Для этого были две причины. Во-первых, там никто не станет на него смотреть. А во-вторых, у реки было много вспаханной земли — когда придет время объезжать норовистую лошадь, падать на нее будет не так больно.Он медленно прошелся с ней по долине, довольно часто останавливаясь по ее желанию. Кобыла подозрительно оглядывала и обнюхивала каждую тень от комьев вспаханной земли. Вдруг шарахнулась от вспорхнувшей оляпки. Пичужка юркнула в струи крошечного водопада. Вздрагивала при виде трепещущих под ветром, оборачивающихся серебряной изнанкой листьев тополей. Том дважды обошел долину, подводя лошадь к каждому такому предмету. На втором круге она стала держаться гораздо спокойнее, хотя оставалась страшно пугливой: прядала ушами при появлении на небе нового облачка, даже принимаясь щипать траву, тут же останавливалась, как только теряла из виду Тома. Словом, держалась скорее как тигрица, нежели как лошадь.Он пробыл с ней два часа, ни на секунду не отходя далеко, часто разговаривая тихим, спокойным голосом. Всякий раз, когда лошадь пугливо озиралась, дергалась или по телу ее пробегала дрожь, у него находились успокаивающие слова. Потом, привязав ее к дереву, Том отправился домой обедать.— У тебя же всего один день! — забушевал отец. — Зачем теряешь время? Можно бы в кои-то веки и не поесть.— Бывает, что и не забывает, — поддела парня старшая сестра.— Почему-то не забывает как раз тогда, когда пахнет сотней долларов! — продолжал возмущаться глава семейства. — Может, это единственный такой день в его жизни.Том ничего не ответил. Было обидно, но он не умел защитить себя. Но даже молчание оборачивалось против него.— Ишь, напустил на себя важность! — добавил один из братьев. — Скоро потребует плату за милость поговорить с ним! Да не будь же таким ослом, Том!— Почему я осел? — спросил Том.— Потому что получил первую приличную работу и зря теряешь время!Том положил вилку и нож. Он прекрасно знал, почему оставил кобылу одну. Не ради какого-то обеда.— В долине пустынно, никого там нет, — заговорил наконец. — Речка шумит, как сильный ветер. Да несколько пташек. Целый день, кроме воды, никакого шума. Под деревьями тень.— Ну и умник! — встряла сестра. — Поняли что-нибудь, а?Все покачали головами, кроме матери; но даже она испуганно и озадаченно поглядела на сына.— Что ты хочешь сказать, Том? — поинтересовалась тихо.— Сам не знает! — буркнул отец. — Надо думать, а он не умеет. И это, должно быть, вычитал из книжки!— В долине пустынно, — продолжил между тем Том. — Кобыле одиноко. Может, обрадуется, когда я вернусь.— Обрадуется твоей компании?— Она всегда была в компании, — пояснил парень.— Откуда ты это взял?— Она не любит людей, ненавидит их, но не боится.— Что ты хочешь этим сказать?— Ну… — замолчал он, раздумывая.— Еще не придумал, — засмеялся сидевший рядом братец.— Да оставьте его в покое! — возмущенно воскликнула мать.— Он объяснит… он всегда может объяснить, если немножко потерпите!— У человека всего одна жизнь, — произнес отец. — А чтобы дождаться, что скажет Том, и успеть сделать что-нибудь еще, понадобятся две.Парень чуть покраснел от напряжения, пытаясь собрать ускользающие мысли и одновременно разобраться в разгоревшемся вокруг него споре.Наконец вымолвил:— Знаете… дикие твари боятся человека. Они видят его только издалека. А когда узнают нас ближе, должно быть, начинают ненавидеть.— Ну и дурацкая мысль! — отозвался один из братьев. — Как у тебя и все остальное! Ну скажи, зачем лошади ненавидеть человека?Том в замешательстве поглядел на брата.— Дайте ему подумать, — издевательски бросил отец. — Погодите немножко, придумает ответ и на это.— Зачем? Скажу сразу, — возразил Том. — Думаю, лошади ненавидят нас за шпоры. А потом… мы же им ничего не даем, кроме сена и овса, чтобы работали.— А чего же им еще надо? Что еще им можно дать? — усмехнулся Джим.— Пять долларов в день! — сострил другой брат.Все сидящие за столом, переглядываясь, расхохотались.— Им нужно доброе обращение! — убежденно заявил Том.— Ты осел, — заключила обычно не замечавшая его младшая сестра.— Доброе обращение? — переспросил отец.— Серый Барни последний месяц таскает плуг только благодаря доброте, — сообщил Том.— Старый мул? Да он здоров как всегда!— Не знаю, протянет ли он еще недели три, — признался Том Глостер.— А ну-ка, хватит! — запротестовал Джим. — Не хватало еще всякой чертовщины про будущее!— Я не предсказываю будущее, — ответил Том, — сужу по тому, что вижу сегодня.— Хватит, нагляделся! Ступай к кобыле!Том ушел и, спустившись в долину, был вознагражден. Кобылка больше не прядала настороженно ушами, а при виде его радостно их навострила. Глава 3А ЭТО НЕ ДЛЯ ДОМА Родные хотели, чтобы Том занимался с кобылой всю ночь.— Надо ее хорошенько измотать. Самое верное средство, — говорили ему.— Какой с этого толк? — возражал Том. — Как только отдохнет, снова станет сбрасывать с седла, разве не так?— А тебе-то что? — сжимая кулачки, набросилась на него младшая из сестер. — Ты же свою сотню долларов уже получишь!Чтобы не слушать этих разговоров, Том действительно ушел на всю ночь, но с лошадью не работал. Просто оставался с нею в сырой промозглой низине. Соорудил из зеленых сучьев постель и, расположившись на ней, урывками дремал. Один раз ему показалось, что к нему подкрался волк, но, открыв глаза, увидел перед собой лошадиную морду. Снова проснулся, когда серая улеглась рядом с ним. Он протянул руку и в свете звезд увидел, как кобыла, наклонив изящную голову, по-собачьи ее обнюхала. Очень довольный, Том уснул крепким сном и проспал до рассвета.Проснулся окоченевшим, разбитым, с тяжелой головой, но, умывшись ледяной водой из речки, несколько взбодрился. Подвел напиться и кобылу. Затем пучком сухой травы насухо вытер ее от росы. Все это время Том не пытался оседлать лошадь, самое большее — стоял рядом, держась рукой за спину. Только теперь положил на нее седло, не сильно затянув подпруги, потому что по утрам эти животные очень не любят, если их туго утягивают. Потом сел в седло. Ни плетки, ни шпор у него не было. Свободно отпустил поводья. Кобыла повернула голову, обнюхала колено парня, покосилась на него блестящим глазом. Затем, грызя удила и встряхивая головой, двинулась вперед. Начни ее придерживать или понукать — взвилась бы тигрицей, безудержно, яростно, ибо самые кроткие, самые чуткие натуры борются за свою душу отчаяннее всего.Том, однако, не докучал ей. Пустил свободно разгуливать из конца в конец ложбины. Хотела остановиться — останавливалась; хотела пуститься рысью — бежала рысью; хотела перейти на шаг — переходила на шаг. Но помаленьку брал бразды в свои руки. Сначала, когда он натягивал поводья, серая нетерпеливо сучила ногами, но вскоре начала понимать. Приучить лошадь слушаться узды — дело несложное, и уже через полчаса кобылка все понимала. Потом, лишь тихо всхрапнув, позволила натянуть удила потуже. Когда Том подъехал к дому, солнце едва взошло.Поглазеть на них высыпало все семейство. Парень мало что от них услышал, но смотрели они на него со скрытым уважением. Один из братцев потом объяснял:— Знаете, почему у него получается? Потому что он сам словно животина!— Верно, недалеко от них ушел. Потому и понимает!Все были очень рады сотне долларов, и у каждого появились виды на эти деньги, то есть у каждого, кроме Тома и матери. Правда, его плотно покормили завтраком, а отец, довольный, что сын сумел объездить лошадь, заявил, что тот до конца дня свободен от работы. Затем он вместе с Томом отправился в деревню, где они нашли того чужака, Капру.Хосе Капра смотрел на серую сияющими от радости глазами. Подошел поглядеть, что получилось, и Хэнк Райли. Вообще-то на площади перед отелем собралось с полсотни человек.Том Глостер коротко предупредил:— Ни шпор, ни плетки!Пристально посмотрев на парня, будто услышав что-то давно забытое, Капра кивнул. Затем проехал на кобылке из конца в конец улицы. Дважды, когда слишком сильно натянутые удила рвали чувствительный рот, она вставала как вкопанная, готовая причинить неприятности седоку, но Капра в конце концов понял ее нрав, и она пошла свободным размашистым шагом, какого не получишь никакой дрессировкой.— А ты, видно, здорово продешевил, — сказал кто-то Хэнку Райли.Тот, побледнев от злости, поглядел в сторону Тома Глостера:— Родословная этой кобылы уходит ко временам Мафусаила. Да, я потерял на ней не менее двух тысяч, и только из-за того, что этот малый не захотел предложить свои услуги мне, а предпочел работать на чужака!Том слышал его слова, но промолчал. За свою жизнь он наслушался столько неприятного в свой адрес, что давно научился не обращать на это внимания. Однако его старший братец не мог такого стерпеть. Все Глостеры, кроме Тома, были большими забияками. Джим немедленно высказался:— Хотел надуть несчастного чужака, выудить у него и коня и монету, а надул самого себя. Так тебе и надо, Райли!Не видя кругом себя дружественных лиц, Хэнк Райли повернулся и понуро побрел по улице. Капра, не слезая с седла, передал Тому Глостеру причитающиеся деньги. Мальчишка оказался рядом со своим спутником.— А что достанется тебе, амиго? — заметив, как отец тут же выхватил из рук парня деньги, спросил Капра.— Мне? — переспросил Том. — Конечно же удовольствие от работы с лошадкой.Скептически хмыкнув, Капра вдруг задал вопрос:— Можешь сегодня еще поработать?Том посмотрел на отца.— Чего еще не хватает? — насторожился тот. — Разве кобыла не объезжена?Чужестранец спокойно поглядел на него:— Я предлагаю другую работу. Плачу пять долларов.— Можешь брать! — позволил отец. — Ступай с ним и делай, что попросит… не знаю, что там!Том Глостер двинулся по улице, сопровождаемый едущими по бокам Капрой и не раскрывающим рта мальчишкой. До ушей Капры донеслось:— Дай старому Глостеру еще пяток баксов, он шкуру с парня продаст!Капра посмотрел на спокойное улыбающееся лицо Тома. Переглянулся с мальчишкой. Тот презрительно стрельнул глазами в сторону шагавшего между ними парня. Они свернули прямо в глубь длиннохвойного соснового леса. Когда-то здесь стоял еловый лес, пока по нему не прошелся огонь, оставив на месте пышной красоты черные скелеты. Среди уродливых стволов постепенно выросли длиннохвойные сосны — резерв и авангард леса, заполняющий бреши в его рядах и прокладывающий путь другим породам. Капра двинулся по мрачным зарослям, пока не выбрался на маленькую глухую поляну. Когда-то здесь стояла охотничья избушка — были все еще видны оставшиеся от фундамента и очага камни. Здесь Капра остановился.— Стрелять умеешь? — поинтересовался у Тома.— Стреляю немного.Капра достал из висевшего у колена седельного чехла длинноствольную винтовку, непохожую на винчестер. Том Глостер открыл затвор, спокойно осмотрел оружие:— Из этой смогу.— Вон там, на верхушке, ворона, — показал Капра.Поняв, чего от него хотят, Том посмотрел на птицу. Далековато. Уверенно поднял винтовку и выстрелил. Тяжело захлопав крыльями, птица с карканьем взлетела с дерева, но пара черных с прозеленью перышек, кружась, спустилась на землю.— Когда он стрелял, ветром качнуло ветку, — заметил мальчуган.— Люди крупнее ворон, — зевая, заметил Капра. — Так вот что, молодой человек. Я завернусь в одеяло и улягусь вон под тем деревом. Я по-настоящему не спал… наверно, год. Сегодня буду спать. А ты меня покарауль! — В его глазах стояла мучительная усталость.— Покараулю, — заверил Том Глостер.— Шевельнется лист, мелькнет тень, хрустнет ветка — сразу буди!— Хорошо.Завернувшись в одеяло, Капра улегся под деревом и мгновенно уснул. С каждым выдохом из его груди вырывался стон, будто от тела отлетала душа.Мальчишка улегся под тем же деревом. На мгновение присел, внимательно глядя на Глостера, потом, распластавшись на земле, тоже моментально уснул.Тому было очень странно наблюдать за ними, но теперь он понимал, почему у них такой измученный вид. Это была смертельная усталость, неодолимое желание спать.Час тянулся за часом, тени от деревьев передвигались, спящие не шевелились, а Том сидел как изваяние. Находясь на посту, он словно читал раскрытую книгу. Отметил на молодой сосенке шрам от молнии, наблюдал, как ловко перелетают с дерева на дерево две белочки, одна из них свалилась вниз, но уцелела, распушив хвост, следил за распластавшейся на буром камне коричневой ящеркой, которая медленно, как часовая стрелка, передвигалась вслед за солнцем, слушал щебетание птиц, то слабое, отдаленное, то громкое, над самой головой. Но его ухо не уловило ни звука, который бы свидетельствовал о присутствии человека.Понемногу сгущались сумерки, в лесу стало прохладнее. Зевнув, сел Капра. Тут же поднялся мальчишка. Затуманенными от сна глазами оба посмотрели на Глостера. Затем, не мешкая, поднялись на ноги и вскочили на коней. Глостер поймал в ладонь пятидолларовый золотой. Никогда еще он не держал в руках таких денег.— Это тебе, а не твоим домашним, — уточнил Капра.Сверкнув глазами, мальчишка безжалостно добавил:— Все равно не сохранишь! Отнимут! — и рассмеялся со злой издевкой в голосе.— Ты подарил мне добрую лошадь, подарил хороший сон, — сказал Капра. — Да вознаградит тебя за это судьба!И всадники скрылись в лесу. Глава 4ЗОЛОТОЙ Торжественность, с какой были сказаны последние слова, запала в душу Глостера. Словно бы среди праздного разговора один из собеседников вдруг самым серьезным образом излил свою душу. Будто в глухом молчании леса прозвучали церковные колокола.В голове Тома один за другим возникали важные вопросы. Кто эти двое? Из каких они стран? В какие края направляются? Глостеру казалось, что незнакомцы прибыли с другой планеты, и он никак не мог представить, куда теперь держат путь. Солнце садилось. Он не спеша побрел домой. По пути повстречал скачущего на мустанге в город старшего брата. Увидев Тома, тот осадил коня и крикнул:— Выполнил работу?— Да.— Получил пять долларов?— Да. Вот они.— Давай-ка сюда! В городе сгодятся!Том протянул было руку, но тут вспомнил последние слова мальчишки и положил блестящую золотую монетку обратно в карман.
1 2 3 4