— Всё дело в том, что очень многие арендаторы и почти все рабочие рудников и шахт говорят только по-валлийски, так что члены администрации должны владеть этим языком, чтобы их понимали те, кем они управляют и кто обязан выполнять их приказы. Что же касается школ, то мистеру Тромблею очень бы хотелось, чтобы в перспективе каждый житель Уэльса знал английский. Вот почему он поддерживает закон о школах. Смешно, но сам он страшно гордится тем, что немного говорит по-валлийски, и даже хотел дать своему поместью валлийское название. Веллинг отсоветовал ему это делать, потому что боялся протестов среди населения.Первыми, с кем я познакомился, были булочник Эван Джонс, очень обрадовавшийся тому, что встретил живущего в Лондоне однофамильца, и кузнец Дейвид Беван. Когда мы вошли в кузницу, он бил молотом по раскалённому куску железа, лежавшему на наковальне. Увидев нас, он отложил молот и поздоровался. У этого могучего человека оказались тихий голос и мягкие манеры.Потом мы завернули к столяру Артуру Причарду. Он, очевидно, только что сделал грабли и держал их перед собой, любуясь своей работой. В мастерской находились два книжных шкафа и два буфета, украшенные резьбой, гроб, поскольку Причард был ещё и деревенским гробовщиком, и, конечно, стулья, табуретки, скамейки, тарелки, ложки и кувшины. Последние были сработаны из смоковницы, дерево которой не трескалось, побывав в воде. В чистом и светлом помещении приятно пахло древесной стружкой.За столярной мастерской последовала лавка, далее — почта. С владелицей почты, крупной добродушной женщиной, мне предстояло познакомиться в будущем поближе, поскольку я собирался ежедневно отправлять свои рапорта Холмсу. Интересно, подумал я, имеет ли она обыкновение делиться с соседями сведениями относительно адресов, обозначенных на конвертах?Над заведением, к которому мы потом подъехали и которое, судя по всему, было таверной, красовалась вывеска с надписью на валлийском языке.— Название означает «Водяная лошадь». Та самая, из-за которой боятся купаться в озере, — пояснил помрачневший Мадрин. — Элинор Тромблей надеялась таким путём уменьшить число посетителей. — И добавил: — Святотатственная попытка борьбы с пьянством.— Как странно! — удивился я. — При чём тут борьба с пьянством?— В нашей деревне, — принялся растолковывать мне Мадрин, — работали четыре таверны. У каждой существовали свои завсегдатаи. Были, конечно, и такие, кто переходил из одной таверны в другую, пока не напивался допьяна. Пользуясь тем, что её муж владел тремя из них, она отобрала у кабатчиков разрешения, и таверны закрылись. Осталась лишь та, что не принадлежала Эмерику Тромблею. Она называлась просто «Старая таверна».— Когда три другие таверны были закрыты, то народ пошёл в «Старую таверну», но, как ни странно, число пьяных и потребление спиртных напитков возросло. Почему здесь пьют — понятно: люди живут тесно и скученно, и иногда хочется — мужчине, конечно, — пойти куда-нибудь, где относительно чисто и светло, чтобы потолковать с приятелями за кружкой пива. Странно только, что при одной таверне пить стали больше.— Элинор Тромблей была умная женщина, — продолжил свой рассказ Мадрин, — и поняла свою ошибку. Одну из трёх таверн переоборудовали в кафе, где была запрещена продажа спиртных напитков. Кафе стало популярным, туда стали приходить и женщины, в основном служанки. При кафе миссис Тромблей даже организовала читальню. Поскольку кафе называлось «Сказочная корова» — она в валлийских сказаниях напоила молоком всю страну, — то миссис Тромблей потребовала от владельца «Старой таверны», чтобы он сменил название. Тот не пожелал ссориться с её мужем — он ведь мог добиться, чтобы у кабатчика отобрали лицензию, — и сменил вывеску. Таверна стала называться «Водяная лошадь».— Она, наверное, думала, что поступает очень умно. «Сказочная корова» против «Водяной лошади», — прокомментировал я.— Англичане только и делают, что умничают, — съязвил Мадрин. — Им кажется, будто они борются с суевериями, называя словами из валлийских сказаний кафе и таверны: на самом деле это выглядит надругательством над многовековой валлийской культурой.— Вы говорили, что «Водяная лошадь» — это чудовище?— Это красивая лошадь, которая позволяет человеку оседлать себя, а потом бросается в воду и тащит за собой человека на дно, где и пожирает его.— Миссис Тромблей, очевидно, придавала такому названию таверны символическое значение, — предположил я.— Англичане воображают, будто разбираются в наших символах, — проворчал Мадрин.Таверна «Водяная лошадь», которую все называли по-прежнему «Старой таверной», была одноэтажным, покрытым черепицей каменным зданием с большими окнами. Когда мы вошли в зал, я обратил внимание на свежепобелённые стены, которые приятно контрастировали с тёмно-коричневыми потолочными балками. Если бы не огонь в камине, здесь было бы прохладно, несмотря на солнечный июньский день. На полках стояла старинная оловянная и медная утварь, отполированная до блеска, так что она казалась золотой и серебряной. С потолка свисали копчёные окорока и связки лука.Мадрин познакомил меня с хозяином таверны Ллойдом Хьюсом, не родственником, а только однофамильцем Брина и Глина. Когда он полюбопытствовал, не собираюсь ли я остаться в Уэльсе навсегда, я ответил, что мне сначала надо решить вопрос о работе. Нам принесли по кружке пива. К сожалению, оно больше походило на то, о котором так красноречиво писал Борроу, чем на прекрасное пиво, которое мы пили в Ньютауне.Мы вышли из таверны и двинулись дальше.— Что теперь будем делать? — спросил я Мадрина без всякого энтузиазма, потому что не видел смысла во встречах с людьми, которые ни на йоту не приближали меня к разгадке убийств. Ведь никто из этих людей ни за что не решился бы отправиться в котловину, где находился источник со святой водой. Кроме того, все они так или иначе зависели от Эмерика Тромблея и никогда бы не рассказали мне ничего предосудительного о нём.— Поедем к миссис Уильямс, — сообщил он. — Йола Уильямс — повивальная бабка.Я решил, что он шутит, но я до того уже упал духом, что не поддержал шутку, а только вяло проговорил:— Если вы считаете, что это даст материал для разгадки преступления, то я, конечно, готов обратиться к повивальной бабке.— Это весьма интересно, — ответил Мадрин. — Она ведь предсказала смерть Глина Хьюса.— Действительно, интересно. Когда это было?— За неделю до убийства.— Как это ей удалось? Наверное, с помощью кофейной гущи или слюны после голодания?Мадрин взглянул на меня с удивлением. Ведь он, конечно, не знал о сэре Джоне Прайсе, который приглашал колдунью из Чешира, чтобы та с помощью слюны воскресила его жену.— Она сама сейчас все расскажет, — холодно сказал Мадрин.Мы свернули с улицы в проулок и стали подниматься вверх по холму. Миссис Уильямс жила в крошечном коттедже, который прятался за большим домом. Все её лицо покрывали морщины, но она была сухая и жилистая, двигалась проворно, и в глазах её блестел молодой огонёк.Мадрин обратился к ней по-валлийски и объяснил, что приехавший из Лондона кузен Айори хочет, чтобы она рассказала ему о виденных ею «огоньках смерти». Женщина пригласила нас в дом, и мы устроились втроём в кухне, служившей одновременно гостиной. Быстро заварив чай, она разлила его в чашки и угостила нас овсяным печеньем. Потом села на краешек кресла и начала рассказ, а Мадрин переводил его мне.Об «огоньках смерти» я читал у Борроу, который записал рассказы тех, кто их видел. Этот неяркий голубоватый огонёк перемещается над землёй и всегда связан с чьей-то смертью, он будто бы даже указывает дом, где будет покойник. Всякому, кто сталкивается с «огоньком смерти», грозит гибель.По словам миссис Уильямс, дело было так. Прибежали дети и позвали её к роженице, которая жила в доме на склоне холма над долиной, где расположена ферма Глина Хьюса «Большие камни».Роженице только что исполнилось шестнадцать лет, это была её первая беременность. Схватки начались ещё утром; муж женщины ушёл на рынок в Карно, чтобы продать яйца и кусок масла. На обратном пути он собирался зайти к её родителям. Миссис Уильямс пришла к ней уже после полудня. Бедняжка мучилась весь день. Когда стемнело, миссис Уильямс начала бояться за её рассудок и с нетерпением ждала, когда же вернётся муж женщины: повитуха считала, что это поможет роженице успокоиться и придаст силы. Миссис Уильямс несколько раз выходила из дома посмотреть, не идёт ли он.Тогда-то она и увидела этот «огонёк смерти». Он появился над вершиной холма со стороны котловины или Ллангелина, но она не подумала об этом, а считала, что он движется к женщине, которая мучается родами. Но огонёк стал вдруг перемещаться в сторону фермы «Большие камни» и затем проник в дом Хьюса. Утром родился мальчик, и она, усталая, отправилась домой. О том, что видела, она рассказала соседям. Через неделю Глин Хьюс был убит, и его тело действительно доставили домой тем маршрутом, который указал «огонёк смерти».— Почему вы не предупредили Глина Хьюса? — воскликнул я.Миссис Уильямс воздела к небу руки. Откуда ей было знать, что «огонёк» предвещает именно его смерть. Он мог предвещать смерть слуги или гостя, остановившегося в доме.— Вы рассказали об этом соседям. А они говорили ли ещё кому-нибудь?Миссис Уильямс ответила в том смысле, что на чёрный рот не навесишь замок. Кроме того, они сами не видели «огонька смерти» и могли болтать, что им вздумается.Я вопросительно посмотрел на Мадрина.— Слух о том, что кто-то должен умереть на ферме «Большие камни», переходил из уст в уста по всей деревне. Но, разумеется, никто не догадывался, чья это будет смерть, — сказал Мадрин.Миссис Уильямс что-то добавила, и Мадрин перевёл мне:— Глин Хьюс был обречён, и ничто уже не могло его спасти.Поблагодарив миссис Уильямс за чай и беседу, мы простились с ней.— Не пришло ли вам в голову, — обратился я к Мадрину, — что убийцам был на руку этот слух?— Вы ведь собираете факты, — ответил Мадрин. — Слух — это тоже факт.— «Огонёк смерти», который видела миссис Уильямс, — факт?— Конечно.— Что-то она видела, будем считать это фактом. Но какое это имеет отношение к смерти Глина Хьюса?— Просто примите это как факт, — посоветовал Мадрин.Он мог позволить себе вольно обращаться с фактами, потому что не прошёл школы Шерлока Холмса и ему не предстояло писать отчёты о проделанной работе.В этот момент мы поравнялись с церковью. У ворот к церковной ограде была привязана прекрасная гнедая лошадь, на седле её была выгравирована золотая буква «Т». Мадрин даже не взглянул на лошадь, но я не удержался и остановился, чтобы полюбоваться красивым животным.Из церкви стремительно вышел пожилой джентльмен в безупречном чёрном костюме, держа в левой руке чёрную шляпу. Ветерок шевелил его редкие седые волосы; покрытое сеткой морщин лицо и наметившийся животик говорили о том, что джентльмену не меньше шестидесяти лет. Судя по упругой, твёрдой походке и самоуверенному виду, он явно относился к числу тех господ, что заседают в палате лордов или в Верховном королевском суде. Странно было видеть его выходящим из бедной деревенской церкви.Заметив меня, он кивнул. Потом легко вскочил в седло, тронул поводья и, подъехав к Мадрину, сказал:— Привет, Дафидд. Я собирался заехать к вам домой. Я возобновляю наши субботние вечера. Вы не могли бы написать стихотворение, посвящённое памяти Элинор?— Конечно, — ответил Мадрин. — Позвольте представить вам, мистер Тромблей, моего кузена Айорверта Джонса из Лондона.— Из Лондона? — переспросил Эмерик Тромблей, известный мне по рассказам Сандерса и Хьюса как дьявол в человеческом образе. У него был приятный, чистый голос, в глазах светился ум. — Вы там родились? Чем вы занимаетесь?— Я работаю клерком в конторе адвоката, — без смущения соврал я. Я знал — Шерлок Холмс договорился с одной частной конторой; в случае запроса они ответили бы, что я у них действительно работаю, и вдобавок дали бы мне хорошую рекомендацию.— Вы говорите по-валлийски, мистер Джонс?— Знаю два-три слова, — улыбнулся я. — Ведь я только вчера приехал.— Когда как следует освоите валлийский, непременно приходите ко мне. Для меня вы бесценная находка, потому что знаете английские законы.— Буду это иметь в виду, сэр, — ответил я. — Вчера я встретил в Ньютауне мистера Веллинга, и он мне сказал почти то же самое.— Вот как? — обрадовался мистер Тромблей. — Между прочим, Веллинг блестящее подтверждение тому, что валлийцы обладают способностями, которых нет даже у англичан. Итак, выучите валлийский и приходите ко мне. — Он повернулся к Мадрину, — Я жду вас в субботу в обычное время. Вместе с вашим кузеном, конечно.Едва он скрылся за поворотом, я соскочил с пони.— Куда вы? — спросил удивлённый Мадрин.— Желаю удовлетворить своё любопытство, — сказал я.Я привязал пони у ворот и пошёл в церковь. Мадрин последовал моему примеру.Я прошёл в правый придел. На мраморной плите с именем Элинор Тромблей лежал букет простых полевых цветов. 11 В деревню мы возвращались опять по кружной тропе.— Было ли настоящим чувство, соединявшее их? — спросил я Мадрина.— Не берусь судить, — ответил он. — Ведь я видел их лишь по субботам, когда они занимались в основном гостями. Мне казалось, они были очень предупредительны друг с другом.— Что собой представляют субботние вечера?— Два раза в месяц по субботам в Тромблей-Холл приезжают гости и остаются потом ночевать. Все они принадлежат к одному кругу, и, хотя живут в Уэльсе не одно поколение, никто из них не знает ни слова по-валлийски. Меня приглашали, чтобы я читал свои стихи. Мистер Тромблей любит порисоваться перед своими гостями знанием валлийского языка. Кроме меня на вечерах бывали и другие поэты и музыканты, играющие на народных инструментах.Я задумался. Что, если возобновление вечеров своего рода знак для Мелери? Мол, траур сэра Эмери закончился и он готов жениться на ней? Ну а стихи, заказанные Мадрину, должны убедить всех в том, что он всё ещё скорбит по умершей жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25