— Старенький он, не надо его мучить…
— А кто его мучить будет? Наоборот, пусть старичок свежим воздухом подышит!
Они вывели коня. И задами, чтобы никто не видел, пошли к лесу. Орлик плёлся, понурив голову, и передёргивал шкурой. Они вышли за деревню. Здесь была неширокая, но укатанная дорожка. Петька соорудил петлю, прикрепил к оголовью коня. Орлик, действительно, словно ожил от свежего морозного воздуха. Он вскидывал голову и старался пойти резвее.
— Но! Но, лошадка! закричал Столбов.
Орлик пошёл тяжёлой стариковской рысью. А Петька и Катя, уцепившись за верёвку, покатились за ним.
Глава тринадцатая
«ПРОПАДЁМ!»
Выбрать хорошие, красивые ёлочки оказалось не так просто, всё попадались какие-то однобокие, да кривые, да тощие. «Надо рубить на открытых местах, там они равномерно ветвями обрастают», — решил Петька.
Ненадолго выглянуло солнце. Осветило розовым светом старую берёзу.
— Смотрите! — прошептала Катя. — Глухари! На дереве сидели огромные иссиня-чёрные птицы с раздвоенными хвостами и красными бровями. Петька глухарей видел только по телевизору, и у него дух захватило от этой картины. Глухари сидели молча, неподвижно.
Вдруг Орлик остановился. Поднял голову и запрядал ушами.
— Что это он? удивился Петька и потянул коня дальше в лес. Но старик стоял как вкопанный и только недовольно мотал головой и всхрапывал.
— Устал, наверное, — сказала Катя, почему-то опасливо озираясь. Петьке тоже стало не по себе.
— Ничего! Ничего! — сказал он преувеличенно громким голосом. — Ленится просто! Не хочет по снегу идти.
— Не надо его тащить! Он старенький! — заступилась за коня Катя.
— Не надо так не надо! — согласился Петька. — Пусть тут постоит.
Он привязал коня к дереву, но Орлик всё переступал, всё прижимал уши и тряс заиндевевшей шкурой.
Красивые ёлочки попадались реже. Лес как-то заметно стал ниже. Деревья были более корявыми. Между их чёрными стволами по насту стала заметать позёмка.
— Ну, вот и всё! — сказал, разгибаясь, Петька, когда увязал последнюю ёлку в тюк. — Пошли обратно!
Но это оказалось совсем не просто. Петька рассчитывал выйти по следам к тому месту, где стоял Орлик. Но на насте следы были неглубокими, и теперь их начисто замело позёмкой.
Куда ни глянь — меж деревьями струились, шурша, белые снежные флаги.
Петька заметался, пытаясь разглядеть следы, но следов не было. Уже сильно стемнело. И теперь на снегу вообще ничего не было видно. Катя покорно шла за Петькой, то проваливаясь в снег, то взбираясь на сугробы.
«Заблудились! Заблудились! — смятенно подумал мальчишка. — Нужно как можно дольше не говорить этого Кате». Он совсем задохнулся. Огромный тюк с ёлками мешал ему идти. Но как только они сели отдохнуть, Петьку сразу потянуло в сон.
«Беда! — подумал Петька. — Замерзаем! Ах я болван! — ругал он себя. — Нужно было зарубки на деревьях оставлять, а на следы не надеяться. Нельзя сидеть! Нельзя, — говорил он себе. Но тёплая усталость заставляла его давать себе отсрочку. — Ну вот ещё минуточку посидим, ещё чуть-чуть…»
И вдруг из темноты на них двинулось что-то тёмное, мохнатое.
— Орлик! — вскрикнула Катя. — Нашёл! Нашёл нас! Милый ты мой!
Старый конь тяжело дышал и фыркал. Оборванная верёвка, которой он был привязан к дереву, волочилась за ним.
Катя целовала его в покрытые сосульками ноздри, а Петька мигом разделил свой тюк с ёлками на два вьюка, перекинул их Орлику через спину, а чтобы поклажа не свалилась, прихватил её верёвкой на манер подпруги. Где-то он видел такую — картинку, то ли у Купера, то ли у Майн Рида…
Неожиданно он вспомнил школу и ребят из класса, и учителя литературы Бориса Степановича, который говорил когда-то:
— Большое твоё достоинство, Столбов, что ты читать любишь! Настанет день — и всё, что ты прочитал, тебе пригодится! Книги — это чужой опыт… И не только жизненный опыт, но и нравственный…
Последних слов Петька, конечно, не понял, но сейчас подумал, что учитель был прав.
Вот и пригодилось! Не читал бы книжек, вообще бы пропал. Он вспомнил, как пытался растопить печку и подоить корову, и засмеялся: теперь это приключение казалось ему совсем не страшным и даже милым.
Действительно, как дедушка говорит, оставь горожанина в деревне, так он и с голоду помрёт… Ну, не совсем так…
— Многому можно по книжкам выучиться! — сказал Петька.
И ему ужасно захотелось домой. В город. Забраться на диван, включить торшер и читать, читать, читать…
Орлик вдруг храпанул и попятился. Петька удержал его за оголовье, а Катя стала гладить старого коня по дрожавшей шкуре.
— Орлюшко, милый, чего ты сбаламутился, пойдём, а то темно уже.
Но старый конь всё прядал ушами, нервно переступал и всё ловил ноздрями что-то, одному ему понятное в морозном ветре. Неожиданно порыв донес дальний замирающий вой. И в ту же минуту конь скакнул и поволок уцепившуюся за вьюки девочку по сугробам.
— Куда ты, куда?
«Волки, подумал Петька. — Вот беда». Он чувствовал, как у него холодеет спина.
Орлик рвался и храпел. Катя гладила коня, приговаривая что-то ласковое, но голос у неё был такой, что вот-вот быть слезам.
— Вот что, — сказал Петька. — Давай залезай на коня! быстрее дело пойдёт!
Катя покорно полезла на вьюки.
«Так, — лихорадочно думал Петька. — Вперёд идти нельзя — там волки. А может, не волки, а ветер воет? Чего тогда конь бесится?»
Орлик опять скакнул и пошёл через поляну тяжёлым стариковским галопом. Катя уцепилась за гриву и моталась из стороны в сторону.
— Петя! Петя! — кричала она.
Петька догнал коня. Успокоил. «А вообще, все великие путешественники в таких случаях доверялись коням. Надо попробовать!»
— Катя! — сказал он. — Держись крепче и ничего не бойся! Орлик вывезет. Иди! Иди! Но! — крикнул Петька коню. Орлик развернулся и быстро пошёл в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Он шёл уверенно, словно дорога была ему давно известна. Петька еле поспевал за ним на лыжах. Катя тихонько плакала, и оттого, что она не упрекала, не ругала Петьку, ему было ещё хуже.
Быстро темнело. Пошёл снег. Ветер гнал его, закручивая смерчами. По тому, с какой силой он дул, Петька догадался, что они вышли из леса и теперь где-то на открытом пространстве.
«Идиот! — ругал себя Петька. — Это же не парк! Это настоящий лес, и замёрзнуть в нём можно по-настоящему! Что ты знаешь? — говорил он себе, ложась грудью на ветер. — Что ты умеешь?»
— Катя! — кричал он. — Как ты там?
— Ничего! Не беспокойся, — отвечала девочка.
«Какое там „не беспокойся“! — думал Петька. — Чёрт этого коня знает, куда он тащится? Может, кругами ходим… Следов-то не понять!» Он глянул вниз, под ноги коню. И вдруг с ужасом увидел, что следы эти чёрные. Он оглянулся — и лыжни, что тянулась за ним, тоже быстро наполнялась водой. «Болото! — У Петьки оборвалось сердце. — Пропадаем!» Катя, сидевшая на Орлике, была уже совсем как снежный ком. У Петьки от ветра горело лицо.
— Только бы выбраться! Только бы выбраться! Никогда никому бы не врал… Я бы учился с утра до ночи… — шептал он.
— Ой! — крикнула Катя. Под Орликом чавкнуло, и он провалился передними ногами. — Вода!
— Сиди, не двигайся! — крикнул Петька. Он проскочил вперёд. Лыжи держали его. На них налипли огромные глыбы снега. — Сиди! Сейчас я помогу, сейчас! Давай ёлки! — сообразил Петька, вспомнив, что при падении в болоте нужно что-то подложить.
Катя лихорадочно стала развязывать верёвку. Но пальцы у неё закоченели, а узел был мокрый.
— Режь топором! Быстрее!
«Хорошо, что я топор плотницкий взял, острый», — успел подумать Петька.
— Верёвку мне!
Он схватился за верёвку и потянул изо всех сил. Катя скинула несколько ёлок коню под ноги.
— Давай! Давай, Орлик! Давай, милый! — кричал Петька. Он тянул изо всех сил. Как бурлак в картине Репина. Падал на колени, разбивая их о собственные лыжи и проваливаясь в воду. Под ним зыбко ходила трясина.
Орлик, увидев ёлки, забился, встал и страшным рывком вышел на твёрдое место.
— Мамынька моя… — всхлипывала Катя. — Да куда же это мы идём?
— Не ной! — крикнул Петька как можно грубее, хотя ему было страшно жаль эту девчонку. — Не ной! Куда бы ни шли! Главное идти! Не стоять! Замёрзнем, если остановимся!

Казалось, они провалились в чёрную яму и теперь беспомощно тычутся в стены. Орлик, натруженно дыша, всё шёл и шёл на своих старческих трясущихся ногах. У него заиндевела морда, сосульки свисали с гривы. А он всё шёл и шёл как заведённый. И вслед за ним, теряя счёт времени, шёл Петька.
«Пропадём», — билось у него в мозгу.
Неожиданно Орлик остановился. Петька прошёл вперёд и уткнулся в бревенчатую стену.
Глава четырнадцатая
«НУ, КАТЯ, ЖИВЫ!»
Сначала ему показалось, что это штабеля брёвен. Он пошарил руками. Нет, это была стена.
— Что там? — стуча от холода зубами, спросила Катя.
— Вроде дом… Эй! Есть кто-нибудь? — Ветер заткнул ему рот. Проваливаясь в сугробы и ушибаясь о брёвна, он пошёл вдоль стены, волоча за поводья Орлика.
Они обошли стену, за углом ветра не было, идти стало легче. Петька стянул рукавицу, вытер мокрое, исхлёстанное лицо. Опираясь на стену, побрёл дальше. И вдруг его руку что-то обожгло. Железо! Петька нащупал длинную скобу. Ворота! Они были чуть приоткрыты.
— Катя! Ворота! Слезай!
Девочка мешком свалилась с коня. Щель в воротах была достаточная, чтобы протиснуться внутрь изгороди. Но конь остался снаружи.
— Сейчас, сейчас, — бормотал Петька. Он шарил в темноте руками. Ушибался о какие-то углы, брёвна. И наконец, нашёл крыльцо. Катя держала его за рукав, и ему приходилось почти тащить девочку. Спотыкаясь, они вошли на крыльцо. С трудом открыли скрипучую дверь.
— Сейчас! Сейчас! — Петька достал спички. Отогрел руки во рту. Зажёг. Спичка сгорела быстро. Но он успел разглядеть, что изба устроена так же, как дедова. Они были на повети.
— Эй! — крикнул Петька. — Люди! Кто есть?
Никто не ответил. Петька нашарил дверь и ввалился в горницу.
— Спички надо беречь, — сказал он. — Ты смотри в одну сторону, а я — в другую.
Катя покорно повернулась. Вспыхнул слабый огонёк. Петька увидел длинный стол, лавки вдоль стен.
— Лучина! — слабым голосом сказала Катя.
Петька оглянулся. В углу у печки стояло маленькое деревянное корытце, а над ним железный прут, раздвоенный на конце; тут же лежала охапка длинных щепок. Спичка погасла, но Петька на ощупь нашёл лучину и зажёг её.
— Погоди, — сказал он, — как это… Я в музее этнографическом видел.
Он приладил лучину в светец.
Лучина осветила большую горницу, печь.
— Мы, наверное, в пустую деревню забрели. Сейчас печь затопим, отогреемся. Ну, Катя, живы! А я уж думал, совсем пропадём. Катя! — Он оглянулся и увидел, что девочка сидит на полу у стены и глаза её закрыты. — Катя! Катюша! закричал Петька. — Что ты! — Он принялся тормошить её. Девочка медленно открыла глаза.
— Плохо мне. Пить…
— Сейчас, сейчас! — Петька стал лихорадочно запихивать лучину в печь. Около печи он нашёл вязанку дров. Надёргал бересты. Зажёг. И сразу в избе запахло дымом. Петька глянул наверх и увидел, что печь без трубы, дым выходит прямо в комнату.
— Вот беда! Угорим!
Но дым не опускался — он уходил в отдушины под потолком.
— Катя, Катюша… обогрейся! — Он подтащил девочку ближе к огню. — Сейчас я молока принесу. У нас ведь молоко в мешке у Орлика. Ты мокрая вся! Погоди, я, может, найду тебе переодеться! Ты только не засыпай, Катя, Катюша! Пожалуйста, не спи!
Он вскочил, кашляя от дыма, заметался по избе. Под лавками стояли сундуки. Он открыл один и стал выкидывать оттуда какие-то тряпки, меха. Лучина догорела и погасла. Но в избе было светло от ярко пылавшей печи.
— На! — говорил он. — Это одёжка какая-то… Давай, хозяева нас не заругают, мы ведь сюда не нарочно. Мы ведь чуть не погибли…
Катя, как во сне, стала стаскивать тулуп, мокрые чулки.
— Катя, я пойду коня выручать…
Девочка ничего не ответила. Петька вскочил на поветь. Он прихватил с собой головешку и теперь на повети среди разной рухляди нашарил длинную палку. С крыльца он стал на колени, взял палку под мышку и, нащупывая руками следы, пополз к воротам. Орлик стоял сразу за оградой. Шкура его покрылась ледяной коркой. Петька стал разгребать палкой снег у ворот, потом отыскал свои лыжи и стал отгребать снег лыжей. Его трясло. В груди словно огонь зажёгся. Он вскакивал, пытался открыть ворота пошире. Он уже совсем отчаялся, когда створка вдруг подалась и открылась настолько, что конь смог протиснуться.
За воротами Петька пошёл на запах дыма и легко нашёл избу. Он нашёл и въезд на поветь и завел коня в избу.
— Эх, — сказал он Орлику, — сена-то тут нет! Ну ладно. На тебе хлеб! — Он вынул из мешка краюху и отдал коню.
Дверь светилась щелями, и когда Петька вошёл, его обдало приятным теплом. Дым облаком стоял под потолком, горела лучина. А у огня сидела Катя, но Петька не узнал её. На ней была какая-то странная одежда. Короткая кофточка, отороченная мехом, и платье в блестящих нитях. От неожиданности Петька выронил палку, которую нёс в руках, и, когда наклонился, чтобы поднять её, увидел, что это копьё с широким наконечником и перекладиной.
Глава пятнадцатая
ТАЙНОЕ ЖИЛЬЁ
Утром метель не утихла. Но всё-таки стало чуть посветлее и можно было осмотреться. Когда ребята вышли на крыльцо, им показалось, что они попали в заколдованное царство. Четыре старинных избы с крутыми крышами, все в резных наличниках и полотенцах, напоминали терема. Кое-где подгнившая крепостная деревянная стена окружала их. Огромные деревья росли повсюду. Высокие кусты поднимались до крыш. Почти во всех домах были закрыты ставни. И от этого избы казались уснувшими.
За стеной мела такая метель, что нечего было и помышлять выбраться отсюда. На всякий случай Петька закрыл ворота, чтобы волки не забрели.
— Нужно по избам пройти, может, где-нибудь сено отыщем Орлику.
Они стали заходить в избы. Везде царило запустение. Но казалось, что люди только что вышли. На столах стояла посуда, кое-где на окнах висели истлевшие занавески. В четвёртой избе они увидели странную скамью: наклонённая доска, а под нею ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10