Если бы моя бывшая жена удосужилась показать вам копию судебного решения о нашем разводе, вы бы знали, что я имею право на одну четверть суммы, вырученной от продажи... Что? Не вешайте мне лапшу на уши, мадам! Я никому не давал никаких разрешений...
Вновь в трубке заверещало. Мэтьюз поймал взгляд Курта, подмигнул, а затем продолжил, заметно сбавив напор:
— Я ничего вам не запрещаю. Просто я связался бы с ней сам, если в знал ее новый адрес. Кстати, продиктуйте его мне... Что? Как это не можете... Ладно, адрес, телефон, какая разница? После трех часов, значит?
Он записал телефон на обратной стороне какого-то конверта, положил трубку на рычаг, протянул конверт Курту.
— Ее можно найти по этому телефону, девятьсот восемьдесят два — семьдесят семь — шестьдесят четыре, после трех часов дня. Скорее всего, этого номера нет в справочнике, но она могла дать и рабочий телефон. Сейчас проверим... — Он позвонил на телефонную станцию. Разговор занял не больше тридцати секунд. — Как я и думал. В справочнике номера нет. Узнать его через телефонную станцию практически невозможно. Там не держат сотрудников, которые слишком вольно обращаются с информацией о таких вот номерах, — он посмотрел на настенные часы. — Ничего не остается, как ждать до трех.
— Вы чертовски устали, Эндрю, — заметил Курт. — Совсем необязательно заниматься этим сегодня. Выспитесь, а потом...
Мэтьюз в который раз зевнул, потер небритый подбородок:
— Да, я забежал в контору, чтобы просмотреть почту. И уже шел в спортивный зал, когда вы перехватили меня. Давайте встретимся здесь в три часа дня и...
— Если вы позволите мне оплатить вам целый день.
Детектив покачал головой:
— Перестаньте, Курт. Я и так обошелся вам в три сотни, не узнав ничего путного. Мальчика вы нашли сами. И моя профессиональная честь требует, чтобы я чем-то вам помог. Угостите меня и нашего тяжелоатлета ленчем, и будем считать, что мы в расчете.
* * *
За ленчем с Престоном и частным детективом Курт убедился, что Мэтьюз, как и Престон, относится к той категории людей, которая все более и более интересовала его. Привыкшим работать, а не болтать. Не циник, но реалист, принимающий человечество таким, как оно есть, не пытающийся объяснить зло, а борющийся с ним всеми доступными средствами. Чем-то он напоминал. Монти Уордена. Судя по всему, он тоже делил людей на червей и человеческих существ. Нарушающих закон и законопослушных. Впрочем, Престон рассуждал несколько иначе: если кто-то пристает к тебе, врежь ему первым.
Правы ли они? Если Курт найдет хищников, будет ли он принимать в расчет, что живут они в трущобах, их родители в разводе или они относятся к национальным меньшинствам? Что в этом случае изменится для Паулы? Или Рокуэлла? Разница между парнем из неблагополучной семьи и студентом Йеля, размахивающим цепью, только в одном: парень из неблагополучной семьи ударит куда больнее.
В кабинет детектива они вернулись без пяти минут три. Мэтьюз сел за стол и начал что-то писать на листке бумаги.
— Разрабатываю легенду, — пояснил он. — Надо так построить разговор, чтобы ни один их вопрос не остался без убедительного ответа.
Когда он начал вертеть диск, Курт напрягся как струна. Он чувствовал, что именно Барбара и ее сын могли указать ему путь к хищникам.
— Добрый день, — занудный, скучный голос. — Телефон по-прежнему барахлит? — он слушал, изредка кивая. — Понятно. Помехи, значит? Это номер девятьсот восемьдесят два — семьдесят семь — шестьдесят четыре? М-м-м. Интересно. Видите ли, я набрал триста шестьдесят два — сорок восемь — семьдесят два. Совершенно верно. По терминологии, принятой в телефонной компании, это называется «электронная инверсия».
Причина в дефекте самого провода, нарушения изоляции, а иногда и в неправильном соединении. И всякий раз приходится «прозванивать» всю линию...
Несмотря на бесстрастный тон, на лице Мэтьюза выступил пот. Он работал, работал с полной отдачей.
— Да, мадам, вы совершенно правы. Лайнман Честер Драмм, удостоверение номер триста восемьдесят четыре, служба ремонта телефонов. Да. Мне придется начать с вашей распределительной коробки, — с носа упала капелька пота. — Вы проживаете в отдельном доме или квартире? Какой номер? Двенадцать? Отлично, мадам. Буду у вас через час, если это удобно... О, чуть не забыл. Вы же не назвали мне адрес, — он хохотнул. — Нет, мадам, ремонтной службе сообщают только номера телефонов. Забота о клиентах. У некоторых номера не указаны в справочнике...
У Курта перехватило дыхание. Но детектив уже что-то торопливо записывал. Наконец поблагодарил свою собеседницу, положил трубку и шумно выдохнул:
— Очень уж они подозрительные, когда в бегах. Хочется верить, что скрывается она не от налогового инспектора.
— Одного я понять не могу, — подал голос Престон. — Как ты узнал, что у нее барахлит телефон?
Мэтьюз рассмеялся и встал.
— Я этого не знал. И телефон у нее наверняка в полном порядке. Но кого ни спроси, почему-то все думают, что с телефоном у них нелады, — он протянул бумажку Курту. — Эрройо Тауэрс, квартира двенадцать, дом четырнадцать восемьдесят два по Роблес-драйв. Она говорит, если ее белый «форд» на стоянке, значит, она дома. Если машины нет, она поехала в супермаркет и тогда ее надо подождать. До того как звонить в дверь, я бы убедился, что автомобиль на месте. Чтобы она не увидела вас раньше, чем вы ее.
Глава 20
Попав в час пик, Курт добрался до Эрройо Тауэрс, комплексу многоквартирных зданий в пятнадцати милях от спортивного зала Престона, лишь в тридцать пять минут пятого. Белый «форд» занимал положенное ему место на стоянке. Когда он нажал кнопку домофона у цифры двенадцать, алюминиевая дверь с панелями из матового стекла открылась, пропуская его в холл.
Лифт поднимался на удивление медленно. Выйдя из кабины, Курт вытер ладони о брюки. Он словно вновь оказался перед раскрытым люком «локхида», рассекающего воздух со скоростью ста двадцати миль в час, зная, что, как только красная лампа сменится зеленой, ему не останется ничего иного, как прыгать вниз.
Курт позвонил.
Дверь открыла Барбара Андерсон.
— Мистер Драмм? Я... о?
— Курт Холстид. На этой неделе я отправил вам письмо...
Она начала было закрывать дверь, но передумала, увидев, что он не пытается воспрепятствовать ей. Оранжевое платье с белым передничком только подчеркивало ее превосходную фигуру. В квартире пахло поставленными в духовку булочками.
— Я... получила ваше письмо, — ее зеленоватые глаза не отрывались от его лица, голос дрогнул. — Я не ответила вам, потому что... потому что мой сын не тот мальчик, который вам нужен. Он...
— Мы оба знаем, что это не так, миссис Андерсон, — возразил Курт.
И только после этого шагнул через порог, и ей пришлось отступить в сторону, чтобы пропустить его. Джо Луис как-то сказал, что, увидев брешь в защите соперника, поздно готовить удар, надо бить сразу. Вот и до Курта дошло, что глаза женщины переполнены ужасом и она готова закричать, лишь когда он уже сидел в кресле.
— Я бы не отказался от чашки чаю, — улыбнулся он. И тут же с кухни донесся гонг. — И я думаю, что вам пора вынимать булочки из духовки.
— Я... — ужас исчез из ее глаз. — Я... конечно. Булочки.
И она упорхнула на кухню. Курт огляделся. Квартирка новенькая. Акриловый ковер на полу, сдвижная дверь на балкон.
— Где вы работаете, миссис Андерсон? — крикнул он.
— Я... в больнице. Я медицинская сестра. Вот почему она просила звонить после трех часов. Работа по сменам, с тем чтобы успеть забрать Джимми из школы, когда начнутся занятия.
Пять минут спустя Барбара Андерсон вернулась с полным подносом. Она успела даже подкраситься. Курт решил, что, как и Паула, она женщина самостоятельная, полагающаяся только на себя. Возможно, это и привело к разводу.
— Как я и объяснял в моем письме, миссис Андерсон, я — профессор университета Лос-Фелиса и живу на Линда Виста-роуд, рядом с полем для гольфа, у которого ваш сын видел четырех мужчин, вылезающих из автомобиля.
Барбара нетерпеливо махнула рукой.
— Я знаю, кто вы. Получив письмо, я позвонила в университет. Но кто эти люди? Если они так важны, почему детектив из управления шерифа сказал, что это «рутинное расследование»? — Она вновь взмахнула рукой. — Вы же знаете: на Джимми они даже не посмотрели. Да и он едва видел их. Он много чего напридумывал, потому что... в этом он дока, мистер Холстид.
Курт отпил чаю, крепкого и ароматного. Добавил сахара, молока.
— Не могли бы вы звать меня Курт?
Помявшись, она кивнула.
— Хорошо. А вы меня — Барбара. Но вы все еще не ответили на мои вопросы, Курт.
— Я должен начать с того, что задам вопрос вам. Вы помните, как в прошлом апреле банда подростков напала на мужчину по фамилии Рокуэлл?
— Что-то не при... Ну конечно! — воскликнула она. — Я тогда не работала в Центральной окружной больнице, но... Его изувечили или... или ослепили?
— Ослепили. Полагаю, произошло это случайно. Но дело в другом. Моя жена возвращалась вместе с ним из Оперного театра Сан-Франциско. Они вместе сошли с автобуса и... — к тому времени, когда Курт добрался до звонка Мэтьюза, его рубашка взмокла от пота. Выстроенная логическая цепочка событий вызвала очень болезненные воспоминания.
Лицо Барбары напоминало посеревшую маску, когда он закончил рассказ и потянулся за чашкой.
— Значит, если бы Джимми мог опознать людей, которых он видел... — она покачала головой. — Тогда становится понятен тот ужасный телефонный звонок. После развода, два года тому назад, я поступила на работу в Медицинский центр Лос-Фелиса — благо, он находился в нескольких кварталах от моего дома. После того звонка Джимми перестал разносить газеты, а я устроилась в окружную больницу, потому что в Медицинском центре не могла заканчивать работу в три часа и забирать Джимми из школы. Когда вы впервые пришли ко мне, я решила, что вы один из них, поэтому выставила дом на продажу и перебралась в эту квартиру, неподалеку от окружной больницы.
— Я-то полагал, что меня не очень легко принять за подростка.
— Звонил мне не мальчик, а зрелый мужчина, это чувствовалось по голосу... — по ее телу пробежала дрожь, на руках выступили мурашки. — Мой отец работал докером в порту Сан-Франциско, я много лет проработала медицинской сестрой... и думала, что уже слышала все возможные ругательства. Но этот звонок... Он позвонил во вторник, двадцать седьмого мая. И такого наобещал!... Я перепугалась до смерти.
— Вы думаете, он говорил серьезно или... фантазировал?
У нее перекосило лицо.
— Более чем серьезно, — она невесело рассмеялась. — Поэтому, когда сегодня вы позвонили в дверь...
Курт подумал о том, с каким превеликим трудом, буквально по крупицам собирая информацию, ему удалось добраться до нее.
— Я думаю, вам нет нужды тревожиться из-за хищников.
— Хищников?
— Я их так называю, эту банду.
— Похоже, вы абсолютно правы. Они такие опасные, злобные. Вы уверены...
В дверь позвонили. Барбара посмотрела на часы. Поднялась.
— Это Джимми. Вернулся из бассейна. Ее зеленые глаза встретились с карими глазами Курта. Курт выругался про себя. Не следовало ему встречаться с ней наедине, говорить. Теперь он знал, что не сможет попросить у нее разрешения поговорить с мальчиком. Она столько пережила, столько ночей не могла заснуть, дрожа от страха. И Курт понимал, что без ее разрешения он не задаст мальчику ни одного вопроса.
Барбара отвела взгляд. В дверь вновь позвонили.
— Я хочу, чтобы вы остались на ужин, Курт. Особого угощения не ждите, но в разговоре он, возможно, вспомнит что-то такое, о чем забыл сказать детективам.
Курт кивнул, облегченно вздохнув.
* * *
Ужин действительно не тянул на пир: баночная ветчина, яичница с грибами, жареная картошка. Но Курт давно уже так хорошо не ужинал. Можно сказать, с того вечера, как...
Джимми, худощавый мальчишка с прямыми черными волосами, постоянно падающими на лоб, унаследовал от матери обаятельную улыбку и зеленые глаза. В присутствии незнакомца он сидел тихо как мышка. За ужином Курт как бы невзначай упомянул о тех четырех мужчинах возле поля для гольфа.
— Вы о тех парнях? — Джимми пренебрежительно хмыкнул. — Честно говоря, я их совсем не испугался. Я сказал, что испугался, потому что... потому что... — он в тревоге посмотрел на мать.
— Говори-говори, — покивала Барбара. — Я прекрасно знаю, почему ты наплел с три короба. Ты хотел, чтобы я думала, что ты так припозднился из-за них.
— Ма все равно не может как следует отшлепать меня, — рассмеялся Джимми. — Вообще-то я ничего не видел, кроме «шеви»-фургона.
За десертом — мороженое и только что испеченные булочки — Курт описал «парня-мексиканца», которого видели на Эджвуд-драйв, но Джимми никак не отреагировал. Уорден был прав: Джимми не мог сообщить ничего нового. Они перешли в гостиную, оставив Барбару собирать грязную посуду, и тогда Джимми наклонился к Курту.
— Я собирался позвонить маме из телефона-автомата, что в будке напротив поля для гольфа, и сказать ей, что у моего велосипеда спустило колесо, — признался он. — Только ей ничего не говорите. Я ведь ей не солгал, только собирался.
— Это останется между нами, — заверил его Курт. Та самая будка на Линда Виста, подумал он, в которой он нашел десятицентовик. — Так почему ты не позвонил, Джимми?
— Выбирайте, Курт, моечная или сушильная машина? — крикнула из кухни Барбара.
— Что? Моечная, — он встал.
— Я не мог позвонить, потому что в будке сидела девушка.
Курт остановился как вкопанный. Почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Но почему? Что странного в том, что девушка звонит по телефону-автомату? И тут же понял, что Джимми выразился иначе. Девушка не звонила — сидела в будке.
— То есть телефон был занят?
Мальчик покачал головой:
— Она даже не сняла трубку с рычага. Просто сидела, открыв дверцу и выставив ноги наружу.
— Но было темно, Джимми. Как ты мог разглядеть ее?
— Я подошел к будке вплотную, ведя рядом велосипед, а тут проехала машина, и я отлично разглядел ее в свете фар.
— Но ты ничего не сказал о ней детективу из управления шерифа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23