Ненавидит настолько глубоко и люто, что на каком-то подсознательном уровне ему даже хочется ошибаться, подвергая тем самым опасности жизни миллионов людей.Поэтому, нечего удивляться, что директор ФБР Ричард Никсон так резко отзывался о «воинствующих дилетантах-антикоммунистах в серьезных научных кругах». Никсон тоже был встревожен — еще задолго до трагической ошибки 1972 года. Элементы паранойи, в сочетании с проявлениями мании величия были ощутимы уже тогда. Никсон, прекрасно разбиравшийся в людях, сразу их заметил, впрочем, как и многие другие. И очевидно, все они были правы.— Я приехал в Америку, — говорил мистер Три, — с тем, чтобы не угодить в лапы коммунистических агентов, поставивших перед собой цель убить меня. Они ведут охоту на меня… впрочем, как и нацисты. За мной охотятся и те, и другие.— Понятно, — кивнул Стокстилл, делая очередную пометку.— Они преследуют меня и по сию пору, но в конечном итоге, у них ничего не выйдет, — хрипло продолжал мистер Три, закуривая новую сигарету. — Потому что Господь на моей стороне. Он знает, что мне нужно, и часто говорит со мной, своей мудростью помогая мне уйти от преследователей. Сейчас я работаю над новым проектом, у себя в Ливерморе, и, когда я закончу, наши враги еще пожалеют, что вообще появились на свет.Наши враги, подумал Стокстилл. — А кто же, интересно, наш враг? Разве это не вы сами, мистер Три? Разве это не вы сидите тут и разглагольствуете о своих параноидальных идеях? Да и вообще, как это вам удалось добиться столь высокого положения? Кто повинен в том, что вы получили такую власть над людьми, кто повинен в том, что вы сохранили эту власть и после фиаско тысяча девятьсот семьдесят второго года? Вот-вот, именно вы, и те кто способствовал этому — наши настоящие враги.Все опасения по поводу вас полностью подтверждаются, вы — безумец, и само ваше присутствие здесь подтверждает это. Впрочем, подтверждает ли, спохватился Стокстилл. Совсем не обязательно, такой вывод дисквалифицирует меня как врача. Возможно, занимаясь вами, я вообще нарушаю нормы профессиональной этики. Учитывая то, какие чувства я по отношению к вам испытываю… я просто не способен относиться к вам отстраненно, с беспристрастных профессиональных позиций. Я не в состоянии продолжать оставаться врачом, а, следовательно, мои выводы, мой диагноз, могут оказаться ошибочными.— Почему вы на меня так смотрите? — Спросил мистер Три.— Прошу прощения, что? — пробормотал Стокстилл.— Может, вам неприятна моя внешность? — Настаивал он.— Нет-нет, — отозвался Стокстилл, — дело совсем не в этом.— В таком случае, возможно, вам просто претят мои мысли? Вы прочитали их, и их резкость и откровенность заставили вас пожалеть, что я обратился к вам? — Мистер Три резко поднялся и двинулся к выходу. — Всего хорошего, — бросил он подходя к двери.— Постойте! — Окликнул его Стокстилл и двинулся следом. — Давайте закончим хотя бы с биографическим материалом. Ведь мы едва начали.Мистер Три остановился, несколько мгновений смотрел на доктора, потом заметил:— Я полностью уверен в Бонни Келлер. Мне известны ее политические взгляды… Она не участвует в международном коммунистическом заговоре, целью которого является мое уничтожение при первой же удачной возможности. — Он вернулся, и уселся обратно в кресло. Теперь он выглядел относительно спокойным. И, тем не менее, в его позе сохранялась какая-то напряженность — как будто он не мог позволить себе расслабиться в присутствии доктора ни на минуту, понял Стокстилл. Значит, откровенного разговора не получится. Его по-прежнему будут грызть подозрения, и возможно — небезосновательные.
Припарковав машину, Джим Фергюсон, владелец телемагазина, увидел, что его продавец, Стюарт Маккончи вовсе не подметает тротуар, а просто стоит, оперевшись на щетку, и явно пребывает в глубокой задумчивости. Проследив за его взглядом, он понял, что продавец вовсе не разглядывает очередную симпатичную девицу, или какую-нибудь редкую машину — Стюарт любил и то, и другое, и это было вполне нормально — но сейчас он уставился на дверь приемной доктора Стокстилла на противоположной стороне улицы. А вот это уже было ненормально. И вообще, какое его дело!— Послушай, — окликнул продавца Фергюсон, открывая входную дверь, — ты это брось. Когда-нибудь сам заболеешь, и вряд ли тебе понравится, что кто-то пялится на тебя, когда ты идешь к врачу.Стюарт обернулся и ответил:— Да нет, просто сейчас к нему зашел какой-то очень известный тип, только вот никак не соображу кто он такой.— Только психи подглядывают за психами, — заметил Фергюсон, вошел в магазин, сразу направился к кассе, открыл ее и принялся выкладывать в ящик банкноты и мелочь на предстоящий день.Ладно-ладно, думал Фергюсон, погоди, вот узнаешь, кого я нанял мастером по ремонту телевизоров, тогда еще не так выпялишься.— Слушай, Маккончи, — наконец бросил Фергюсон, — Помнишь того парнишку без рук, без ног, который ездит на коляске? Ну, у него еще вместо конечностей торчит что-то вроде тюленьих плавников? Мамаша в шестидесятые глушила какие-то таблетки, вот он и родился калекой. Он все время тут у нас крутится, все хочет стать телемастером.Не выпуская щетки из рук, Стюарт отозвался:— И вы, конечно, наняли его.— Точно, вчера, когда ты был в отъезде.Маккончи немного подумал, потом заметил:— Для торговли это, пожалуй, не самое лучшее.— Почему? Его все равно никто не увидит — он же будет торчать внизу, в мастерской. К тому же, надо и калекам как-то зарабатывать на жизнь, они же не виноваты, что такими родились? Это все немцы проклятые со своей химией.После недолгой паузы Стюарт Маккончи сказал:— Сначала вы берете на работу меня, негра, теперь этого урода. Что ж, должен признать, Фергюсон, вы пытаетесь поступать по совести.Чувствуя, что начинает сердиться, Фергюсон огрызнулся:— Я не только пытаюсь, я так и поступаю! И никогда не стою без дела и не пялюсь куда не надо, в отличие от тебя. Я человек, который принимает решения и совершает поступки. — Он подошел к сейфу и принялся отпирать его. — Парнишку зовут Хоппи. Он скоро появится. Ты бы видел, какие он штуки вытворяет этими своими электронными руками! Просто чудо современной науки!— Да видел я, видел, — отозвался Стюарт.— И тебя от этого ломает, да?Стюарт отмахнулся:— Да нет, просто это как-то… противоестественно, что ли.Фергюсон мрачно уставился на него.— Только смотри, не вздумай подкалывать мальчишку. Поймаю тебя, или кого-нибудь из других продавцов…— Да ладно, ладно, — буркнул Стюарт.— Ты скучаешь, — заметил Фергюсон, — а скука — дело последнее. Она означает, что ты бездельничаешь, причем в оплачиваемое из моего кармана время. Если бы ты работал не покладая рук, тебе некогда бы было стоять и глазеть на бедняг, приходящих к доктору. Я вообще запрещаю тебе торчать на улице. Еще замечу, считай, ты уволен.— Господи, да как же мне тогда попасть в магазин, или выйти перекусить? Сквозь стену, что ли?— Нет, входить и выходить ты можешь, — решил Фергюсон, — а вот торчать снаружи — нет.Скорбно глядя начальнику вслед, Стюарт Маккончи пробормотал себе под нос:— Ну и ну!Однако Фергюсон не обратил ни малейшего внимания на слова своего продавца. Он начал включать световую рекламу, готовясь к предстоящему рабочему дню. Глава 2 Подросток-инвалид Хоппи Харрингтон обычно подкатывал к телемагазину около одиннадцати. Он въезжал в торговый зал, ненадолго притормаживал у прилавка и, если Джим Фергюсон оказывался на месте, просил у него разрешения спуститься вниз, в мастерскую, чтобы посмотреть, как работают два телемастера. Если же Фергюсона в магазине не оказывалось, Хоппи через некоторое время укатывал восвояси, зная, что продавцы его в подвал не пустят — они лишь дразнили мальчишку, да пересмеивались. Но он не обижался. По крайней мере, так казалось Стюарту Маккончи.На самом же деле, понял Стюарт, он просто не понимал этого Хоппи, с его узким острым лицом, живыми яркими глазами и быстрой нервной манерой говорить, настолько быстрой, что порой, он начинал заикаться. Стюарт не понимал его психологически. Почему Хоппи так хочется ремонтировать телевизоры? Что в этом занятии такого заманчивого? Калека часами торчит в мастерской, и, можно подумать, нет на свете ничего более захватывающего, чем это ремесло. На самом же деле, ремонт телевизоров тяжелая, грязная и не бог весть как оплачиваемая работа. Но Хоппи был исполнен страстной решимости быть телемастером, и вот теперь его мечта исполнилась, поскольку Фергюсон был твердо настроен поступать по справедливости с представителями всех меньшинств мира. Фергюсон был членом Американского союза гражданских свобод, Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения и Лиги помощи инвалидам, причем последняя организация, по мнению Стюарта, являлась ни чем иным, как просто международной лоббистской группировкой, члены которой твердо вознамерились обеспечить достойное существование всем жертвам современной медицины и науки, которых стало особенно много после катастрофы Блутгельда в1972 году.Тогда, к кому же можно отнести меня самого? — спросил себя Стюарт, сидя наверху в кабинете, и просматривая книгу продаж. То есть, думал он, если у нас здесь будет работать этот калека… я, получается, практически тоже что-то вроде жертвы радиации, как будто темная кожа — результат радиационного ожога. От этих мыслей ему стало не по себе.Возможно когда-то, думал он, все люди на свете были белыми, а потом какой-нибудь придурок рванул эдак, скажем тысяч десять лет назад, у них над головой бомбочку, и некоторых из нас обожгло, да так и осталось. Просто пострадали наши гены. Вот с тех пор мы и стали такими.В это время появился другой продавец, Джек Лайтхейзер, уселся за стол напротив, и закурил толстую коричневую «корону».— Слышно, Джим нанял этого колясочника, — через несколько мгновений начал он. — А знаешь, зачем он это сделал? Чтобы прослыть хорошим мужиком. Скоро об этом протрубят во всех газетах. А наш Джим обожает, когда его поминают в газетах. Если прикинуть, неплохо придумано. Да и то сказать, первый торговец в Ист-Бэй, нанявший калеку.В ответ Стюарт только хмыкнул.— У Джима слишком идеализированное представление о себе, — продолжал Лайтхейзер. — Он мнит себя не просто торгашом, а этаким современным римлянином, у которого на первом месте гражданские ценности. Да ведь, по правде сказать, он человек образованный. В свое время Стэнфорд закончил.— Теперь это всем по барабану, — заметил Стюарт. Он и сам в 1975 окончил Калифорнийский университет, да только что проку! С таким дипломом, а выше торговца так и не поднялся.— Да нет, когда он его получал, это еще имело значение, — продолжал Лайтхейзер. — Он отучился бесплатно, как ветеран, и выпустился в тысяча девятьсот сорок седьмом году.Этажом ниже, перед входом в магазин появилось самоходное инвалидное кресло, управлял которым необычайно худощавый подросток. Увидев его, Стюарт застонал. Лайтхейзер бросил на него недоуменный взгляд.— Как же он меня достал! — воскликнул Стюарт.— Ничего, начнет работать, все встанет на свои места, — заметил Лайтхейзер. — Отсутствием мозгов он, во всяком случае, не страдает. Смышленый парнишка, да, к тому же, не без амбиций. Господи, ведь ему всего лишь семнадцать, и единственное, чего он хочет, так это работать — для того чтобы иметь возможность закончить школу. Ведь это просто поразительно…После этого они молча следили за тем, как Хоппи въезжает в магазин.— Слушай, а наши ребята знают, что им придется работать вместе с ним? — наконец выдавил Стюарт.— Само собой, Джим еще вчера вечером поставил их в известность. В общем-то, они отнеслись к этому довольно философски…ну, сам знаешь, что за народ эти телемастера… поворчали немного, и дело с концом. Хотя они всегда ворчат.Услышав голос, Хоппи поднял глаза. Они встретились взглядами. Глаза парня блеснули и он, заикаясь, спросил:— А мистер Фергюсон уже здесь?— Не-а, — протянул Стюарт.— Мистер Фергюсон принял меня на работу, — сказал калека.— Да уж слышали, — ответил Стюарт. Ни он, ни Лайтхейзер даже не пошевелились, а продолжали из-за своих столов неподвижно глядеть на Хоппи.— Можно мне спуститься вниз? — спросил парнишка.Лайтхейзер пожал плечами.— Лично я собираюсь сходить и выпить чашечку кофе, — заявил Стюарт, поднимаясь из-за стола. — Минут через десять вернусь. Покараулишь за меня, лады?— Какой вопрос! — кивнул Лайтхейзер, делая глубоко затянувшись сигарой.Когда Стюарт заглянул в торговый зал, калека все еще был там. Мучительная процедура спуска в подвал еще так и не началась.— Ну что, призрак семьдесят второго? — бросил он, поравнявшись с коляской.Парнишка покраснел и заикаясь ответил:— Вообще-то я родился в шестидесятом, и взрыв тут ни при чем. — Когда Стюарт уже выходил из магазина, калека бросил вслед: — Это все то проклятое лекарство, чертов талидомид, все знают!Стюарт ничего не ответил, и молча потопал в соседнюю кафешку.Для беспомощного калеки спуститься на инвалидном кресле вниз в подвал, где работали телемастера, было задачей крайне нелегкой и даже мучительной, но, через некоторое время, он все же справился с ней, придерживаясь за перила механическими манипуляторами, которыми его столь предусмотрительно обеспечило правительство. В принципе, от манипуляторов проку было мало. Помимо того, что им было сто лет в обед, они были не только изношены, но и — как он узнал из книг, посвященных этому вопросу — давным давно — устарели. Теоретически, согласно «Ремингтонскому акту» правительство было обязано со временем менять их на более совершенные модели, и он даже отправил сенатору Калифорнии Элфу М. Партленду соответствующее прошение, правда, ответа так до сих пор и не получил. Но он был терпелив. Он неоднократно писал письма на разные темы американским конгрессменам, и очень часто ответы приходили с большим запозданием, порой это были обычные ксерокопии, но зачастую его послания и вовсе оставались без ответа.Однако, в данном случае закон был на стороне Хоппи Харрингтона, и просто требовалось время, чтобы убедить власть предержащих обеспечить его тем, что полагалось ему по закону.
1 2 3 4 5 6