Это случилось однажды тихим летним вечером, когда я возвращался домой после работы. Когда я начал переходить улицу на перекрестке, мимо меня проскользнула какая-то машина.Мягко развернувшись, она направилась назад, в мою сторону; она явно двигалась прямо на меня, по-видимому потеряв управление, и я отпрыгнул назад на тротуар, а она перескочила бордюрный камень и продолжала мчаться на меня. Я бросился спасаться, но споткнулся и растянулся на тротуаре. Автомобиль поравнялся со мной, и из его окна высунулся Элли.— Какой ужас! — театрально удивился он. — Такой приличный молодой человек и валяется в грязи!Да, я любил Элли и, несмотря на то что общение с ним всегда заканчивалось несчастьем, очень ему обрадовался. Поэтому я любовно обругал его и уселся рядом с ним в машину, предварительно убедившись, что он не прячет в ней оружие или что-нибудь другое, что могло бы вызвать осложнения с полицией.Элли сунул мне бутылку с виски. Распечатав другую для себя, он тронул с места, по дороге рассказывая мне о себе. Он уехал из Техаса, сказал он, вскоре после меня. Фактически у полиции против него ничего не было, но они намекнули, что всем, кто был замешан в той истории, будет лучше на какое-то время скрыться из штата. И Элли почел за лучшее последовать их совету. Он помотался по Оклахоме и Мидвесту, работая «по маленькой» и занимаясь мелкими воровскими делишками. Прибыв сюда, в Линкольн, с приличными деньгами, что не обязывало его зарабатывать на жизнь, он устроился таксистом просто для развлечения. Утром он уезжает из города, а пока, вечером...Он описал мне свою идею вечернего развлечения. Я непреклонно и возмущенно заявил ему, чтобы на меня он не рассчитывал.— А что такого? — убеждал меня Элли. — Я прошу только о том, чтобы ты покатал меня и мою приятельницу. Что в этом плохого?— Здесь все плохо! — сказал я. — Прежде всего, у меня нет водительских прав.— Ну так что? Зато у меня их целый десяток. Парень, у которого я купил себе права, дал мне скидку за оптовую партию.— Я не собираюсь с тобой спорить, Элли, — сказал я. — Я ужасно рад тебя видеть, но категорически отказываюсь...Элли начал мне льстить. Он грустно упрекал меня. И это его давний протеже — юнец, которого он выручил из публичного дома, где тот торговал леденцами вразнос? Неужели я так зазнался, что не хочу оказать маленькую услугу своему старому другу?— Ладно, тогда ответь мне только на один вопрос, — сказал Элли. — Ты поведешь машину или предпочитаешь оказаться предателем в глазах старого друга?Мы катили вперед, споря и время от времени выпивая. Я начал колебаться. Прошел почти год, как я в последний раз пробовал настоящее виски. В течение многих месяцев я вел безупречный образ жизни, упорно работая и занимаясь в колледже, и такое существование начало мне приедаться. Учеба в колледже прекратилась до осени. Так почему бы мне, когда у меня оказалось немного свободного времени, не сделать перерыв в набившей оскомину рутине?— Ну ладно, — наконец сдался я. — Но никаких проделок, Элли! Ты должен обещать, что все будет нормально.Элли стащил с себя фуражку таксиста и напялил ее на мою голову, соглашаясь со всем, о чем я просил.— Ты тоже должен дать мне обещание, — сказал он. — Дама, за которой мы заедем, очень утонченная. Я везу ее на танцы в загородный клуб.— Ты шутишь! — засмеялся я.— Увидишь, — пообещал Элли. — Кстати, остановись-ка у этой аптеки. Я куплю для нее несколько сигар.Я затормозил, повернулся и испуганно уставился на него:— Сигары?! Ты покупаешь ей...— "Гавану", — небрежно бросил Элли. — Я же сказал, она очень утонченная.Он довольно долго торчал в этой аптеке, нарочно задерживаясь, подумалось мне. Когда, наконец, он появился, я уже заканчивал свою первую пинту и моя тревога и любопытство относительно предстоящей экспедиции растаяли в легком хмеле.Он показывал мне дорогу, и вскоре мы оказались в ужасно грязном и мерзком районе города. Я остановился у дома, который он указал, — у полуразвалившейся некрашеной хибары, — и Элли опять вышел. Он оставался в доме минут пять. И появился с толстой и самой безобразной девицей, которую мне только приходилось видеть.На ней были теннисные туфли с прорванными мысками, откуда торчали босые пальцы с черными ногтями, и замызганный халат, ее сальные волосы, как швабра, торчали в разные стороны.Оба курили сигары.Покачиваясь, он придерживал девицу за локоть и вел через двор. Усадив ее на заднее сиденье, бормоча вежливые и нежные слова, он устроился рядом.Дверца захлопнулась. Задние занавески опустились вниз.— Джеймс, — распорядился Элли, — отвези нас в клуб.— Есть в клуб, сэр, — почтительно сказал я и включил газ.Клуб находился в нескольких милях от города. К тому времени, как мы туда добрались, на дороге выстроилась длинная вереница автомобилей, ожидающих момента, когда они подъедут к ярко освещенному входу и высадят своих пассажиров. Я встал в конце очереди и, как только машина впереди тронулась с места, последовал за ней. Постепенно мы приближались к входу, а тем временем с заднего сиденья доносился разудалый хохот.Я хорошо представлял себе, что будет происходить на обратном пути, хотя совершенно не понимал, насколько далеко все зайдет. Но, будучи уже слегка навеселе, я не видел причин предостерегать своих пассажиров или напоминать им, где они находятся. Элли намеревался посетить клуб. Отлично, я и привез его с подружкой к клубу. Остальное их дело. Насколько я понимал, его «дама» не могла выглядеть хуже, чем была, каким бы ни было ее теперешнее состояние.Мы медленно продвигались вперед и наконец оказались почти напротив входа, и, омытый ярким розовым огнем неоновой вывески, я уставился на сверкающее великолепие передо мной... Мужчины во фраках и смокингах, дамы в роскошных вечерних платьях. Гости шумно толпились под празднично разукрашенным навесом перед входом, поднимались и спускались по широкой лестнице. Смех, веселые разговоры, шумные оклики вновь прибывших.Наконец передо мной отъехала последняя машина. Я занял ее место. Швейцар быстро подскочил к нам и учтиво распахнул заднюю дверцу. Послышался растерянный вскрик, какие-то восклицания, ругань — и глухой звук падения.Из машины появились и, спотыкаясь, направились ко входу, сопровождаемые сотнями округленных от ужаса глаз, Элли и его дама. Оба попыхивали сигарами. Оба были абсолютно нагие.Я кинул на них лишь один испуганный взгляд. Затем, выскочив из машины и захлопнув снаружи дверцу, сбежал. Глава 7 До весны следующего года у меня все складывалось хорошо. Затем уволили управляющего магазином, который меня нанял, и все пошло из рук вон плохо. Бывший управляющий был спокойным, уравновешенным джентльменом, настолько добрым, насколько это позволяла его работа. Пришедший на его место человек оказался наглым крикуном и грубияном, который намеренно оскорбительно вел себя по отношению ко всем без исключения. В тот день, когда он впервые появился в магазине, не успел я дойти до своего стола, как он вызвал меня на ковер.— Мне стало известно, что вы содержите двух женщин, — заявил он. — Меня интересует, как вы с ними управляетесь. Как вы умудряетесь содержать на свою зарплату двух шлюх?— Содержать... кого?! — Я в ужасе уставился на него, не понимая, о чем он говорит.— Может, вы занижали для них цены, а? — продолжал он. — Что ж, тогда вам лучше уволиться. Вам нужно покупать одежду для своих шлюх, следовательно, приходится вместе с ними подписывать счет. И нечего сочинять им фальшивые имена, понятно? Нечего нам тут втирать, что это одежда для вашей матери и сестры!Наконец-то я его понял. Но мог только стоять и смотреть на него, дрожа от ярости... Мама и Фредди. Всего одним словом он обвинил меня в мошенничестве и подлоге и назвал моих маму и сестру шлюхами!Кажется, я никогда не был так близок к убийству.Очевидно, он понял, что я испытываю.— Ладно, — он выдавил неловкий смешок, — похоже, мне неправильно донесли, верно? Ну и нечего обижаться.Я ничего на это не ответил — просто не мог вымолвить ни слова. Проворчав еще какие-то извинения, взмахом руки он отослал меня прочь.Последняя лекция в колледже заканчивалась в одиннадцать пятьдесят, а в двенадцать я должен был приходить на работу. Следовательно, у меня не было перерыва на ленч, как у других служащих, и обычно я перехватывал кусок по дороге в банк, когда днем отвозил туда деньги. Я тратил на это не больше нескольких минут — просто проглатывал сандвич и запивал его чашкой кофе. Даркин и прежний управляющий смотрели на это сквозь пальцы.Новый же начальник, предоставив мне несколько дней, чтобы остыть от гнева, положил этому конец.Ем я или умираю от голода — это мое личное дело, понятно? Я могу пропускать последнюю лекцию или пропускать ленч — решать мне самому. Его волнует только одно: чтобы больше я не «шлялся где попало» в оплачиваемое компанией мое рабочее время.— Вы и так стоите нам кучу денег, — рычал он. — Мы можем нанять работника на полный день за те деньги, которые платим вам.Но мне приходилось держаться за эту работу, по крайней мере до окончания курса. Поэтому я сдержался и с тех пор стал обходиться без ленча, продолжая проглатывать его оскорбления, которые сыпались на мою голову изо дня в день. С другими служащими он бывал даже более откровенно груб. Ему невозможно было угодить. Он постоянно вмешивался в продажу и в обсуждение сделки по кредиту, показывая «проклятым недоучкам», то есть нам, как нужно вести дело. И если продажа или переговоры срывались, что случалось довольно часто, он приходил в бешенство... Черт нас всех побери, неужели мы не можем хоть что-нибудь сделать правильно? Как он может делать свою работу да еще работать за нас?!На долю Даркина, начальника отдела за продажу в рассрочку, выпадало столько же проклятий, сколько и на всех нас. Но хотя иногда он казался задетым, он ни разу не выразил своего возмущения. Как новый работник, говорил Даркин, управляющий должен доказать, что работает хорошо. Приказывать — его дело. А наше — выполнять его приказы, настолько старательно, насколько можем. Только так и можно вести дело.— Я уверен, что он ничего дурного не замышляет, — совершенно серьезно уверял меня Даркин. — В конце концов, мы все здесь служим одной цели. Мы все кровно заинтересованы в процветании магазина.Я же был уверен, что управляющий не думал ни о чем подобном и что его кровным интересом было не процветание нашего магазина, а его собственная выгода. Но я уже знал, что с Даркином спорить бесполезно. Вне работы он не проявлял особенного ума, но был бесконечно предан магазину. И в его представлении никогда не появляющиеся в поле нашего зрения владельцы магазина уподоблялись небожителям. Они знают, что делают, и, если они поставили здесь этого управляющего, значит, он знает свое дело... Так что Даркин мирился с фактом существования этого откровенного хама, и это продолжалось до начала лета, когда до окончания моего очередного курса колледжа оставалось всего недели две. А затем...Для того чтобы привлечь в магазин новых клиентов, управляющий сочинил рекламное письмо о распродаже. Даркин, которого назначили ответственным за его размножение и отправку по почте, показал мне копию этого письма.— Ты же писатель, Джим, — сказал он. — Ты в этом разбираешься. Что ты о нем думаешь?Я прочел его, покачивая головой. Оно было полно истертых штампов с целью заманивания клиента, которые не несли абсолютно никакой полезной информации, и все письмо было написано в напористом и даже оскорбительном тоне. Исходя из его содержания, никто не поверил бы, что мы прекращаем торговлю и остаемся в деле только ради «оказания услуги добропорядочным жителям Линкольна» и что мы беспокоимся только о том, чтобы оставаться их друзьями.— Письмо написано в самом дурном стиле, — сказал я Даркину. — И если уж оно не вытолкнет нас из бизнеса, то ничто другое нам не страшно.— В самом деле? — встревоженно спросил Даркин. — Ты действительно так думаешь, Джим? Ты говоришь это не только потому, что это он его написал?— Более откровенной халтуры мне не приходилось читать, — подтвердил я, — и можешь передать этому кретину мой отзыв.— М-да, — расстроенно протянул Даркин. — Тебе лучше знать, ты у нас авторитет в этом деле. Может, мне стоит...Покинув меня, он прямохонько направился к управляющему и почти слово в слово сообщил этому милому джентльмену мое мнение о его письме. И когда потрясенный управляющий открыл рот и чуть не рухнул наземь от удара, Даркин предложил поручить мне написать «настоящее хорошее письмо».Наконец управляющий обрел голос и начал осыпать всех нас проклятиями. Он орал как ненормальный на Даркина. Потом призвал меня и всыпал нам обоим по первое число. Он нам покажет! Он научит нас, как насмехаться над его письмами! Он оформит заказ в типографию на десять тысяч писем — десять вместо пяти, как он прежде собирался! И мы — Даркин и я — должны будем все десять тысяч вложить в конверты, потом их надписать, запечатать и проштемпелевать! И делать это мы будем в свободное от работы время, и пусть только кто-нибудь посмеет помогать нам! И пусть мы не надеемся, что нам за это заплатят!Выпалив в нас заключительным залпом ругани, он нас выгнал. Отослал в типографию срочный заказ и в тот же вечер получил тысячу экземпляров своего письма. И остаток недели и половину следующей мы с Даркином работали день и ночь. Разумеется, я весь кипел от ярости. Но Даркин, как это ни странно, казался совершенно спокойным. Он оставался по-прежнему вежливым и почтительным с управляющим. Собственно, чем больше тот оскорблял и унижал его, тем более почтительно держался Даркин.Идея управляющего заключалась в том, чтобы «сбить город с ног», нанести ему такой удар, что «все будут потрясены до самых печенок». Поэтому нам было приказано накапливать готовые письма, а не рассылать по тысяче за один раз. Он внимательно следил за тем, как продвигаются у нас дела. Заметив, что работа приближается к концу, в тот вечер он остался с нами, хотя, естественно, не для того, чтобы помочь. Злорадно усмехаясь, он наблюдал, как мы упаковывали письма в коробки и грузили их в машину Даркина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22