Хребет Аджук, как рука, положенная на тело земли пальцами на север, с двух сторон омывался реками Фортанга и Фаэтонка. Рождаясь в светлых ключах водораздела, по складкам между отрогами, в Фаэтонку сбегали звонкие речушки со странными для этих мест русскими названиями — Чугунка, Соленая, Дубовая, Камышовая. С противоположной стороны Фаэтонку поджимали крутые бока Амитинского хребта. По ним на запад тянулась узкая, в полном смысле горная дорога, начинавшаяся от аула Аршты. Несмотря на кажущиеся преимущества — все же дорога везде дорога: двигаться по ней крайне опасно.
Чигирик, тщательно взвесив все «за» и «против», решил идти на запад, минуя выбитые людьми тропы, тем самым застраховав себя от многих опасностей. Как он считал, самым сложным местом могла оказаться переправа через реку Асса, которую удобнее всего форсировать между селами Галашки и Мужичи. Затем должен последовать рывок в несколько горных километров — не более пятнадцати — и Северная Осетия.
Приняв решение, Чигирик сориентировался по солнцу и двинулся в долгий и опасный путь.
Опираясь на палку, он шел вдоль опушки букового леса, зорко поглядывая по сторонам. Оружия, кроме штатного «Макарова», у капитана не было.
Во время одной из таких остановок Чигирик заметил человека, лежавшего в чаще, довольно далеко от лесной дороги. Скорее всего, это был мертвый. Судя по форме — российский солдат. Он неудобно лежал на правом боку, навалившись на камень. Однако Несколько минут наблюдения позволили выяснить, что солдат жив. Просто он спал тем сном, который называют мертвецким. И даже муравей, растерянно мыкавшийся по щеке человека, не доставлял ему беспокойства.
Чигирик прислушался. Кругом было тихо. Только далеко в стороне обстукивал дерево дятел.
Стараясь не шуршать кустами, Чигирик подошел к лежащему. Переступил через ноги солдата, подогнутые к животу. Увидел в руках спящего гранату Ф-1. Нагнулся, разжал ладонь и потянул смертоносный снаряд к себе. Солдат даже не шелохнулся.
Автомата у вояки не было.
Чигирик присел на поросшую лишаями валежину, поискал глазами и сорвал травинку с пушистым колоском на конце. Протянул руку и пощекотал спящего под носом. Поначалу тот не среагировал, но после настойчивых стараний Чигирика дернул головой, открыл глаза и сел, хлопая руками по земле, должно быть, искал свою гранату.
Чигирик ткнул ему жестким пальцем в спину. Сказал негромко, но со всей строгостью:
— Сидеть! И тихо!
Солдат замер, полусогнувшись.
— Ляг на спину.
Солдат послушно лег. Увидел перед собой летную куртку и кулак, сжимавший гранату как булыжник, приготовленный для удара. Широко раскрыл глаза.
— Не убивайте. — голос выдавал тот настоящий страх, сыграть который не под силу ни одному самому талантливому актеру.
— Кто такой?
Солдат молчал. Все, что он пережил, когда погибли его товарищи, встало в памяти одним кровавым образом лейтенанта Головина, лицо которого боевики поочередно месили ботинками. Спазм ужаса снова перехватил дыхание.
— Успокойся. — Чигирик сам недавно пережил шок и понимал, в каком состоянии мог находиться его пленник.
— Как ты здесь очутился?
— Как? — солдат с безразличием повторил вопрос.
— Рассказывай. — Чигирик толкнул его в плечо. — Ну?
Сбивчиво, но достаточно понятно Крепаков объяснил все, что произошло в урочище и чему он стал свидетелем.
Чигирик осторожно выбрался на откос и огляделся. Трупы солдат, окровавленные и растерзанные, лежали внизу — на дороге и по обочинам. Оружия нигде видно не было, его забрали боевики.
Чигирик вернулся к солдату, еще так и не пришедшему в себя.
— Ты теперь видел, что такое смерть? Так?
— Так, — солдат отвечал, почти автоматически повторяя слова, которые произносил капитан.
— Фамилия?
— Моя? Крепаков. Рядовой Крепаков.
— Очнись! — Чигирик взял его за плечо и резко тряхнул. — Ну!
Солдат подобрался, на лицо стало постепенно возвращаться осмысленное выражение.
— Тебе здорово повезло, Крепаков. Такое бывает нечасто, но, как видишь, бывает. Сейчас мы пойдем отсюда, но уже не будем надеяться на везение. Не имеем права. Ты понял? Наше дело работать так, чтобы тянуть на себя удачу за уши, не ожидая, когда она повернется к нам. Сечешь?
— Секу.
Крепаков ответил правильно, но уверенности в его голосе не прозвучало.
— Давай договоримся, — Чигирик снова вложил в голос острую командирскую жестокость. — Тебе страшно, верно? И было страшно, когда ты видел все, что происходило с друзьями. Но от страха ты не помер. Сердце не разорвалось. Дыхание не остановилось. Так и бывает. Ты мужик, Крепаков. И не стыдись страха. Он нормален для здорового человека. Я тоже его чувствую. Но когда страх берет верх над человеком, его надо преодолевать. И ты это сумеешь. Понял?
В глазах Крепакова засветилось нечто, похожее на надежду.
— Вы думаете, мы выберемся отсюда?
— Теперь произнеси эти слова так, чтобы они не звучали вопросом.
Крепаков жалко улыбнулся. Он оживал.
— Мы выберемся отсюда.
— Вот так. Теперь двинулись. Иди первым. У тебя ноги покрепче, а я хромаю, поэтому пойду чуть позади. Главное — не думай, что я тебя подставляю. Если кого-то встретим, будь уверен — в беде не оставлю.
— Я так не думаю.
— Молодец, малый. Пошли! Вон на ту горушку.
Не выходя из леса, они двинулись на запад. Прошли метров двести и Чигирик вполголоса скомандовал:
— Стой!
Крепаков остановился, повернулся к хмурому капитану.
— Я тобой недоволен, солдат.
Крепаков выглядел оторопело.
— Что-то не так делаю? — И тут же, осененный догадкой, добавил: — Медленно иду?
— Идешь ты не медленно, но плохо.
— Не понял.
Чигирик вытер лицо рукавом. Широко вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха.
— Плохо ты идешь, друг! Совсем плохо, и мне это не нравится.
Крепаков собирался что-то ответить, но Чигирик остановил его движением руки.
— Помолчи! Я скажу, а ты запомни навсегда. Многое в наших делах зависит от настроения. От того, с каким чувством мы дело делаем. Можно опилки лопать так, будто это мед. А можно шашлык жевать, как резину.
— Какое имеет отношение?…
— Прямое. Ты на каждом шагу чувствуешь себя зайцем, за которым бегут охотники. Это хреновая позиция. Никогда не позволяй себе быть для кого-то дичью.
Крепаков пытался оправдаться.
— Я, товарищ капитан, себя дичью не чувствую.
— Тогда какого ж… Извини, какого дьявола ты все время оглядываешься? Меня это раздражает. Боевиков здесь нет, но мы с тобой их должны постоянно искать. Не они нас, а мы их. Чтобы обойти стороной. Понял? И улыбайся. Иначе распорю тебе рот от уха до уха.
— Зачем? — Крепаков понял, что это капитан так наверное шутит.
— Ты слыхал, что сказал наш великий министр обороны Грачев? Впрочем, где тебе. А он сказал: наш солдат умирает с улыбкой. Бред собачий, но именно так мы и должны с тобой умереть.
— Понял, товарищ капитан.
И они пошли дальше.
Позже выбрались на широкую тропу, которая, извиваясь между камней, уходила на юг. Крепаков растерянно остановился на открытом пространстве. Когда идешь по лесу, любая дорога, возникающая на твоем пути, кажется именно тем путем, который ищешь.
— Не маячь! — сердито рявкнул Чигирик. — Вернись в кусты!
Впрочем, его команда уже ничего изменить не могла. Сразу с трех сторон прозвучали крики:
— Руки вверх! Стоять! Не шевелись!
Послышался угрожающий лязг металла.
11
Чеченцев было трое. Они не являлись членами какой-либо боевой группы — ни ритуальных повязок на головах, ни пышных бород. Скорее всего это были пастухи, но с «калашами» в руках.
Неопытность чеченцев сказалась и в том, как небрежно они провели обыск: кроме гранаты и пистолета у Чигирика, ничего не забрали.
— Пошли!
Пленных повели по дороге, угрожающе подталкивая автоматами в спины.
Минут через десять вышли на большую луговину. Здесь стоял покосившийся домик, сложенный из серых камней. В отдалении виднелся загон для скота, огороженный плетнем, там же были бревенчатый сарай, и дубовая колода с водой для скота. От кошары тянуло запахами овечьей шерсти и навоза. Самих животных Чигирик не заметил, но было слышно их блеяние за плетнем.
Пленных привели к сараю. Из бревна торчало железное кольцо с продетой в него цепью. Цепь свисала почти до самой земли и оканчивалась с обоих концов грубыми хомутами.
С первого взгляда Чигирик понял — это кандалы. И он не ошибся. Их наверняка выковал сельский кузнец. Соединил два самодельных браслета цепью, на которой когда-то держали колхозного быка. Цепь продел в кольцо с длинным железным штырем, а сам штырь до упора вогнал в стену сарая. Обе пары полуколец, образовавших браслеты, стягивали болт, гайки на которых чеченец туго затянул двумя гаечными ключами. Затянул на совесть, со старанием, с каким начинающий водитель тянет гайки, крепящие колеса автомобиля. Отвернуть их руками без инструмента не было ни малейших шансов.
Поначалу оказавшись в оковах, Крепаков сделал несколько попыток вытянуть руку из захвата, сузив ладонь. Но быстро убедился в невозможности такого трюка. Чигирик, скептически за ним наблюдавший, не выдержал:
— Кончай дергаться. Единственное, что можем попробовать это выдернуть штырь из бревна. Если он, конечно, там не загнут или не закреплен изнутри гайкой.
Согнутым пальцем Чигирик постучал по бревну. Оно отозвалось глухим расплывчатым звуком.
— Старое и, похоже, трухлявое. Стемнеет, попробуем рвануть.
Теперь пленные стояли у стены, прислонившись спинами к бревнам. Присесть на землю им не позволяла длина цепи.
Крепаков, постояв минут двадцать, начал скулить. Чигирик на него прикрикнул:
— Заткнись, солдат! — Потом уже спокойнее объяснил: — Еще не вечер. Чего стонать?
— Убьют они нас. — Крепаков едва сдерживался.
— Убьют, это точно, — согласился Чигирик. Но голос его был полон спокойствия. — Ты же был готов их убивать, верно? Почему они не могут сделать то же самое? Баш на баш!
— Вам надо было стрелять или бросать гранату, — Крепаков судил капитана по большому счету. — А вы испугались.
— Заткнись! Не сумели их укусить, значит, и гавкать нечего.
— Могли бы кокнуть…
— Ну да… А чего ж это ты сам гранату не швырнул, когда твоих друзей добивали?
Крепаков замолчал…
Ночь упала на землю, едва солнце ушло за горы. На чистом небе заблистали звезды.
Стоять у стены было мучительно. Едва кто-то делал неосторожное движение, цепь натягивалась, оковы врезались в запястья острыми краями, которых никогда не касался напильник.
От долгого стояния у Чигирика ныли и без того натруженные за день ноги, болела спина. Падение вертолета наверняка не прошло для него бесследно. Но это врачи скажут… Если он когда-нибудь будут…
Крепаков совсем ослабел. Парня, которому в школе при выпуске влепили в аттестат тройку по физкультуре, военкоматовские старатели, выдернув из лона семьи, сразу же поставили в строй. Боевые командиры, не загоняв паренька на учениях до кондиции, не добившись, чтобы икры ног стали железными, а эмоции отупели, погнали его в бой, в горы. Понятно, что это дитя асфальтовой цивилизации, оказавшись в условиях, в которых выживают только смелые, стойкие и умеющие терпеть невзгоды, не выдержало…
Еще засветло Чигирик заметил, что двое из чеченцев, забросив автоматы за спины, ушли с летовки. Должно быть, направились в ближайший отряд боевиков доложить о своей удаче. Вести за собой пленных на ночь глядя они не рискнули.
В овечьем стане остался только один сторож. Он сидел за домом, и его не было видно. Только отблески костра плясали на земле желтыми языками.
Когда все вокруг стихло, Чигирик толкнул Крепакова локтем. Шепнул:
— Давай, налегли!
Они дружно дернули цепь. Штырь заскрипел, но не поддался.
— Больно руку. — Крепаков дул на запястье, которое обжимал металл.
— А ты тяни свободной рукой за цепь, чтобы не давило. Только не кряхти. Раз-два!
Снова дернули цепь. И опять… и опять…
Оба взмокли. Руки, державшие цепь, саднило. Чигирик, отдышавшись, уже хотел после очередной попытки сказать: «Отбой!», когда бревно хрустнуло изнутри, и стержень со звоном вылетел из гнезда.
Оба пленника рухнули на землю. Перепуганный Крепаков вскочить, но Чигирик удержал его.
— Лежи! И тихо. Замри!
Они застыли в неудобных позах, чутко прислушиваясь. Вокруг все было по-прежнему тихо.
— Встаем. Без шума.
Они поднялись с земли. Штырь болтался на цепи, негромко позвякивая.
— Зараза! — Чигирик выругался сквозь зубы и взял штырь в руку. — Пошли. Только тихо.
Караульный сидел у костра, протянув руки к огню. Автомат он положил рядом с собой на землю. Здесь, в горах, он ничего не боялся — чувствовал себя в безопасности. Пленные на железной цепи — зубами не пережуешь. Федералы по ночам воевать не умеют, в горы не суются.
— Бить будешь ты. — Чигирик передвинул кольцо стержня по цепи и вложил железо в руку Крепакова. — С левой руки у меня не получится. И бей ему по кумполу. По макушке. Резко и сильно.
— Может, все же вы? — Шепот солдата прозвучал плаксиво.
— Был бы левша, не просил.
Стараясь двигаться бесшумно, они выбрались из-за сарая в тень вдоль стены. Чеченец грустно и монотонно тянул песню.
Двое шли рядом, в танце. Чигирик то и дело подталкивал солдата локтем в бок. Последний шаг у них был самым широким.
Крепаков размахнулся, насколько ему позволяла длина цепи. Вместе с ним приподнял руку и Чигирик, чтобы не мешать удару. Железный стержень, опускаясь, звякнул цепью. Караульный, пытался обернуться, но металл уже ударил его по голове с тупым, чмокающим звуком. Чигирик наподдал чеченцу по спине ногой, и тот ткнулся лицом в костер.
Чигирик быстро нагнулся, схватил автомат. Отщелкнул рычаг предохранителя.
— Возьми подсумки, — приказал он Крепакову. Бронежилет, снятый с явно российского солдата, с двумя дополнительными рожками в кармашках, лежал рядом.
Из-за леса поднималась луна. Голубоватый свет заметно разжижал ночную темень. Задрав голову, Чигирик отыскал Большую Медведицу, затем нашел Полярную звезду. Определил направление на запад.
— Будем идти туда. А пока давай пошуруем в домике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45