— Носом учуяла. Ты что, думаешь, что веревка горит с таким же запахом, как дрова?
Глава 4
Уэр и его люди неистово метались по всем окрестностям почти час. Никого не обнаружив, обозленные, они возвратились и увидели, что Рори Майкл распевает галльские песни под аккомпанемент, который он старался извлечь из гитары. Голос его не отличался музыкальностью, но в исполнение он вкладывал всю душу и когда, как ему казалось, было нужно, разукрашивал свою песню ликующими возгласами или притворными боевыми кличами. И что более странно, миссис Уэр и ее дочери, казалось, нравилось это представление.
Однако «полковнику» было не до веселья. Он уселся на веранде и разразился получасовой лекцией о необходимости быть бдительным при встрече с краснокожими, которые были, по его словам, скользкими, словно змеи. Он поздравил Рори с пленением индейца, но посетовал на то, что тому удалось скрыться, а это хуже всего, так как теперь апачи будут презирать их и, вероятно, снова нападут на поселение при первой же возможности.
Прошло полчаса. Возможно, Уэр продолжал бы свои рассуждения, но дочь указала ему пальцем на Рори, который крепко спал, привалившись спиной к столбику, подпирающему крышу веранды. Время от времени он тем не менее умудрялся кивать головой, как бы уступая мудрым доводам, приводимым «полковником».
Мистер Уэр негодовал. Он утверждал, что если Рори спит вместо того, чтобы слушать благоразумные советы, то это говорит о его преступном легкомыслии. Он надеется, что хоть дочь послушается его советов. Нэнси тут же не замедлила это подтвердить, и только после этого «полковник» прошествовал в спальню; А Майкл поплелся, зевая, к конюшне.
Послышался голос миссис Уэр:
— Эх, Нэнси, когда-нибудь твой отец поймет, что ты смеялась над ним все эти годы.
— Он никогда этого не поймет, — заявила та. — Он не поверит своим ушам или глазам. Нет, нет, он никогда об этом не догадается.
— Похоже, Рори ничуть не переживает о том, что индеец сбежал, — заметила мать. — Странный он парень.
— Он перерезал веревку, которой был связан пленник, — сказала Нэнси. — Это секрет, я открою его только тебе одной. Я просто хочу, чтобы ты убедилась, что он не преступник, как о нем говорят.
— А я и не думала, что он в чем-то виноват, — ответила миссис Уэр. — Так это он отпустил индейца? Ну что ж, Нэн, я рада. Убийство — это ужасная вещь, законное оно или незаконное!
Наконец и они пошли спать. А Рори уже храпел, растянувшись на сене в конюшне, и только утренние лучи солнца разбудили его.
Проснувшись, он обнаружил, что стал знаменитостью в глазах мексиканцев. Они видели, как он явился сюда из пустыни, словно привидение, как он превратился в здорового молодого человека, а его коняга-скелет стал шикарным красавцем, быстрым, как ветер. Они видели, как удачливые руки Майкла бросали кости и выигрывали у них деньги. Но все равно, мексиканцы тогда еще не определили до конца свое отношение к Рори.
Сейчас же он в одиночку справился с двумя индейцами и даже захватил одного из них. Последующий побег ничего не значил. Самое главное, что Майкл победил его.
На протяжении многих поколений апачи и команчи воевали с мексиканцами, постоянно вытесняя их на бесплодный юг. Пути отступления были обозначены скелетами людей и лошадей, словно милевыми столбами. С этих пор мексиканцы стали относиться к индейцам с суеверным ужасом. В бою десять апачей могли в пух и прах разнести тридцать мексиканцев. Страх был так велик, что Чихуахуа предложил награды: сто долларов за скальп мужчины-апача, пятьдесят — женщины и двадцать пять — ребенка, мальчика или девочки. Однако это дикое предложение было в конце концов отклонено, но не без долгих споров.
И вот теперь мексиканцы, работающие на прииске Уэра, вдруг обнаружили в характере беззаботного парня черты героя, и более того — какую-то тайну.
Вспомнив его появление на прииске, удивились, как быстро выздоровели он и его конь. И, наконец, какой бы бледнолицый осмелился напасть с голыми руками на двух головорезов-апачей?
Рори Майкл почувствовал перемену в отношении к себе со стороны мексиканцев на следующий день. К нему подошел Хосе, пожилой мексиканец, с маленькой фляжкой местной водки в руке. Кожа его казалось дубленой, и безобразен он был, как обезьяна. Усевшись на корточки, он закурил сигарету, свернутую в форме рога изобилия, и протянул фляжку Майклу. Рори, удивившись, взял ее. Он не припоминал, чтобы этот человек был ему что-то должен. Правда, Рори когда-то выиграл у него несколько долларов, но тот сразу рассчитался.
Помолчав, мексиканец показал на своего мула, который стоял рядом и казался таким же старым, как и его хозяин.
— Отец, — обратился Хосе к Майклу, — ну что тебе стоит это сделать? Присмотрись, и ты увидишь, что это очень старый мул. Кости его трещат, и он просто стонет, когда тянет повозку в гору. Очень скоро он упадет и умрет, тогда придется мне самому идти пешком много миль и тащить седло на плечах. Прикоснись к нему и прикажи ему стать молодым! Сделай чудо!
Рори рассмеялся, но вдруг умолк, так как, присмотревшись к Хосе, понял, что старик не шутит. Он наклонился к нему и спросил:
— Скажи мне, Хосе, почему ты думаешь, что я могу это сделать?
Хосе медленно покачал головой, закрыл глаза и перекрестился:
— Я, отец, не дурак. Кое-что я понимаю, но не хочу совать нос в секреты великих людей и мудрецов. Нет, нет, я всего лишь выглядываю иногда за угол и то, что вижу, храню в тайне.
Открыв глаза, он кивнул и подмигнул парню. А затем шепотом добавил:
— Отец, ты же знаешь, что тебе достаточно лишь прикоснуться к нему.
Рори встал и подошел к мулу, повернувшись спиной к мексиканцу, чтобы тот не увидел его улыбку. Он знал, что мексиканцы все еще верили в колдовство. А он, похоже, был чародеем в их глазах. Майкл не мог усомниться в искренности старого человека.
— Ладно, Хосе, — сказал он, — приходи ко мне на днях, и я превращу твоего мула в молодого коня, жеребенка, шустрого, как олень.
Хосе поблагодарил его, как будто эта пустячная услуга уже была оказана, и удалился, напевая и волоча за собой спотыкающееся животное. Рори Майкл посмеялся и забыл об этом. Однако в следующую полночь он был разбужен умоляющим женским голосом и хныканьем ребенка.
Он вскочил со своей постели и увидел скорбную группку в пустом стойле конюшни. Отец, пеон с придурковатым лицом, стоял с лампой, а смуглая мать держала ребенка, лицо которого распухло от слез.
— О, отец, — обратилась женщина к Майклу, — посмотри своими добрыми глазами на эту крошку! Видишь, как он слаб? Какая тоненькая шейка, ножки, словно у старичка, — кожа да кости. Он совсем бесплотный. Он умирает, умирает! Отец, сжалься надо мной!
Рори прыгнул в стойло, гнев его смешался с жалостью, ведь ребенок, похоже, был при смерти. Силы покидали его, а из широко открытого ротика раздавались затихающие хрипы и писк. Он совсем обессилел.
— Как тебя зовут? — спросил Майкл у женщины.
— Мария. А это мой муж, Педро Гонсалес, да хранит его Господь! Вот мой единственный сын, Хуан. Дочки растут, как трава, ничем не болеют, а над мальчиком, видно, нависло проклятие. Хуан, мой бедный маленький сынок!
По щекам ее покатились слезы.
— Кто сказал тебе, — резко спросил Рори, — что я врач?
— Не врач, отец, — испуганно ответила Мария, — а больше, чем врач. Намного, намного больше! Что мы, не говорили с Хосе? Сегодня вечером он сам пришел к нам. Он проходил мимо и услышал, как плачет Хуан. Он сжалился, зашел и рассказал о тебе и о твоей силе.
— Правда? — спросил Рори, в душе желая свернуть шею этому болтливому дураку Хосе.
— Да, это он нам все рассказал, отец. Но у нас у самих есть глаза. Когда старики превращаются в молодых, а умирающие лошади — в жеребят, это что-то да значит. Но раньше мы не смели прийти к тебе с нашим горем и умолять тебя на коленях.
— Я действительно не могу вам ничем помочь, — произнес Майкл.
Женщина отпрянула, будто ее ударили. Затем повернулась к мужу с умоляющим взглядом. Тот кивнул, извлек из-под рубашки кожаный мешочек, развязал его, перевернул, и на подставленную ладонь хлынула струйка золотых монет. Он протянул руку Рори.
— Я бедный и несчастный человек, — заговорил Педро Гонзалес. — Но я копил то, что мне платили. Здесь семьдесят долларов золотом. Мы мечтали, что когда-нибудь вернемся в Чихуахуа. Но теперь эти деньги твои. Зачем нам возвращаться, если мы потеряем жизнь нашего сына. Отец, сжалься над нами!
— Так Хосе вам сказал, что я смогу вылечить мальчика?
— Конечно, ты же превратил мула в молодого жеребца, как и обещал, — ответил Гонзалес.
— Разве мул стал молодым жеребцом? — спросил пораженный Майкл.
— Ну конечно же, — вставила Мария. — Сегодня вечером Хосе выиграл в кости четыре доллара и красавца мула-четырехгодка у Фернанда Гарсиа. Разве это не превращение старого в молодого? Хосе не дурак, отец. Он хорошо понимает, кто молился за него. Теперь он тоже молится за тебя. Завтра он придет и сделает тебе подарок, не сомневайся в этом. И мы понимаем, что эта маленькая пригоршня золота — не такая уж большая цена за жизнь нашего сына. Это только задаток. Мы тебе заплатим еще, только немного позже.
— Убери деньги! — сердито бросил Рори. — Что вы делали мальчику?
Пеон так и остался стоять с протянутой рукой. Затем взглянул на жену, словно спрашивая у нее совета, как у более сообразительной.
— Спрячь! — зашептала та быстро. — Видишь, он рассердился.
Затем, отвечая на вопрос, Мария продолжала:
— Я делала все, что можно было придумать. Спрашивала старух и делала все, что они советовали. Берегла его от холодного воздуха и не выносила на улицу. Сегодня первый раз за месяц я решилась выйти с сыном из дома, и то только для того, чтобы ты посмотрел на него, отец! Каждый день и каждую ночь он надежно защищен и укутан.
Майкл закрыл глаза. Картина живо встала перед ним — переполненная лачуга, раскаленная летним жарким солнцем, огонь в очаге, пар готовящейся еды, табачный дым, пыль, крики и визг других детей, играющих здесь же. Он открыл глаза. Женщина продолжала:
— Три раза в день я давала ему масло и хлеб. Еще три раза я давала чай с размоченными корочками. А больше я боялась ему давать. Бедный животик даже этого не удерживал!
Она замолкла, со всхлипом вздохнула и стала рассказывать дальше:
— Смотри, он хорошо укрыт и ему не холодно. Но душа в нем слабая. Вот поэтому я и пришла к тебе, отец! Ради Бога, посмотри его!
Рори наклонился и стал рассматривать, во что был укутан мальчик — это было пять или шесть слоев тяжелой теплой материи. Затем он подошел к окну и высунулся из него, глубоко дыша свежим воздухом, который обдувал его лицо. Он задыхался, сердце сжимала боль — так повеяло на него спертым духом столетий невежества.
— Он отвернулся от нас, — услышал Майкл за спиной прерывистый шепот Марии. — Пойдем, Педро Гонсалес. Наша надежда уже ушла раньше нас.
Рори заставил себя повернуться:
— Мария, пожалуйста, выслушай меня!
— Я буду слушать тебя, словно Бога! — промолвила женщина, крепко прижимая ребенка к груди.
— Ты знаешь, что иногда в тело входят злые духи?
— Да! — подтвердила та, дрожа всем телом и стараясь прикрыть мальчика еще больше своими руками.
— Так вот, иногда им нужно давать возможность уйти прочь из тела, — продолжал Майкл. — А ты так укрывала своего сына, что злым духам было там тепло и хорошо, и они не бросали мальчика.
— Ха! — крикнул Педро Гонсалес и его глупое лицо озарилось мыслью. — А что я тебе говорил?
— Дурак ты и сын дурака, — с яростью прошипела жена. — Придержи язык! Мы должны слушать и молчать. Отец, твои слова входят в мое сердце, словно святое причастие.
— А теперь, — промолвил Рори, немного нервничая и потирая подбородок, — я тебе скажу, что я сделаю.
— Я слушаю, отец, — покорно произнесла Мария.
— Я изгоню злой дух, который убивает маленького Хуана.
— О, хвала Господу и хвала тебе, падре Рори!
— Тише! — приказал Рори Майкл. — Если ты будешь делать то, что я сказал, то все получится.
— Мы видели уже, как старый мул стал молодым, — закивал головой Педро Гонсалес.
— Итак, — продолжал Рори, — первое: ты будешь держать ребенка весь день на свежем воздухе, в тени деревьев, там, где прохладно и дует ветерок. За твоими девочками может присмотреть и соседка.
— Они сами могут присмотреть за собой, — выпалила Мария. — Я выполню все. Наш отец уверен, что сильный, холодный ветер не повредит Хуану?
— Да, уверен, — солгал Майкл. — И еще — сними с него все это тряпье, заверни его в одно одеяльце. Этого будет достаточно. Ночью оставляй открытыми дверь и окна в доме.
Женщина открыла рот от изумления.
— А как же ужасный сырой ночной воздух, отец? — запротестовала она.
Педро безмолвствовал, но задрожал.
— Это для спасения жизни вашего сына, — напомнил им Майкл.
— Хорошо, все будет сделано, как ты скажешь, — согласилась Мария.
— Вместо масла давайте ему немного каши с молоком, но три раза в день. А когда занесете его вечером в дом, то ни один звук не должен потревожить его — ни кашель, ни чихание. Попросите соседей вести себя тихо. Исцеление возможно только в тишине.
— Ха! — воскликнула Мария. — Мне начинает казаться, что дух будет изгнан.
— Будьте в этом уверены и никогда не сомневайтесь, — заявил Рори. — Я буду вам помогать и днем, и ночью.
— Сохрани тебя Господь! — в один голос повторили родители.
— Да, — вспомнил Майкл, — при ребенке никогда не зажигайте огонь в очаге, это будет страшным ослушанием. Вы слышите?
— Мы все слышим. Будет сделано так, как ты говоришь.
— Послушай, Мария, — прошептал муж удивленно, — он перестал плакать. Прислушайся, он больше не плачет. Похоже, тут помогают все святые! Он улыбается, падре Рори!
— Правда, — промолвила Мария, — зло начинает уходить.
— Возвращайтесь быстро домой, — завершил Рори Майкл. — Погасите огонь в очаге, откройте дверь, окна и распеленайте ребенка. А затем дайте ему каши с молоком, а если ее у вас нет дома, то попросите у соседей. И увидите, что до утра он будет спокойно спать.
Они стали уходить, шепча слова благодарности дрожащими губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24