джерри Фабина. Он сидел с Джимом Баррисом в маленьком кафе и уныло перебирал засахаренные орешки.
— Решиться не просто. Там страх что творят. Сидят с тобой день и ночь, чтобы ты не наложил на себя рук или не откусил палец, и совсем ничего не дают для облегчения.
Баррис посмеивался. — Если ты согласишься на лечение, то испытаешь ряд неприятных ощущений в области головного мозга. В первую очередь я имею в виду катехоламины, такие, как норадреналин и сератонин. Видишь ли, все происходит следующим образом: препарат С — вообще все наркотические вещества, но препарат С особенно — взаимодействует с катехоламинами на подклеточном уровне, и устанавливается биологическая контрадаптация. Раньше считалось, что это происходит только с алкалоидными наркотиками, такими, как героин. К столику подошла симпатичная официантка в желтом халатике, светловолосая и с высокой дерзкой грудью.
— Привет, — сказала она. — Все в порядке? Чарлз Фрек испуганно поднял взгляд. — Как тебя звать, милая? — спросил Баррис. Она ткнула в табличку на правой грудке. — Бетти. Интересно, как зовут левую, подумал Чарлз Фрек. — У нас все отлично, — сказал Баррис. Чарлз увидел исходящий из головы Барриса круг, как на карикатуре, в котором совершенно голая Бетти молила о ласке.
— У кого угодно, только не у меня, — заявил Чарлз Фрек. — У всех свои проблемы, — рассудительно заметил Баррис. — Этот мир непристойно болен, и с каждым днем ему становится все хуже.
Картинка над его головой тоже стала более непристойной. — Желаете заказать десерт? — улыбаясь, предложила Бетти. — Например?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3
У него немедленно пошел глюк: он сам за рулем «порше», но поворот замечает, замечает вообще любые повороты.
И все на шоссе — Риверсайд в час пик, — безусловно, замечают его: такой стройный, широкоплечий, неотразимый парень в новеньком «порше», делающем двести миль в час, — и полицейские беспомощно разевают вслед рты.
— Ты дрожишь, — сказала Донна и опустила руку на его локоть. Успокаивающую, нежную руку. — Притормози.
— Я устал, — пожаловался Чарлз. — Две ночи и два дня я считал букашек.
Считал и засовывал в банки. А когда мы готовы были сняться и отнести их доктору на анализ, там ничего не оказалось. Пустые банки, — Теперь он сам почувствовал свою дрожь, увидел, как тряслись руки на руле. — Ничего ни в одной. Никаких букашек, И тогда я понял, я понял, черт побери. До меня дошло, что Джерри испекся. Ошизел.
Воздух больше не пах весной. Мучительно потянуло принять дозу препарата С.
Глава 2
— Достопочтенная публика! — взвыл человек с микрофоном. — Сегодня нам представилась удивительная возможность послушать и расспросить тайного агента отдела по борьбе с наркоманией!
Он просиял, этот человек в дешевом костюме, широком желтом пластиковом галстуке и ботинках из искусственной кожи. Чересчур толстый, чересчур старый и чересчур радостный, хотя радоваться было нечему. Глядя на него, тайный агент чувствовал тошноту, — Вы, безусловно, обратили внимание, что наш гость как бы расплывается перед глазами. Это происходит потому, что он носит то, что называют «костюм-болтунья».
Публика, как две капли воды отражавшая все черты ведущего, сосредоточенно обозревала агента в костюме-болтунья.
— Этот человек, которого мы будем называть Фред, ибо таково его кодовое имя, под которым он сообщает собранную информацию, находясь в костюме-болтунья, не может быть опознан по внешнему виду или голосу. Он похож на расплывчатое пятно и ни на что больше, не правда ли, друзья? Ведущий изобразил лучезарную улыбку. Слушатели, разделяя его чувство юмора, тоже улыбнулись.
Костюм-болтунья был изобретением некоего сотрудника «Лабораторий Белла» по фамилии С. А. Пауэрс. Экспериментируя с возбуждающими веществами, действующими на нервные клетки, как-то ночью он сделал себе инъекцию препарата IV и испытал катастрофическое падение мозговой активности. После чего его субъективному взору на стене спальни предстали пылающие образы, которые, как он со временем стал полагать, являлись калейдоскопическим монтажом произведений абстрактной живописи.
На протяжении шести часов С. А. Пауэрс зачарованно наблюдал тысячи картин Пикассо, сменяющих друг друга с фантастической скоростью. Затем он просмотрел работы Пауля Клее, причем больше, чем художник написал за всю свою жизнь. Когда наступила очередь шедевров Модильяни, С. А. Пауэрс пришел к выводу (а в конце концов все явления нуждаются в разъясняющей теории), что его гипнотизируют розенкрейцеры. Но потом, когда его стали изводить Кандинским, он решил, что с ним пытаются вступить в телепатический контакт русские. Утром Пауэрс выяснил, что резкое падение мозговой активности нередко сопровождается подобными явлениями. Но идея костюмаболтунья уже родилась. В основном костюм состоял из многогранных кварцевых линз, соединенных с микрокомпьютером, который содержал в памяти полтора миллиона физиономических характеристик. Каждую наносекунду компьютер передавал на сверхтонкую мембрану, окружавшую носителя костюма, всевозможные оттенки цвета глаз, волос, формы носа, расположения зубов, конфигурации лицевых костей и т. д. Таким образом, попытки описать носителя — или носительницу — костюма были совершенно бессмысленны и заранее обречены на провал. Нет нужды говорить, что С. А, Пауэрс ввел в банк памяти и свои собственные данные, и, захороненный в головоломном сплетении характеристик, лик изобретателя всплывал на одну наносекунду в каждом костюме… в среднем, как он подсчитал, раз в пятьдесят лет. Это была его заявка на бессмертие.
— Давайте же послушаем расплывчатое пятно! — громко подытожил ведущий, и публика захлопала.
Фред, он же Роберт Арктор в костюме-болтунья, простонал и подумал: «Это ужасно».
Раз в месяц каждый агент по борьбе с наркоманией должен был выступать на подобном сборище. Сегодня была его очередь. Глядя на публику, он с новой силой осознал, насколько отвратительны ему добропорядочные. Они в восторге. Их развлекают.
— Но, выполняя свое задание, — добавил ведущий, отодвигаясь от микрофона, чтобы дать место Фреду, — он, разумеется, не носит этот костюм. Он одевается, совсем как вы и я, или в так называемую одежду хиппи, среди которых вынужден вращаться согласно велению долга.
Фреду — Роберту Арктору — приходилось выступать уже шесть раз, и он прекрасно знал, что надо говорить и что ему уготовано: идиотские вопросы и пустая трата времени, плюс раздражение и злость, и всякий раз чувство тщетности…
— Увидев меня на улице, — сказал он в микрофон, когда стихли аплодисменты, — вы бы решили: «Вот идет псих, извращенец, наркоман». Вы бы почувствовали отвращение и отвернулись.
Молчание. — Я не похож на вас, — продолжал он. — Я не могу себе позволить быть похожим на вас. От этого зависит моя жизнь. На самом деле не так уж он от них отличался. Просто имелся сценарий речи, от которого нельзя было отклоняться.
— Я не собираюсь рассказывать вам, чем мне приходится заниматься в качестве тайного агента, выслеживая распространителей наркотиков и источники нелегального товара. Я хочу рассказать вам о том… — Он сделал паузу, как его учили в академии на занятиях по психологии. -…О том, чего я боюсь. Это сразило их; все глаза были прикованы к нему. — Я боюсь, — произнес он, — за наших детей. За ваших детей и моих…Он снова замолчал. — У меня их двое, — Затем очень тихо:
— Юные, совсем малыши… — И тут же страстно повышая голос:
— Но уже достаточно большие, чтобы расчетливо прививать им пагубную привычку к наркотикам — ради выгоды тех, кто уничтожает наше общество. Мы пока еще не знаем… — более спокойным голосом, — кто эти люди, точнее, звери, которые сосут соки из наших ближних, словно обитают в диких джунглях. Ради своей наживы они продают мерзость, уничтожающую мозг, и ежедневно ее глотают, курят или вкалывают миллионы мужчин и женщин — вернее, те, кто когда-то были мужчинами и женщинами. Нам пока неизвестны имена распространителей. Но, клянусь богом, рано или поздно мы их узнаем, всех до единого!
Голос из публики:
— Мы им устроим! Другой голос:
— Изловим коммунистов! Бурные аплодисменты. Роберт Арктор молчал. Смотрел на них, на этих добропорядочных, и думал: «Препарат С не может выжечь им мозги. У них просто нет мозгов».
— Каждый день эта страшная болезнь вырывает новые жертвы из наших рядов. В конце каждого дня деньги текут… — Он остановился. И никакая сила не могла заставить его продолжать речь, вызубренную и тысячи раз повторенную на занятиях. Все замерли. — А вообще-то дело не только в наживе, — произнес он. — Вы сами видите, что происходит.
Нет, они ничего не видят. Они не замечают, что я отошел от шаблона, говорю самостоятельно, без помощи суфлеров из Центра. Ну и что? Разве их что-нибудь волнует? Их огромные квартиры охраняют вооруженные наемники, готовые открыть огонь по любому торчку, который лезет по обнесенной колючей проволокой стене, чтобы засунуть в пустую наволочку их часы, их бритву, их магнитофон… Он лезет, чтобы добыть себе косяк; если не добудет, то запросто может сдохнуть от боли и шока воздержания. Но если ты живешь в роскошном доме и твоя охрана вооружена — зачем об этом думать?
— Если бы вы страдали диабетом и у вас не хватало денег на укол инсулина, что бы вы стали делать? Крали бы? Или просто-напросто сдохли? Молчание. В наушниках его костюма-болтунья зазвучал тонкий голосок:
— Вам лучше вернуться к приготовленной речи, Фред. — Я забыл ее, — сказал Фред, Роберт Арктор, невидимому суфлеру. — Повторяйте за мной: «…новые жертвы из наших рядов. В конце каждого дня деньги текут…» Тут вы остановились.
— Я не могу. — «…а куда они текут, мы скоро выясним, — не обращая внимания, продолжал суфлер. — Тогда последует возмездие. И в тот момент ничто на свете не заставит меня поменяться с ними местами».
— Знаете, почему я не могу? — спросил Арктор. — Потому что именно из-за такой жизни люди ищут спасения в наркотиках.
Да, подумал он, вот почему ты сбегаешь и садишься на дозу… сдаешься… — из отвращения.
Но потом он снова посмотрел на публику и понял, что это бесполезно. Он обращается к ничтожествам, к дебилам. Им нужно все разжевывать, как в первом классе: «А — это арбуз»…
— "С", — сказал он публике, — это препарат С. "С" — это бегство, бегство ваших друзей от вас, вас — от них, всех — друг от друга, это разделение, одиночество, ненависть и взаимные подозрения. "С" — это слабоумие. "С" — это смерть.
Медленная смерть, как называем ее мы… — Он осекся. — Мы, наркоманы… Он с трудом прошел к своему стулу и сел. В тишине. — Вы провалили встречу, — сказал суфлер-начальник. — Когда вернетесь, зайдите ко мне в кабинет. Комната 430. На него смотрели так, словно он только что прямо у них на глазах помочился на сцену.
Арктор поднялся, снова подошел к микрофону и, опустив голову, тихо произнес:
— Вот еще что. Не надо плевать им вслед лишь потому, что они сели на дозу.
Большинство из них не знали, на что садятся или что садятся вообще. Просто постарайтесь удержать их… Понимаете, они растворяют красненькие в стакане вина — толкачи, я имею в виду. Дают выпить цыпочке, какой-нибудь несовершеннолетней крошке, и та вырубается, и тогда ей впрыскивают смесь героина и препарата С… — Он замолчал. — Спасибо за внимание.
— Как нам остановить их, сэр? — спросил мужчина. — Убивайте толкачей, — сказал Арктор и побрел к стулу. Он взглянул на часы: два тридцать. Пора звонить Донне. Судя по всему, он сможет достать через нее тысячу таблеток препарата С. Естественно, он передаст их на анализ и последующее уничтожение. Или что уж там с ними делают… Может, сами закидываются. Или продают. Почем знать… Но он покупал у Донны не для того, чтобы взять ее за посредничество. Цель операции — выйти на более крупного поставщика.
Поэтому Арктор заказывал все большие количества, вынуждая Донну свести их вместе, его и поставщика. Разумеется, у него было еще несколько нитей, кроме Донны. Но потому что она была его девушкой — то есть он хотел этого добиться, — ему легче работать с ней. Навещать ее, разговаривать по телефону, проводить вместе вечера доставляло ему удовольствие. Это было, в некотором смысле, линией наименьшего сопротивления. Если вам приходится шпионить, так уж лучше за людьми, с которыми вы все равно встречаетесь. Это менее подозрительно и более приятно. Он вошел в телефонную будку и набрал номер. — Алло, — ответила Донна. Все телефонные автоматы прослушиваются. Записи разговоров передаются в центральный пункт и в среднем раз в два дня проверяются офицером, которому даже не надо выходить из кабинета, а стоит лишь нажать кнопку. Большинство разговоров безобидны. Обязанность офицера — выделять небезобидные. В этом заключается его искусство.
За это ему платят. — Как дела? — спросил Арктор. — Я могу что-нибудь у тебя взять? — Сколько тебе надо? — Десять. Они договорились, что один — это сотня. Таким образом, он просил тысячу. Среди дельцов вообще принято крупные суммы заменять мелкими, чтобы разговаривать по телефону, не привлекая внимания.
— Десять… — раздраженно пробормотала Донна. — Через три дня. — Не раньше? — Нет. Я заскочу. — Хорошо. Когда? Она прикинула. — Около восьми вечера. Да, чуть не забыла. Ко мне сегодня заходили оба твои жильца: Эрни… как там его… и этот Баррис. Искали тебя.
— Что стряслось? — спросил Арктор. — Цефалохромоскоп, что обошелся тебе в девятьсот долларов… Они хотели включить его, а он не работал. Ну, они взяли и отвернули днище.
— Черт побери! — возмущенно воскликнул Арктор. — Там вроде кто-то ковырялся, испорчена вся схема. Баррис попробует… — Я немедленно еду домой, — сказал Арктор и повесил трубку. Самое лучшее, что у меня есть. Самое дорогое. Если этот кретин Баррис начнет копаться… Но я не могу сейчас ехать домой, опомнился он. Сперва надо побывать в «Новом пути»; это приказ.
Глава 3
Чарлз Фрек тоже подумывал о «Новом пути» — так на него подействовала участь Джерри Фабина. Он сидел с Джимом Баррисом в маленьком кафе и уныло перебирал засахаренные орешки.
— Решиться не просто. Там страх что творят. Сидят с тобой день и ночь, чтобы ты не наложил на себя рук или не откусил палец, и совсем ничего не дают для облегчения.
Баррис посмеивался. — Если ты согласишься на лечение, то испытаешь ряд неприятных ощущений в области головного мозга. В первую очередь я имею в виду катехоламины, такие, как норадреналин и сератонин. Видишь ли, все происходит следующим образом: препарат С — вообще все наркотические вещества, но препарат С особенно — взаимодействует с катехоламинами на подклеточном уровне, и устанавливается биологическая контрадаптация. Раньше считалось, что это происходит только с алкалоидными наркотиками, такими, как героин. К столику подошла симпатичная официантка в желтом халатике, светловолосая и с высокой дерзкой грудью.
— Привет, — сказала она. — Все в порядке? Чарлз Фрек испуганно поднял взгляд. — Как тебя звать, милая? — спросил Баррис. Она ткнула в табличку на правой грудке. — Бетти. Интересно, как зовут левую, подумал Чарлз Фрек. — У нас все отлично, — сказал Баррис. Чарлз увидел исходящий из головы Барриса круг, как на карикатуре, в котором совершенно голая Бетти молила о ласке.
— У кого угодно, только не у меня, — заявил Чарлз Фрек. — У всех свои проблемы, — рассудительно заметил Баррис. — Этот мир непристойно болен, и с каждым днем ему становится все хуже.
Картинка над его головой тоже стала более непристойной. — Желаете заказать десерт? — улыбаясь, предложила Бетти. — Например?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3