https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/steklyanie/
Папарацци – 0
OCR —=Anna=-
«Алешина С.В. Любопытство не порок; Дьявольский план: Авторский сборник»: Эксмо; М.; 2001
ISBN 5-04-005129-8
Светлана АЛЕШИНА
ДЬЯВОЛЬСКИЙ ПЛАН
Глава 1
Середина октября — дело нешуточное, осень. Листья опадают, небо затянуто тяжелым серым волокном, с утра моросит противный мелкий дождик, которому словно недостает силы воли ливануть как следует. В общем, сплошное царство малодушия. Даже ветер, вчера дувший во всю мощь своих исполинских легких, сегодня заметно ослаб, его вялого дыхания хватает только на то, чтобы изредка пробегать по мокрой листве. Сами понимаете, какое у меня было настроение, когда я садилась за руль своей «Лады». Мало того, что небо не блистало оптимистической ясностью, мало того, что город изнемогал под бременем обычного для этого времени года ненастья, стоял еще жуткий холод. Я, как всегда, забыла перчатки — ну да ладно. Моя машина не хуже Ноева ковчега домчит меня до редакции, где меня уже ждет мой незаменимый заместитель — Кряжимский Сергей Иванович, прошу любить и жаловать.
Лица прохожих выражали уныние и скорбь. Настоящая тоска… И до волшебного напитка, который обычно каждое утро приготовляли не менее волшебные руки нашей секретарши Марины, еще далеко… Так что — ни кофе, ни, как писал Сальвадор Дали, истинного церебрально-визуального удовольствия от созерцания гомо сапиенсов.
Поэтому в условиях досадной нехватки положительных впечатлений я решила прибегнуть к небольшой уловке — включить радио, дабы вознаградить себя веселой, иногда язвительной иронией Фоменко. Правильно, я врубила «Русское радио» И первое, что услышала, был его классный прикол на тему политики: «Мы не правые и не левые, потому что мы — валенки».
Как оказалось, дело одной этой юмористической репликой не обошлось, она была лишь эпиграфом к серии восхитительных иронических пассажей на тему готовящихся выборов. Движимая страстью к изобретательству и любознательностью, я нашла другую волну, где официально прилизанные, бодрые и подтянутые, как, наверное, и они сами, голоса тарасовских дикторов знакомили слушателей с местными новостями.
Я вяло, вполуха, прослушала обещания нашего губернатора Яценкова, данные им пенсионерам и касающиеся повышения их скудных пенсий на «внушительную сумму» в пятьдесят рублей, выступления корреспондентов с мест, где сложилась особенно неблагоприятная ситуация с топливом и энергоресурсами, краткий эмоционально-сбивчивый монолог одного из начальников бесчисленных ЖЭУ, жалующегося на отсутствие как общественных, так и личных средств (имелась в виду невыплаченная за несколько месяцев зарплата). Словно в ответ на эту душераздирающую жалобу по горячей линии опять включился Яценков и заверил всех работников ЖЭУ, что подписал приказ о незамедлительном погашении имеющейся задолженности по зарплате и так далее и тому подобное…
Я уже готова была взлететь на музыкальный гребень волны «Европа плюс», как ставший отработанно печальным и тревожным голос дикторши сообщил, что вчера уехал с работы и бесследно исчез помощник кандидата в депутаты от партии «Родина — это мы» Петров Александр Петрович. Жена, Ольга Юрьевна, напрасно ждала мужа в своей уютной четырехкомнатной квартире… Про квартиру, конечно, не сообщалось, просто я напрягла свое воображение, которое, честно говоря, в особом усилии не нуждалось — настолько было оно буйно-красочным и отзывчивым…
Уехал из штаба господин Петров на своей черной «Волге», и до сих пор неизвестно, куда он прибыл… Можно было, конечно, предположить, что Петров загулял с друзьями — таким поворотом событий на Руси никого не удивишь… Но я почему-то сразу подумала о непоправимом.
Не то чтобы мелодичный голос дикторши звучал как моцартовский реквием, не потому, что мое услужливое воображение только ждало любого побудительного мотива извне, чтобы представить мне какую-нибудь живописно-трагическую картину, просто все эти мрачные истории, приключающиеся с кандидатами в депутаты и депутатами, все эти взрывы машин бизнесменов, стрельба в подъездах домов видных общественных деятелей и журналистов, вся эта жуткая и ставшая на удивление будничной реальность, с которой общество как бы смирилось и даже освоилось, заставляла предположить самое худшее. Мы привыкли жить в атмосфере ежедневного кошмара, как раз в силу повседневности утратившего свою, устрашающую гротескность и потрясающую чудовищность.
Вот такие невеселые, но актуальные мысли гнездились в моей упрямой, как тысяча ослов, голове, пока я маялась ожиданием зеленого света у светофора на Вольской. Кроме всего прочего, я недоумевала по поводу странного совпадения. Дело в том, что на завтра у меня было назначено интервью с кандидатом в депутаты от партии «Родина — это мы», местным лидером этой партии Корниенко Юрием Назаровичем.
Страна и наш город включились в предвыборную гонку, и так как уровень активности избирателей был, мягко говоря, низким, представители разных партий проявляли прямо-таки дьявольскую изобретательность, чтобы заручиться поддержкой сонных и колеблющихся обывателей. Время вроде бы было выбрано подходящее: народ сделал все заготовки, многие уже закупили овощи и картошку на зиму, садово-огородные работы тоже подошли к своему объективно-достойному завершению. Самый, казалось, сезон для пробуждения политической и гражданской активности.
Но не тут-то было. Речь, конечно, шла не о дедах и бабках, обремененных героическим прошлым, — эти всегда были политически активны и «грамотны» и на всех перекрестках и во всех троллейбусах и трамваях проклинали нынешнюю власть и единым фронтом проголосовали бы за главу компартии Наганова. Лидеры выборных блоков ставили задачей охватить политактивностью и политграмотностью не успевших еще впасть в старческий маразм граждан среднего возраста и отрывающуюся на всю катушку молодежь.
Сборы подписей в поддержку партий, расклейка листовок, социологические опросы, прямая и косвенная агитация, промывание мозгов, осуществляемое масс-медиа, масляно-приторные и напыщенно-лживые обещания лидеров партий и движений по улучшению условий жизни, беззубо-слюнявое сюсюканье и беспринципное очковтирательство — все это было призвано расшевелить социально пассивных граждан, влить в их тусклое существование радужную струю осмысленной надежды, вдохнуть в них оптимизм, граничащий с экстатическим самоотречением, поставленным на место беспросветно-протяжного: «Потерпи-и-и-ите!»
— Привет, Олюша, — бодро улыбнулся мне Кряжимский, когда я переступила порог приемной и успела только поздороваться с Мариной. — Как думаешь, не пройдет Наганов?
Его умные лукавые глаза за стеклами очков задорно заблестели.
— И вы туда же, Сергей Иванович, — с оттенком назидательной укоризны в голосе сказала я. — Слышали, что случилось в штабе «Родины»?
— Без жертв, Оленька, не обходится. А ты как думала, власть есть власть — кровью достается! — торжественно, как Ленин с броневика или Ельцин с танка, провозгласил Кряжимский.
— Вы сегодня, я смотрю, рветесь в бой, — иронично улыбнулась я Кряжимскому, — помолодели лет эдак на десять… С чем, интересно, это связано?
— А ты усталая какая-то, грустная… — Кряжимский обеспокоено посмотрел на меня. — Бери пример с нас, пожилых! И потом, я рад тому, что в освещении выборов мы идем в авангарде.
— А что мы напишем о Петрове? — невесело спросила я.
— Как это — что? Зашлем Колю Зуденко в штаб «Родины», он там все об этом месье Петрове разузнает, статью напишем, что, мол, пал жертвой предвыборной гонки, отстаивал интересы умеренной демократии, жена скорбит, может, и с ней интервью организуем… — с прямо-таки кощунственной беззаботностью выпалил возбужденный Кряжимский.
— Сергей Иванович, если бы я не знала о вашем трезвом образе жизни, то предположила бы, что вы выпили с утра граммов этак двести-триста… — сказала я с прохладным юморком.
— Ты еще скажи, что я напоминаю тебе беспринципного журналиста, гоняющегося за сенсациями, этакого Жоржа Дюруа, — обиженно воскликнул Кряжимский.
— Что-то есть, — хитро прищурила я правый глаз, склонив голову набок как бы для того, чтобы лучше оценить сходство моего зама с персонажем Мопассана. — Извинить вас может только ваша эмоциональная приподнятость… Нет, вы мне напоминаете не Дюруа, а этого, как его… — я сделала вид, что забыла, как звать-величать лидера «Родины» Корниенко Юрия Назаровича, — ах да, Корниенко… Такое ощущение, что, не ровен час, вас, а не его изберут в Думу…
Я рассмеялась. Кряжимский немного смутился. Я посмотрела на хлопотавшую у электрочайника Марину, она едва сдерживала насмешливую улыбку.
— Ну вы, бабоньки, даете, — миролюбиво сказал пристыженный Кряжимский. — А, черт, — он бросил взгляд на часы. — Мариш, включай!
Энергичным жестом он показал на небольшой телевизор «Сони», стоявший на специальной пластмассовой подставке, собственноручно закрепленной им в левом верхнем углу секретарской.
— А что такое? — удивилась я.
— Как что, — с притворным комичным негодованием посмотрел на меня мой зам. — Тебе же завтра интервью у этого Назарыча брать, а не знаешь, он же по телеку выступает…
— Прямо сейчас?
— Вот именно, — Кряжимский плюхнулся на стул и приковал взоры к голубому экрану.
— Интересно, — не очень бодро, надо сказать, откликнулась я, усаживаясь рядом.
— Кофе? — Марина проделала все необходимые манипуляции с чайником, печеньем, конфетами и коньяком.
— Давай, — сделал широкий жест Кряжимский, по-прежнему не спуская глаз с телевизора, где вот-вот должна была начаться программа «Провинция».
Но Марина смотрела не на сего взбалмошного супермена предпенсионного возраста, а на меня. Я утвердительно кивнула ей.
— А то я сегодня еще не завтракала, — подвела я базу под этот кивок. — Кофе — это для меня сейчас как для Жоржа Дюруа — понимание дам и новый виток карьеры, — пошутила я, взглянув на экран, на котором как раз в этот момент молодые наивные ребятки делились своей мечтой посетить Голливуд, Афины и Париж, воспользовавшись для этого тремя крышками от банок «Нескафе».
Наконец реклама кончилась и сексапильная дикторша объявила начало «Провинции». Студия была залита мягким желтовато-голубоватым светом, и посреди этого нежного благолепного мирка за небольшим столиком в кожаных креслах восседали молодая светловолосая женщина с коротким стильным каре, в сером деловом костюме и Юрий Назарович Корниенко.
На нем были темный костюм, белая рубашка и синий узорчатый галстук.
Внешность Корниенко, казалось, прошла долгую шлифовку под резцом его многогранной политической деятельности. Это был вылитый функционер, то есть, как я, да и тысячи моих сограждан представляют себе партийных боссов. То, что, кроме партийной деятельности, Корниенко занимался еще и нефтяным бизнесом, ничего не меняло. Юрий Назарович был крупным грузным мужчиной высокого роста с большим круглым животом и двойным подбородком. Тем не менее, когда вы смотрели на его тяжелое одутловатое лицо флегматика, у вас не возникало ощущения, что перед вами тупая разжиревшая крыса, вылезшая из партийных закромов. Назарыч, как шутливо и фамильярно именовал его Кряжимский, был по-своему обаятелен. Его большие водянистые глаза светились порой таким лукавством, что этот его взгляд, одновременно жалобный и грустный, с оттенком шутки и иронии, действовал на вас почище черного бархатного взора какого-нибудь молодого мачо.
Назарыч и был мачо, только пожилым, уравновешенно-холодным и умным. В его случае опущенные углы тонкогубого рта говорили скорее не о тоске или унынии, а об утрате иллюзий и спокойствии опытного манипулятора человеческими душами. У него была вялая манера речи, но порой он резко и громко акцентировал какую-нибудь фразу, слово, делал смелый красноречивый жест, подкрепляя его плутовским блеском в глазах или притворно скорбным выражением лица, и тогда сказанное им приобретало вес и силу.
В его облике причудливо сочеталось что-то неуклюжее, слоновье с изящно-кошачьим. В этом, как мне кажется, и состояло его мужское обаяние.
— Представляю, сколько баб у него было, — по-своему прокомментировала этот маститый шарм Назарыча Марина, которая тоже принялась смотреть телек.
— Болтун изрядный, — высказался Кряжимский. — Ну, давай, — обратился он к загадочно улыбающемуся Корниенко, — начинай.
Мы уже прослушали обычное в таких случаях представление гостя телезрителям, дикторское: «Сегодня, в это ненастное октябрьское утро…» и так далее, слова приветствия Корниенко в адрес телезрителей и своих избирателей и коллег, и теперь ждали самого интересного, с нашей точки зрения, — не предвыборной программы, представляющей собой план политических, экономических и социальных преобразований, а оценки Корниенко того, что произошло накануне, — таинственного исчезновения его помощника Петрова Александра Петровича.
— Что это, — по тому же поводу недоумевала ведущая передачи, — происки ваших политических врагов или…
Она замялась, но начала фразы оказалось достаточно для того, чтобы Назарыч произнес на эту тему целую речь в духе Дантона, красноречиво и громогласно угрожающего врагам Франции, революции и народа.
— Я не знаю, что действительно случилось с моим помощником, честным во всех отношениях человеком, компетентным, исполнительным работником. Я могу лишь предполагать, что это определенного рода провокация, верх наглости и вероломства. Скажу конкретнее — это политический терроризм в духе некоторых лидеров бывших союзных республик. Это, наконец, вызов всему блоку «Родина — это мы», всем нам, людям, заинтересованным в глубинных преобразованиях в политике, экономике и социальной сфере. Естественно, мы будем следить за ходом следствия, помещая материалы о нем в наших партийных газетах, а также прибегая к таким широко известным в нашем городе изданиям, как «Тарасовские вести» и «Свидетель». Может быть, не обойдется здесь и без «Криминального Тарасова», я лично знаком с его главным редактором — Юлием Моисеевичем Шварцем…
Мы с Кряжимским переглянулись.
1 2 3