Более внимательный наблюдатель заметил бы, что этот черноволосый гигант, которому явно не исполнилось еще и двадцати лет, многое повидал, многое пережил и вынес… и восторжествовал над всем. Никто не мог быть настолько глуп, чтобы поверить, что этот кинжал и меч в потертых, старых ножнах из шагреневой кожи не были смочены кровью.Все это, и его размеры впридачу, придавали юноше уверенность; он повернул в переулок, почти не замедляя шага.Его самоуверенность была непринужденной самоуверенностью молодости, самонадеянностью волка среди собак. Он избавил мир от двух кошмарных оживших мертвецов, этот силач, рожденный на поле боя; он воровал, пока спящая жертва лежала всего на расстоянии пары футов от него; он убил двоих волшебников, добивавшихся его смерти, и еще высокорожденного владыку Кофа; и он разбивал чары и отправлял в мир иной так много людей, владеющих оружием, что потерял имсчет, — и все это несмотря на свои невеликие годы. Это были всего лишь собаки, лающие на волка, и волк был более крупным, и более быстрым, и более жестоким и злобным, чем они, он излучал уверенность, придаваемую умением, как свеча создает сияющий нимб вокруг своего пламени.Волк свернул в переулок, и собаки ждали.Один шаг сделал поджарый, гибкий, как кошка, человек, вышедший из черной тени у стены, острие его меча смяло тунику на мускулистом животе юноши.— Стой спокойно и убери руку с рукояти меча, Конан, иначе я налягу на меч, и у тебя появится второй пупок.Холодные голубые глаза свирепо взглянули на человека, стоящего по другую сторону обнаженного клинка. Тот был среднего роста — это означало, что добыча была выше его на целый фут. На нем был длинный темный плащ с поднятым капюшоном; во мраке переулка даже зоркие глаза молодого киммерийца не смогли разглядеть заговорившего с ним. Конан стоял неподвижно, и его мозг посылал всему его большому телу сигнал расслабиться. Очень медленно и осторожно он перенес одну ногу назад. А потом вторую; и когда давление на переднюю часть его туники прекратилось, он выпятил вперед покрытые мускулами ребра, чтобы удержать острие меча и заставить противника поверить, будто он находится на пару дюймов ближе, чем на самом деле.— Клянусь Белом, богом всех воров, — сказал Конан, — что это за идиотские выходки? А как насчет Кодекса Бела, приятель: воры не грабят воров?!— Просто… стой спокойно, Конан, если тебе дорого твое брюхо.— Я никогда не двигаюсь, если меч пытается пропороть мою тунику, — сказал Конан, и в тот момент, когда он договорил эту ложь, за его спиной послышался шорох ткани.Пора было прекращать дальнейшую игру. Конан был не из тех, кто позволяет проткнуть или оглушить себя из-за спины только потому, что существует угроза спереди. По крайней мере, он мог видеть клинок человека в плаще; клинок же за спиной мог оборвать его жизнь, и он бы так его и не увидел. «Если мне повезет сегодня ночью, — думал Конан, — противник вперед сделает выпад машинально и проткнет того коварного подлеца, что стоит за моей спиной!» Темнота, как говорили восточные мудрецы, мешает не только честным людям, но и бандитам. Конан не стал задумываться над тем, что здесь все были бандитами.Он уже опускался на корточки и не перестал двигаться, чтобы подождать возможного удара поверх головы; за долю секунды до того, как его ягодицы соприкоснулись с узловатыми икрами, он нырнул в сторону. В тот же миг его рука метнулась поперек тела к рукояти меча.Он услышал в воздухе завывание и по этому звуку понял, что стоящий сзади человек замахнулся отнюдь не мечом: сопротивление воздуха было слишком сильным. Вырывая свой собственный меч из ножен, Конан увидел, что в руках у нападавшего дубинка. Это была палка пяти футов длиной и толщиной с женское запястье. Конан заметил также, что человек в капюшоне не нанес удара мечом.«Странно, — думал Конан, не прекращая двигаться. — Если один держал меня на острие меча, то почему второй пытался оглушить меня сзади — и. почему тот, что с мечом, не проткнул меня или, по крайней мере, не ранил, когда я шевельнулся?»Поднимаясь в боевую стойку с чуть согнутыми коленями, он выбросил вперед свой собственный клинок. Человек в капюшоне предпочел отскочить назад, а не отражать подобный удар своим мечом. Двигаясь, все время двигаясь, Конан продолжил выпад — и острие меча поднялось под безошибочным углом и вспороло глотку человека с дубинкой. Тот отшатнулся назад, и только теперь Конан заметил моток веревки в его левой руке.Раненый наткнулся спиной на стену и стоял, пока жизнь вытекала из его горла вместе с алым потоком крови. Конан, сохраняя боевую стойку и обнажая зубы в кровожадной ухмылке, повернулся лицом к другому противнику… который упал на колени. Меч звякнул среди отбросов, покрывающих землю.— Не убивай меня, Конан. Пожалуйста. Я не пытался убить тебя. Я не стал бы этого делать. Веришь мне? Я не вооружен. Видишь? Ты ведь не станешь убивать безоружного человека?— Я мог бы, — сказал Конан, скрывая удивление. — Встань.Человек в длинном темном плаще повиновался.— Повернись. Сними этот капюшон и иди передо мной, туда, где есть хоть какой-нибудь свет.Человек в плаще стоял и никак не мог решиться повернуться спиной.Волк рявкнул:— Шевелись!— Я… я… пожалуйста…— Шевелись, черт бы тебя побрал. Я не наношу ударов в спину. Если бы я собирался убить тебя, я сделал бы это лицом к лицу. Мне было бы приятно посмотреть на выражение твоих глаз и на то, как кровь, булькая, вытекает из твоего рта, словно выблеванное вино.Человек в плаще, казалось, зашатался от намеренно устрашающих слов киммерийца. Он откинул назад капюшон, и Конан мог видеть блеск его глаз, застывших от ужаса. Он увидел также, что по лицу бандита проходит шрам, разделяющий пополам его бороду. Пленник издал звук, похожий на всхлипывание, и повернулся, весь дрожа. Конан на мгновение присел на корточки, чтобы вытереть клинок о тело другого бандита, который теперь упал и лежал неподвижно, не дыша. И еще Конан подобрал упавший меч нападавшего.Он встал и сделал шаг. Человек в плаще услышал и заспешил торопливым шагом, но не бегом, впереди киммерийца к выходу из переулка.В Пустыне Шадизара, куда не заходил никто из стражников, люди улетучились с улицы в тот же самый миг, когда появился перепуганный человек, за которым следовал другой, огромного роста, несущий в руках не один, а два обнаженных меча. Человек в плаще шагнул в круг света от масляного факела, пылающего в скобе над дверью, выкрашенной в красный цвет.— Стань прямо здесь, — сказал Конан. — Дверь публичного дома — как раз подходящее для тебя место. Как твое имя?— Явуз, — сказал бандит, наблюдая за тем, как гигант осматривает меч, острие которого так недавно потревожило складки его открытой спереди туники, но не его душевное равновесие.— Мы вовсе не собирались тебя убивать, — добавил Явуз умоляющим тоном.— Нет, — сказал Конан. — И вы знали меня. Вы ждали именно меня, а не просто любого прохожего. Вас послали за мной. Тот человек, что нанял вас, одолжил тебе этот меч, не правда ли? Я нужен был ему живым, да? Меня должны были ударить сзади, пока ты сделал так, чтобы я стоял тихо и смирно, словно вол, тупо встречающий молот мясника. Та веревка, которую держал твой приятель, предназначалась для того, чтобы меня связать.Конан поднял взгляд. Глаза Явуза расширились еще больше.— Клянусь Белом… откуда ты все это знаешь? Я был обманут?— Ты обманулся только мыслью, что такая жалкая тварь, как ты, продажная душа, может меня схватить. Некий человек из Иранистана нанял тебя, чтобы ты доставил меня к нему, живого, но связанного, словно необъезженного жеребца… так, чтобы он мог мне задать несколько вопросов.В глазах Явуза Конан прочел подтверждение своим словам.— Во имя Митры — этот иранистанский пес послал нас за колдуном, да?— Конечно, — улыбаясь, сказал Конан и взвесил на руке меч Явуза. — Этот клинок происходит с гор Ильбарса. Я видел один такой раньше в руке человека из Иранистана. А теперь — куда вы должны были доставить меня? Говори, или…— Ты ведь не собираешься убить меня?— Я не вижу для этого причин. А ты?— Нет! Ни одной!— Сними свой левый башмак.— Мой… левый башмак?— Да. Поторопись! У нас не вся ночь впереди. Я нетерпелив, а твой наниматель потеряет терпение прежде, чем мы с ним встретимся.— А! Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к нему, да?Видя, что его жизнь продлится на время, необходимое для того, чтобы отвести предполагаемую добычу к чужестранцу, который его нанял, — и что может представиться возможность нырнуть в какой-нибудь переулок и дать деру,— Явуз присел на корточки. Он торопливо развязал шнурки на одном из своих коротких мягких башмаков. Это меня не задержит, думал он; я покажу этому могучему, свирепому гиганту, как надо бегать, с босой ногой или обутому!— Стань в дверях, — приказал Конан, пряча меч в ножны и перенося ильбарский клинок в правый кулак. Кулак этот выглядел достаточно большим, чтобы свалить быка.Явуз повиновался. Конан присел и, не отрывая от него угрожающего взгляда, принялся ощупывать плотно утоптанную землю, пока его пальцы не наткнулись на кость.— А!Кость, которую Конан нащупал на мостовой этого грубого и не признающего законов квартала Шадизара, была костью от ножки цыпленка, и он поднял ее. Ухмыляясь по-волчьи и абсолютно без всякого юмора уставившемуся на него Явузу, он бросил кость в башмак, потом поднялся и ногой подтолкнул короткий башмак его владельцу.— Надень его. Завяжи шнурки. Явуз закусил губу, отчего его разделенная шрамом борода дернулась. Было видно, что он дрожит.— Это… колдовство?— Да. Попытайся только убежать, когда мы с тобой пойдем на встречу с твоим клиентом, и эта кость убьет тебя.Явуз, трясясь, натянул башмак и завязал шнурки из сыромятной кожи. Потом он выпрямился, перенес тяжесть тела на эту ногу и вздрогнул от боли. И понял — ему не убежать.— Ты видишь? Как я и сказал. Попытайся только скрыться, и кость замедлит твой бег, заставив тебя хромать, — а я убью тебя. Колдовство. А теперь отдай мне свой плащ, чтобы, когда я буду идти рядом с тобой, держа этот клинок в руке, никто не увидел его под плащом. Ты пойдешь рядом со мной, Явуз, а не впереди, как пленник. И не отставай.— Но… моя туника порвана на спине. Конан продемонстрировал ему в ухмылке свои зубы и зловеще глянул холодными голубыми глазами из-под черных бровей.— Прекрасно. Ночь не холодная, а ты, похоже, весь вспотел в таком плаще. Давай, снимай его!Несколько минут спустя Конан надел длинный темно-коричневый плащ — предварительно сильно встряхнув его в надежде избавиться от всяких маленьких шестиногих обитателей, — и одеяние сразу стало казаться коротким. Край его заколыхался где-то выше его икр, когда он зашагал рядом с более низкорослым Явузом, который, однако, был совершенно обычного среднего роста. Ни один случайный наблюдатель не заметил бы, что плащ ни разу не отлетел в сторону от правого бока высокого юноши; он придерживал его там двумя пальцами, чтобы прикрыть длинный меч, который нес в руке.— Мы направляемся к базару, — заметил Конан.— Да, — прихрамывая, сказал Явуз. — Иранистанская собака устроилась в хорошей таверне, за границами Пустыни.— Не называй его собакой, собака; ты на него работал! Покажи-ка свой кошелек.Рука Явуза машинальным защитным жестом схватилась за квадратный кошель, который он носил на поясе, на двойной бечеве; Явуз опасался воров.На его руке сомкнулась ладонь Конана. Его глаза расширились, когда пальцы сжались сильнее. Очень быстро он почувствовал боль. Наемник чужестранца с далекого Востока знал, что в этой большой руке осталось еще много силы. Явуз одной рукой отвязал кошелек и передал его идущему по другую сторону Конану. Мощная, как тиски, хватка отпустила его руку. Явуз опустил глаза и увидел на коже четыре отчетли вых белых отметины; у неге на глазах они покраснели, когда кровь хлынула обратно в кисть руки. Кулак, достаточно большой, чтобы свалить быка, подумал Явуз. Как же, этот парень-переросток мог бы того быка задушить!— О Митра, — пробормотал Явуз.— Нет, Кром, — сказал Конан.— Что?— Я употребляю для ругательств имя Крома. Богов в Шадизаре было множество, и некоторые из них были непонятными, а другие — непристойными, а их обряды и того хуже.— Ну, тогда Кром, — сказал Явуз и подумал про себя: «Кто такой Кром?»— Хлам, — добавил Конан, роясь в кошельке своего пленника. — Хлам… неплохое колечко. Украдено так недавно, что у тебя не было времени продать его скупщикам, да? И несколько медных монет… а это что такое? Два золотых! Хо-хо, держу пари, они все еще теплы от руки иранистанца! Скоро я их верну. Ты ведь их не заработал. Держи; весь остальной этот хлам мне не нужен.— Хлам!— Да. Изумруд в этом латунном кольце настолько мал, что на вырученные с него деньги ты не сможешь прокормиться и двух дней.— Латунном!— Вытащи его снова и поиграй им, пока мы идем. Вот увидишь, когда мы дойдем до места назначения, твои пальцы позеленеют. Далеко еще?Явуз снова привязал кошелек к поясу двойной бечевкой и не стал открывать его, чтобы «поиграть» кольцом.— Нет… не очень далеко, — сказал он. — Ты, отдающий назад медные монеты и кольцо, о котором ты знаешь, что оно украдено… хорошо идти с человеком такого размера. Никто тебя не останавливает. Все отходят в сторону.Конан ухмыльнулся.— Тебе случайно не нужен наемный убийца, а? С ловкими руками, спокойный, умеющий держать язык за зубами?— Вряд ли. Кроме того, ты калека.— Я хожу так, потому что ты положил кость в мой башмак! Я в прекрасном состоянии, как золотая монета Турана!— Что ж, сейчас ты в Заморе. Иди, Явуз. Я хочу поговорить с иранистанцем, а не с отмеченным шрамом хромым из выгребных ям Шадизара!— Ты не собираешься убить меня, ведь правда, Конан?— Возможно, и нет. Но я начинаю терять терпение. Несмотря на хромоту, Явуз прибавил ходу. Они свернули на одну из улиц в квартале от базара, который отмечал начало более приличной части Шадизара. Двое одетых в форму солдат из городской стражи, неторопливо идущих им навстречу, взглянули на эту парочку, не прерывая своего негромкого разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29