Странная судьба --? сухопутный Аксай дал несметное количество моряков и, наверное, посейчас на всех морях и океанах плавает немало его земляков: штурманами, механиками, матросами. Ну, конечно, не на таких роскошных теплоходах, как "Лев Толстой", а на рабочих судах: сухогрузах, танкерах и рыбацких сейнерах. А он вдруг задумал стать архитектором! Правда, мечтой своей Мансур не делился ни с кем, даже с домашними -- был уверен: не поймут, засмеют -- архитектор! Живя в землянках, нелегко воспарить в мечтах. Наверное, та ранняя тайна, зревшая в нем, и наложила отпечаток на его характер: скрытный, не особенно общительный, самостоятельный -- ни к кому в душу не лез и к себе особенно не подпускал. Но был в его жизни момент, когда он отступился от своего правила, и это едва не обернулось бедой. Об этом этапе жизни Атаулин не любил вспоминать, и, может быть, это было главной причиной, что он никогда не наведывался в Аксай. Мать, как никто другой, знавшая, как переживал все случившееся сын, никогда не настаивала, чтобы он приезжал в отпуск домой. Вот только теперь, в последние годы, когда прошло столько лет и сама крепко сдала, нет-нет да и просила приехать.
Задумавшись об Аксае, Мансур Алиевич отложил газету в сторону, читать уже не хотелось, интерес пропал. Он поднялся на палубу. Небольшой ветерок трепал матерчатые спинки пустых шезлонгов,-- туристы, после бурного прощания с Францией, отдыхали -- час сиесты, как стали говорить на теплоходе после Испании. Странно, до сих пор он почти не задумывался об отчем доме; где не был уже более двадцати лет. "Что ж, время и место самое подходящее, спешить некуда",-- усмехнулся Атаулин, прогуливаясь по безлюдной палубе.
О том, что произошло тогда в Аксае, на первой в его жизни стройке, он никогда никому не рассказывал. Никто из коллег не знал об этом, но он всю жизнь если и не помнил, то и не забывал. И кто знает, может, это и стало самым необходимым уроком в начале жизни.
Институт он закончил в Москве и в числе лучших студентов выбирал направление одним из первых. Выбрал Казахстан. И не потому, что родные края, а потому, что тогда, в самом конце пятидесятых, эта республика, ставшая на ноги с освоением целины, строилась из края в край -- стройки на любой вкус, хоть гражданские, хоть промышленные.
В Алма-Ате, в министерстве строительства республики, конечно, поинтересовались, откуда он родом, из каких мест, почему решил работать в Казахстане? И когда он назвал родной Аксай, велели прийти завтра: кажется, в тех краях, почти дома, найдется подходящая работа. Работа -- и впрямь интересная, а главное -- самостоятельная -- нашлась не где-то рядом, а в самом Аксае. Шла шестая целинная осень, и страна в том далеком пятьдесят девятом году ждала первый казахстанский миллиард пудов хлеба. С целиной связывалось решение хлебной проблемы, и в степях обживались надолго и всерьез. Оттого и развернулась большая стройка в забытом бурным временем степном Аксае. Ровная, неоглядная на сотни верст кругом степь с редкими овражками и чахлыми перелесками. Аксай стоял вдали от больших дорог, до железнодорожной станции и райцентра Нагорное -- двадцать верст. По нынешним меркам, кажется, всего ничего, а по степному бездорожью, особенно когда по осени задождит, развезет проселочные дороги, никакая машина без трактора до райцентра не доберется. А Аксай и сам хлеб растил, и вокруг совхоз на совхозе, что появились опять же с освоением целины. Вот и оказалось, что его район стал в области самым хлебным, и решено было возвести там два элеватора. Один в райцентре, в Нагорном, при железной дороге, чтобы сразу отгружать вагоны с хлебом, другой в Аксае, чтобы принимал хлеб из глубинки. В Нагорном, доселе тоже не знавшем большого строительства, создали строительно-монтажное управление, а в Аксае хозрасчетный участок этого СМУ, хотя возводили и там и тут два одинаковых, как близнецы, элеватора. В это недавно организованное СМУ и получил направление молодой инженер Мансур Атаулин.
Управление уже с полгода как организовалось, а работы толком еще и не разворачивались, едва-едва разбивку по осям закончили да обноску территории завершили,-- шел нескончаемый организационный процесс. Атаулину в СМУ обрадовались и прежде всего потому, что он местный: за полгода из Аксая сбежал уже второй начальник участка. Да и то сказать: ни гостиницы в поселке, ни приличной столовой, а одна-единственная чайная работала только днем -- приезжим здесь было несладко. Мансура сразу оформили начальником участка. Конечно, сейчас, когда дипломированных специалистов пруд пруди, вряд ли такое может случиться, прорабом поставят -- уже удача, а тут сразу -- начальником участка. Наверное, учитывали и московский диплом, а главное, тогда ни у кого не возникало вопроса: потянет или не потянет. Инженер --значит инженер, обязан работать и тянуть. Да и у самого Атаулина страха не было, даже радовался, что будет сам себе хозяином. "Не каждому может такая удача выпасть",-- решил он тогда.
Сейчас, на палубе теплохода, идущего по Средиземному морю, Атаулин словно воочью увидел ту свою первую в жизни стройку. Начинал он практически с нуля: и кадры пришлось набирать, и здание прорабской спешно возводить, и склады, и подъездные пути к элеватору строить.
Может, он всю жизнь идеализировал свою первую стройку, но таких рабочих -- умелых, исполнительных -- у пего никогда больше не было, разве что в Африке, да и то их можно было сравнить лишь в безотказности, аккуратности, а вот в мастерстве, инициативности, самостоятельности разве сравнишь!
И ведь не было поначалу кадровых, строительных рабочих -- все местные, и каждый пришел с заявлением: "Прошу принять разнорабочим", иные писали печатными буквами "чернорабочим". Он за голову схватился, увидев гору подобных заявлений. Ему же срочно требовались плотники, арматурщики, бетонщики, каменщики -- эти профессии в первую очередь, позарез, без них элеватора не построишь. Он с надеждой подумал было об управлении в Нагорном, но молодым умом понял, что на помощь оттуда надеяться напрасно и нужно действовать самому.
"Прекрасное, требовательное время",-- думал иногда Атаулин, вспоминая начало трудового пути. Они сами искали выход из любого трудного положения, а не ссылались на причины, даже самые объективные.
Когда Атаулин вступил в должность, на участке числилось восемьдесят рабочих, из них восемьдесят процентов разнорабочих, а остальные шестнадцать, имевшие специальность, были прикомандированными, и очень рассчитывать на них не приходилось. Свои должны быть кадры, свои -- это Мансур понял сразу.
На другой день, к концу смены, он попросил собраться на пустой строительной площадке, где только делали обноску, всех рабочих до единого. Прежде всего он рассказал о том, что они будут строить, показал общий вид элеватора в готовом виде, выполненный цветными красками. Над этим листом ватмана он просидел накануне всю ночь, старался, чтобы впечатляло. Люди должны ясно представлять, что они строят, во что вкладывают свой разум, энергию, силу. Потом объяснил: чтобы построить такую махину, им нужно учиться, овладеть новыми профессиями. И увидел, как его "гвардия" на глазах сникла -- средний возраст у них был ближе к пятидесяти, большинство фронтовики, с грамотой у всех нешибко. Куда уж нам учиться, поздно -- так можно было обобщить бурно высказанную в ответ мысль.
На иную реакцию Атаулин не рассчитывал, знал, какой неодолимый страх вызывает у человека неграмотного, тем более пожилого, напоминание о необходимости учиться. Но знал он и другое. Стройка для поселка, где не были избалованы постоянной работой и твердыми заработками, расценивалась в каждой семье как надежда на лучшую жизнь.
Поэтому Мансур пошел на хитрость.
-- Поймите меня правильно,-- сказал он веско.-- Стройке не нужно столько разнорабочих, хватит человек десять -- пятнадцать. А если вы не хотите получить специальность, я вынужден буду уволить вас или командировать в Нагорное, где будете работать на станции грузчиками. Ну, а учиться... Я не требую, чтобы вы вели конспекты, записи, не стану устраивать экзамены, чтобы присвоить вам разряд, достаточно будет того, что скажут ваши инструкторы --получается у вас работа или нет. Я и сам буду заниматься с вами, рассказывать о каждом предстоящем цикле работ: его объемах, цене, о нормативных сроках стройки и нормативном расходе материалов на этом цикле. К тому же, если кто запишется в плотники, а дела у него не пойдут -- не беда, можно перейти в бетонщики или каменщики. Но через месяц, два, от силы три, каждый из вас должен найти свое место на стройке.
Он внимательно вгляделся в лица окружавших его людей и увидел на них уже не испуг, а интерес и надежду. И гораздо увереннее продолжал:
-- А сейчас тех, кто умеет держать в руках топор и пилу -- попрошу в одну сторону, тех, кто хоть однажды сложил себе сарай или печку,-- в другую. Тем, кто помоложе и у кого силенок побольше, ну и кому как следует заработать нужно,-- рекомендую идти в бетонщики. Самая тяжелая и почетная работа, будете ударной силой. Может, слышали: бетон -- хлеб стройки! Тут уж учеба самая простая -- не разгибай спины.
Заработать нужно было каждому, и из подавшихся в плотники и каменщики кое-кто переметнулся к бетонщикам. Но Атаулин остановил это движение.
-- Не спешите, везде будет возможность заработать, это я вам обещаю. Только работать научитесь. Зарплата будет зависеть только от вас -- что заработаете, то и получите.
Он почувствовал, что молчание рабочих стало напряженным, и понял, что темы коснулся больной. Сказал уверенно:
-- На нашей стройке, если удастся организовать дело так, чтобы одна бригада не простаивала по вине другой, заработки будут хорошие. Вижу, пришли вы не на один день, вкалывать будете до последнего, пока не въедут сюда, где мы сейчас стоим, машины с зерном. Так что, считайте, с этого месяца у вас будет приличный заработок. Но главное, мне кажется, чтобы дома у каждого из вас почувствовали, что вы стоящим делом заняты.
Он замолчал, и люди стали оживленно обсуждать услышанное.
Мансур стоял, не менее взволнованный, чем окружавшие его рабочие, и понимал, что никто не давал ему таких полномочий -- устраивать "ликбез", тем более обещать заработки, пока дело не сдвинулось с мертвой точки. Но понимал он и другое: он здесь в ответе и за элеватор, и за людей, которых должен был и направить, и окрылить. Толпа не расходилась, и вдруг из группы "бетонщиков" вышел его сосед по дому, дядя Саша Вуккерт, отец многочисленной семьи.
-- Ты, Мансур, уж больно напугал нас ученьем. Ученье ученью рознь. Учиться работать мы будем -- такая грамота каждому из нас по плечу. Ты говоришь, научат нас ремеслу приезжие, а я думаю, и среди своих, если хорошо поискать, найдутся люди, знающие толк в строительстве. Я вот в войну в Челябинске завод строил, сварочное и арматурное дело знаю. Да и кладке могу поучить, не забыл еще. А если и зарплата будет, как ты говоришь, подходящая, мы в долгу не останемся. Правильно я говорю, мужики?-- дядя Саша повернулся к землякам.
-- Да чего уж там, не сомневайтесь, не подведем, -- взволнованно, вразнобой поддержали собравшиеся.
...Им навстречу, и слева, и справа, параллельным курсом, шли и шли величественные, как айсберги, нарядные теплоходы под разными флагами, и ветер доносил с некоторых палуб веселую музыку -- у каждого свое расписание, свой порядок на корабле. "Тесно стало и на земле, и на воде, и в воздухе, да и в космосе уже, наверное..."-- почему-то подумал вдруг Атаулин. Но мысль о вселенских проблемах не перебила его дум об Аксае, где двадцать три года назад он строил элеватор...
Когда через два года Атаулин сдал государственной комиссии свой первый в жизни объект и, несмотря на молодость, круто пошел вверх по служебной лестнице, к нему стали обращаться с просьбой поделиться опытом -- как это удалось раньше нормативного срока построить элеватор в степи, вдали от железной дороги, да еще и не привлекая командированных рабочих, что ложится тяжелым бременем на себестоимость объекта; как ему удалось не только уложиться в сметную стоимость, но и сократить ее, тогда как даже уложиться в первоначальную стоимость -- явление для нашего строительства редчайшее. А на его типовом элеваторе, какие повсеместно строятся в стране, был установлен рекорд: по срокам, стоимости и по качеству. Всесоюзный трест "Элеватормельстрой" выпустил тогда сразу специальный информационный бюллетень для республиканских организаций, где были запечатлены на снимках не только готовый элеватор, но и многие этапы работ,-- пригодились работы фотографа местной газеты, частенько наведывавшегося на ударные стройки района. А Атаулин рассказал о технико-экономических, экономических показателях, рационализаторских предложениях, внедренных в ходе строительства, описал с экономическими выкладками работу самой большой комплексной бригады Вуккерта, на долю которой приходилась треть выполненных работ. Бригаде же принадлежала и половина всех изобретений и рационализаторских предложений. Да, работали тогда думая...
В том же бюллетене были и снимки известных бригадиров, ударников, не было только фотографии самого Атаулина. Наверное, начальство полагало, что не стоит афишировать, как вчерашний выпускник продемонстрировал не только инженерный талант, но и административную хватку. Но Атаулин не обиделся, решив, что его время еще впереди, да и к бюллетеню отнесся скептически.
Но все это было потом, казалось на бумаге четким, убедительным, цифры, показатели и темпы просто ошеломляли, а в жизни было все совсем непросто и не так парадно. Ведь ему тогда было всего лишь двадцать два, и элеватор был в его жизни первой стройкой.
Как только закончили с "нулевкой", то есть поднялись из фундаментов, он ощутил, что дело пошло и идет по какому-то скоростному графику, если сравнить со строительством в Нагорном.
Атаулин в душе был уверен, что чужой опыт нельзя внедрять повсеместно, разве что по мелочам и что-нибудь явное, очевидное, а в целом -- никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12