OCR: Олег-FIXX (fixx10x@yandex.ru), Борис из Стерлитамака
«Выстрелы в темноте: Сборник»: Надежда-1; Москва; 1994
ISBN 5–86150–007–X
Владимир Савельев
Выстрелы в темноте
Уже немолодой, флегматичный и пожалуй что мирный по виду сержант милиции неторопливо приближался (не просто шел, а именно приближался, как умеют это делать знающие себе цену блюстители правопорядка) к пристани, время от времени поглядывая на утягивающийся вдаль по краю речного плеса катер. Из небольшой деревянной конторки, свежевыкрашенной в пронзительно-коричневый цвет, навстречу представителю власти и законности в округе вышла приветливая женщина с полынным веником в правой руке и куском зашарпанной фанеры в левой.
– По делам службы, конечно? – спросила женщина, чуть усмехаясь» но не вызывающе, а благодушно. – Опять исключительно по делам службы или теперь уже по другим делам особой важности?
– Дела нашей службы есть всегда дела особой важности, – с исчерпывающей полнотой ответил сержант и заложил руки за спину. – Между прочим, вы не обратили внимания на доброго молодца, который должен сейчас находиться на борту вон того катера?
– Того, что к правому берегу подался?
– Ага, того самого.
Лет сто или сто с некоторым гаком тому назад разбогатевшие купцы заложили на правом берегу, в сырой низине, большое торговое село. Земли здесь принадлежали удельному ведомству, и, вручив кому следовало приличную взятку, местные толстосумы приобрели почти за бесценок огромные степные да лесистые участки. На левом же, на песчаном берегу под раскидистыми великанами-тополями возникла и разрослась, шумная слобода, круто не ладившая с деловыми людьми Правобережья и не пускавшая их на свои прямо-таки по-запорожски независимые территории. И все же хозяином всей слободы со временем стал купец первой гильдии Лукьян Чертяков, справно и с размахом державший свои пароходы, свои баржи, свои пристани, своих грузчиков и своих нищих. У часовенок и трактиров, у казенок и обжорок, у контор и рубленых складов, тянувшихся вдоль реки на высоких каменных столбах, воздух был отравлен духом русского бизнеса – запахом гнилых овощей и тухлой рыбы. Осенними днями, изнывая от вынужденного безделья, в открытых подвалах прятались от непогоды плоскостопые силачи-грузчики, а по ночам туда набивался разный – и святой и грешный – бездомный люд. И до самой зимы, спасительно вымораживавшей, наконец, на набережной тот тяжелый и привязчивый дух поспешного торга, до самого ледостава вниз по реке шли и шли плоты корабельного леса, а вверх на баржах, увлекаемых прокопченными буксиришками, – рожь, пшеница, масло, мед, ситец, машины.
– У нас с тем самым завсегда полный порядок, – снова усмехнулась женщина. – Катер отчалил точно по расписанию.
– А что добрый-то молодец? Не опоздал?
– Я не приучена обращать внимание на всех залетных добрых молодцев, – теперь уже не просто усмехнулась, а заулыбалась женщина, переложив и фанерку то же в правую руку, а левой пытаясь заправить под линялую косынку выбившуюся из-под нее прядку светлых волос. – Да к тому же на том нашем катере, товарищ сержант, и пассажиры, и команда – по большей части женщины. Так что окажись среди них молодой кавалер, юбками заслонят его от чужого глаза…
– Спасибочки за ценное наблюдение.
Сержант приложил широкую ладонь к пыльному козырьку своей форменной фуражки и, вздохнув, направился к ожидавшему его у пристани служебному мотоциклу с похожим на юную девушку милиционером аа рулем. Парнишка этот, принятый в отделение совсем недавно и потому везде и со всеми старавшийся сохранять загадочный вид водевильного заговорщика, горячечным шепотом сообщил сержанту, что по дороге сюда он уже осмотрел плавни по обе стороны от села, что наряды автоинспекции прочесывают сейчас все деревни, проселки и лесополосы и что похожий на угнанный накануне с автобазы грузовик недавно протряс в кузове местных любителей охоты в точно установленном направлении.
– Кто дал это точное направление?
– Сторож на току.
– Сколько охотников набилось в кузов?
– Человек пятнадцать. Дед не успел их пересчитать.
– Ну что ж, у них своя охота, а у нас – своя, – глубокомысленно изрек сержант, грузно забираясь в коляску мотоцикла. – Постарайся хоть не всех уток распугать им этой своей чертовой трещоткой.
От пристани они направились к селу на большой скорости, разгоняя по сторонам хозяйских гусей и кур, пересекли его и дальше, за ним, свернув с дороги, покатили прямо по зеленеющему лугу, где запах влажной травы забивал даже бензиновую гарь перегревшегося мотора. Наконец, остановились. Сержант вынул из кобуры пистолет и, щелкнув предохранителем, держал теперь это казавшееся в его лапище не слишком-то грозным оружие наготове, вслушиваясь в пронзительный стрекот камышовки где-то неподалеку.
– Вон она! Видите, там, между двумя ивами!
– Вижу, не кричи. И без того голова раскалывается от твоей стрекоталки.
Сержант с явным облегчением выбрался из коляски, по-прежнему держа пистолет наготове, подошел к полуторке и первым, делом заглянул в ее раздерганный кузов через задний полуоткинутый борт. В кузове, ближе к кабине, лежали несколько старых телогреек, три или четыре сумки из-под противогазов, набитые нехитрой провизией, да еще потертые чехлы от трофейных охотничьих ружей.
– Ты гляди-ка! И тут от него нет покоя! – как-то даже обрадованно воскликнул сухощавый старик, показываясь из-за куста с дорогостоящей двустволкой немецкой марки в руках. – Охоту же в этом году почти не ограничивали! Так чего ж…
– Где шофер?
– Ага! Значит, оштрафовать парня себе на опохмелку надумал, – заключил старик и повесил двустволку на плечо прикладом кверху. – Что ж ты по такой невеликой нужде с тэтэшйиком наголо к людям подбираешься? Совсем уже спятил?
– Сам ты спятил, дорогой соседушка! Машина-то угнанная.
– Вот те раз! А нам про то откуда известно?
– Так хоть шофер куда подевался – вам известно?
– Да кто ж его знает, – подал голос кто-то из охотников, которые, похоже, все до одного вышли из камышей и теперь, обступив милиционеров, сумрачно прислушивались к разговору. – Ищи, сержант, ветра в поле, коль ты не на безмозглую дичь, а на человека охоту ведешь. Может, и повезет тебе немного боле, чем нам сегодня повезло…
Розовощекий пинкертон на мотоцикле запылил впереди, а следом сержант, усевшись за баранку грузовика, повез в нем недовольную таким оборотом дела всю остальную компанию. Вскоре они добрались до места, где на крыльце районного отделения милиции сидел окутанный сизыми клубами махорочного дыма законный водитель злополучной полуторки. Кроме него обоих добычливых следопытов дожидался незнакомый майор из области, недолгая беседа с которым состоялась у них – при участии всех задержанных – в кабинете у начальника при закрытых дверях.
– Значит, так, дорогой товарищ особист, – прямо с порога стал задираться сухощавый старик. – В историю вы нас впутываете серьезную. Да ведь этот похититель народного добра завез нас в камыши, а сам куда-то тут же и подался…
– Жаль, что охота ваша сорвалась, – миролюбиво перебил майор. – Само-то народное добро, надеюсь, в целости и сохранности?
– Так точно! – выступил вперед сержант. – Похищенная полуторка доставлена мною во двор отделения! Лицо, совершившее этот проступок, задержать пока не вышло.
– А запомнил кто-нибудь это лицо?
– Вот говорят, полотенчиком оно было повязано, лицо то есть, – доложил сержант. – Может, зубы донимали… Может, с умыслом… Но задержать его, повторяю, пока не удалось.
– Ну и отлично, что вам это не удалось.
Сержант, незаметно пожав плечами, с удивлением проследил глазами за офицером из области, который, испытывая отчего-то явное удовлетворение, взял у старика ружье, уважительно погладил вороненые стволы и опять вернул знаменитый «зауэр» тоже несколько разочарованному несостоявшимся выяснением отношений бывалому охотнику. Затем майор, то ли сморгнув, то подмигнув кому-то, сел на угол заваленного бумагами письменного стола, снял очки в металлической оправе и ладонями обеих рук одновременно, словно умываясь после долгой дороги, стал неторопливо потирать виски, щеки и гладковыбритый подбородок.
Ползлось и шагалось солдатам
Непросто – к победе самой.
Чтоб после уже, в сорок пятом,
Кто мог возвратился домой.
К итогу родного порога.
Но снова среди тишины
Сердца окликает тревога
Шальным отголоском войны.
Плутает тревога вдоль леса,
Скитается там в полумгле,
Где много завязло железа
В деревьях, в телах и в земле.
Едва катер причалил к берегу, как Чудак по прогибающимся сходням, словно бы проделывал это десятки раз прежде, сбежал на пристань, миновал пирамиды ящиков с деталями каких-то механизмов, обогнул штабеля строевого леса и вскоре очутился на прямой и шумной улице. Обдавая дома и прохожих пылью и запахом бензиновой гари, мимо проносились ревущие, забрызганные грязью самосвалы, в основном груженные тяжким цементным раствором.
– Ого, – оказал Чудак женщине, несшей в каждой руке по авоське, до отказа набитой вяленой воблой. – С такой штукой да под сердечную беседу ящичек-другой пива усидеть ничего не стоит!
– Да что вы! – приветливо улыбнулась женщина. – Пива у нас давно уже днем с огнем не сыскать!
– А отдел кадров у вас можно сыскать?
– Кабы не было речи о пиве, я не враз бы и дотумкала, что вы приезжий. Отдел кадров на соседней улице. В ма-аленьком таком домишке с огро-омной такой вывеской из жести над входом. Желаю вам хорошо устроиться!
– А я вам желаю оказаться первой перед киоском в будущей веренице строителей будущего – за свежим пи во м!
– Угоститесь рыбкой-то.
– На ходу? Без пива? Ни в жисть!
Очередь перед дверью с табличкой «Прием на работу» была по советским масштабам небольшой, но зато и таяла, как назло, медленней многих других очередей в городе. Когда Чудак по-военному вытянулся, наконец, перед столом, за которым сидел человек в гимнастерке без погон и с закатанными чуть ниже локтей рукавами, чувство голода не завтракавшему и не обедавшему парню уже довольно ощутимо давало знать о себе.
– Демобилизованный?
– Так точно! До лучших дней!
– До худших дней, – хмуро поправил парня кадровик. – А лучшие дни для тебя наступят с завтрашнего утра, – человек в гимнастерке внимательно изучил новенький паспорт, хрустящий военный билет и затрепанные шоферские права, выданные на имя Федора Ломунова. – Сядешь, мил человек, для начала на дизельную, а там посмотрим.
– Да я к дизельным и близко еще не подходил!
– Ну и что с того? Не подходил – подойдешь. Хорошему шоферу любой механизм не в диковину. Подумаешь, велика важность на колесах: в середке железки, а вокруг деревяшки. Иной чудак (Чудак вздрогнул) за обыкновенный веник от персональной темноты своей берется с опаской, зато другому удальцу-молодцу и в незнакомой машине каждый болтик сам о себе все расскажет. Или вас там не этому учили?
– В армии-то? Этому, – теперь уже более сухо ответил Чудак и пристально всмотрелся в бледное от недосыпаний лицо человека за столом. – Именно этому самому и, понятно, еще кое-чему.
– Ну, а коли так, мил человек, сгоняешь на завод, где для нас новая партия дизельных приготовлена. Там и с мотором знакомство сведешь, а машину сюда своим ходом доставишь. Действуй. В соседней комнате тебе оформят командировку и дадут место в общежитии.
Как и следовало ожидать, общежитие – предмет гордости не стесненной в средствах автобазы – было самой обыкновенной безликой пятиэтажкой без лифта, обсаженной снаружи чахлыми, видно, никогда не поливавшимися топольками. Дверь с выведенной на ней мелом цифрой «9» в самом конце длинного и полутемного коридора на четвертом этаже оказалась незапертой, и, толкнув ее, Чудак вошел в отведенное ему кадровиками жилье. Вдоль грубо побеленных стен в нем теснились шесть узких коек, столько же тумбочек и один платяной шкаф на всех, а посередине, под низко свисающей лампочкой без абажура, покоился накрытый промасленными газетами обеденный стол – тоже один на всех.
– Да-а, отнюдь не люкс в государствах Бенилюкс!
Не раздеваясь, а лишь расшнуровав и стащив запекшиеся на ногах ботинки, Чудак вытянулся на одной из коек, опустив подбородок себе на грудь и расслабленно откинув вдоль тела ладонями вверх повернутые руки. Вытянулся – и перед закрытыми глазами сразу же поплыли бледное лицо неулыбчивого человека в отделе кадров, помянувшего некстати чудака с веником, мирные пейзажи реки и ее берегов, добрые глаза той женщины с двумя авоськами, в которых, как пластины тусклого серебра, топорщилась дефицитная вяленая вобла. Перед глазами потянулись бесконечная степная дорога, усеянная еще не отстоявшимися после ливня лужами, огромными лужами, частично выплескивавшими себя на обочины из-под колес угнанной Чудаком машины, и многослойная белизна отраженных в мутной воде облаков, и – между теми облаками – словно бы нетронутая синева по-летнему бездонного неба. Несколько раз голая – без протекторов – резина на скатах заставляла полуторку буксовать на одном месте, завывая мотором и в две широкие струи отбрасывая грязь на придорожные травы. И снова затем безлюдная, словно бы кружащаяся за окошками раскаленной кабины степь в неровных и густых трещинах от жары, в глубоких трещинах, чуть оплывших по краям под действием недавно хлеставшей с высот благодатной влаги.
– Привет, новенький!
– Салют, старенький! – Чудак, мгновенно очнувшись, привычно сориентировавшись и уже прикидывая, сколько же длилось его забытье, успел одновременно разглядеть еще и парня в желтой майке, сидевшего на противоположной койке с книгой в руках. – Я не очень громко храпел?
– Совсем не храпел.
– И не ругался?
– Так, самую малость, – охотно подхватил шутливый тон парень в желтой майке. – Когда запинался.
– А чего я запинался?
– Так ты же устройство мотора ГАЗ-51 нараспев тянул добрых полчаса. А когда запинался…
– Силен врать. Даже мне, широко известному в узких кругах Федору Ломунову, видать, не уступишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14