Но Алексей отвел взгляд в сторону и потянулся за сигаретой. Юсупов щелкнул пьезоэлектрической зажигалкой.
– Интересно, Леша, – Александр иронично посмотрел на Каширина. – А почему ты именно сегодня заговорил о роде моей деятельности?
Алексей и сам пытался понять, зачем вообще начал этот разговор. Конечно, Александр ему импонировал и с ним Каширин чувствовал себя раскованно и легко, не то, что при общении с другими родственниками Елены, видевшими в нем безродного приживалу. Однако Каширин всегда старался в разговорах с Александром не касаться образа его жизни.
– Знаешь, Саша, – проговорил наконец Каширин. – Сегодня мне вспомнились времена моей молодости. Не знаю почему, но здесь, в Афинах, я думаю о тех днях все чаще и чаще. И я понял, что за всю мою беспутную жизнь у меня был лишь один настоящий друг – Володя Полунин. Мне только с ним всегда было легко и просто. Так же, как сейчас с тобой...
– И что же с ним случилось? – поинтересовался Юсупов.
– Его посадили, – вздохнул Каширин. – А я даже письма Вовке в зону не написал.
– Он тоже вор?
– Не знаю, – пожал плечами Алексей. – Тогда он был просто сопливым юнцом, верившим в благородство людей и справедливость закона. А сейчас... Кто Вовка сейчас, я не знаю. И, наверное, не узнаю никогда!..

Глава первая

Утро выдалось ясное. Бездонное голубое небо казалось перевернутой над городом фаянсовой чашей. И лучи солнца, только что начавшего свой ежедневный маршрут над крышами высотных домов, казалось, отражались от ее искристого дна. От этой запредельной сверкающей высоты могла закружиться голова, но Полунин в небо не смотрел. Его взгляд был обращен к земле. Туда, где теперь навеки нашла свой приют Анна.
Ровно год прошел с того момента, как банда Музыканта, нанятая беспредельщиком Сатаровым, расстреляла машину Тошки-Самбиста. Как раз в тот момент, когда друг Полунина и глава одной из крупнейших в городе бригад рэкетиров отвозил жену Владимира в безопасное место. На дачу, где Полунин собирался спрятать Анну и сына Антошку от возможных покушений. Но он опоздал.
«А почему бы тебе, Владимир, не отвезти нас самому на дачу?» – спросила Анна Полунина вечером, накануне своей смерти. Владимир отказал ей. Он сейчас уже плохо помнил, что послужило причиной для этого отказа. Трагическая смерть жены тогда изменила все в его жизни, сделав все планируемые ранее дела неважными и бессмысленными. Полунин не мог вспомнить о них. Но эта просьба Анны теперь безмолвным укором всегда звучала в его голове.
«Почему не ты? Почему доверяешь судьбу семьи чужому человеку?»
– Прости, – тихо ответил Полунин голосу из прошлого и еще ниже склонил голову. И повторил: – Прости.
Он стоял почти в самом центре городского кладбища и не мог поднять взгляд к мраморному обелиску с фотографией жены. Полунину казалось, что Анна смотрит с немым укором на него оттуда, из запредельного мира, через эту фотографию. И отделаться от этого ощущения Владимир не мог. Как не мог после смерти Анны смотреть ни на одну из ее фотографий.
Сынишку Антона Полунин с собой на кладбище не взял. Он специально поехал к могиле жены ранним утром, пока сын еще сладко спал. Мальчик оказался свидетелем убийства и очень долго переживал увиденное. Полунину просто не хотелось, чтобы, едва успокоившись, сын снова пережил те страшные события, вспомнив о них у могилы матери.
Не взял с собой Владимир и единственных близких ему людей, оставшихся в этом городе, – Шакирыча и Славку Болдина. Полунин хотел побыть наедине со своими чувствами у могилы жены, рассказать ей о прожитом годе так, будто Анна могла услышать и ответить ему. На этой исповеди посторонние были не нужны.
Он недвижимо стоял у изголовья могилы, все ниже и ниже опуская голову. По щекам Полунина катились слезы, срываясь с подбородка в траву, но Владимир не замечал их. Он вообще не видел ничего вокруг, вслушиваясь в звучавший в ушах голос погибшей Анны:
«Почему ты сам не отвез нас, Володя?.. Почему?»
Неожиданно за спиной Полунина, на центральной аллее кладбища, протяжно заревел автомобильный клаксон. К нему присоединился еще один. Следом еще и еще... Машины ревели непрерывно, отдавая дань памяти усопшим. Полунин обернулся.
Центральная аллея была забита машинами, и Владимир удивился тому, что не услышал их приближения. Перекрывая все движение, дорогу заблокировали несколько джипов, «Мерседес», серебристая «Ауди» и бордовая «десятка». Около машин, опустив головы, стояли десятка полтора крепких парней. А водители не отпускали клаксоны, не сводя глаз с Полунина. Владимир грустно улыбнулся и быстрым шагом пошел к запрудившим аллею автомобилям.
Из бордовой «десятки» к нему навстречу выбрались двое мужчин: высокий, широкоплечий и краснолицый Шакирыч и гибкий, словно былинка, Славка Болдин. Рамазанов первым подошел к Полунину и опустил тяжелую руку ему на плечо.
– Извини, Иваныч, что мы приехали без приглашения, – густым басом проговорил он. – Знали, что ты один хочешь побыть, но не приехать не могли. Мы тоже ее любили, и нам хотелось бы, чтобы Аня увидела нас рядом с тобой. Знала бы, что мы не оставили тебя и не оставим...
Болдин хотел что-то съязвить в ответ на излишне пафосное обращение Шакирыча к Полунину, но сдержался. Острый на язык Славка прекрасно понимал, что Владимир сейчас находится не в том состоянии, чтобы воспринимать ироничные пикировки.
Полунину нужно было услышать что-то подобное тому, что сказал Шакирыч. Поэтому Болдин и промолчал, решив напомнить Рамазанову об этой напыщенной речи как-нибудь в другое, более подходящее для этого время. Славке в этой ситуации оставалось только подойти поближе к Полунину и дружески похлопать его по другому плечу.
Следом за Болдиным к Владимиру приблизился Колька Батурин. Еще год назад он был одним из помощников убитого Самбиста. А теперь, после всеобщего одобрения братвы, возглавил бригаду Самбиста. Большинство ее бригадиров погибло во время бойни, устроенной тем же Музыкантом в помещении спортивного зала. Однако, пережив тяжелые времена, бригада возродилась и теперь заново отвоевывала собственную территорию.
– Иваныч, ты меня, в натуре, извини! Я говорить не мастак, – переминаясь с ноги на ногу, пробормотал Батурин. – Но знай, что мы сочувствуем тебе. И ты всегда можешь чисто на нас положиться. Только скажи, че надо, и мы все конкретно сделаем!
Полунин грустно улыбнулся.
– Я знаю это, Коля, – кивнул головой Полунин в ответ на слова Батурина. – И благодарю всех вас.
Следом за своим боссом к Владимиру вереницей потянулись бригадиры. В отличие от Батурина, они почти не сказали ничего. Лишь пожимали Полунину руку или шлепали его по плечу, выражая этим свое сочувствие. Владимир понимал, что бригадирам, по большому счету, безразлично его горе. Они не знали Анну, мало общались с самим Полуниным, да и к чужой смерти относились довольно легко.
Владимир машинально отвечал на их рукопожатия и похлопывания, почувствовав вдруг, как мутная волна одиночества накрывает его. Вокруг Полунина мелькали участливые лица, но за ними он видел пустоту. Даже Шакирыч и Славка в этот момент показались ему совершенно чужими людьми. И вместо благодарности за то, что они поддержали его в минуты горя, Владимир почувствовал разочарование.
Перед глазами Полунина в одно мгновение пролетела вся его прошлая жизнь: школа, армия, институт, зона, семья. Одно за другим в памяти всплывали подзабытые лица, и Владимир вдруг понял, что всю жизнь был одинок.
Нет, друзья и подруги у него были всегда. Полунина любили, уважали и считались с его мнением. Но в этот момент, глядя на лица парней из бригады Батурина, Владимир неожиданно осознал, что все его знакомые сторонились его. Пытались все время держать дистанцию между ним и собой. И единственным человеком, который принимал его таким, какой он есть, понимал и отдавал ему себя целиком без остатка, была Анна.
Полунин прекрасно знал, что и Шакирыч, и Болдин, и Батурин, да и еще немало людей готовы пойти за ним в огонь и в воду. Но их чувства были скорее похожи на почитание вожака, чем на единение душ настоящих друзей. Все эти люди, уйдя от него, спешили погрузиться в свой мир. И Полунину сейчас показалось, что они всегда испытывали некоторое облегчение, в котором не могли или не хотели признаться даже самим себе, оказываясь вдали от него.
– Ну что, Иваныч, на могилу Самбиста пойдем? – словно из другого мира вдруг долетел до Полунина голос Рамазанова.
Владимир вздрогнул и посмотрел по сторонам. Только сейчас он понял, что уже довольно давно стоит, окруженный людьми, приехавшими выразить сочувствие его горю. Они немного удивленно смотрели на него, застывшего в центре аллеи с взглядом, погруженным куда-то внутрь себя. Полунин потер пальцами виски, пытаясь прогнать непрошеные и болезненные размышления.
– У тебя малец-то с кем? – задал новый вопрос Шакирыч, внимательно вглядываясь в лицо Владимира.
– Я няню сегодня попросил пораньше приехать, – ответил Полунин. – Светлана сейчас у меня. Так что за Антона нечего волноваться. Пойдемте, навестим Тошку-Самбиста...
До могилы Самбиста все шли пешком, хотя и находилась она почти в самом дальнем конце кладбища, на новом участке. Первыми к гранитному надгробью подошли Полунин, Батурин, Славка и Шакирыч.
Бригадиры стояли несколько в отдалении. А когда все, кроме Батурина, отошли от могилы, бритоголовые парни потянулись к ней один за другим. При этом каждый вставал у надгробья на одно колено, затем касался холодного гранита лбом и, замерев на несколько секунд, уступал место другому. Когда последний из бригадиров отошел от могилы, Батурин повернулся к Полунину.
– Иваныч, мы тут в ресторане место заказали. Хотим Самбиста и Анну помянуть, – шмыгнув носом, проговорил он. – Короче, ты поедешь с нами?
Первым желанием Полунина было отказаться. Он никак не мог избавится от неожиданно возникшего у могилы жены ощущения, что все происходящее вокруг не больше, чем лицедейство. Владимиру вдруг захотелось сбежать подальше от всех этих людей. Уехать и никогда их больше не видеть.
Но он сдержал свои чувства. Он не мог отказать им. Ведь еще год назад часть этих ребят безоговорочно шла за ним под пули. И хотя стрелять начал не он, пытаясь решить все проблемы миром, но дела это не меняло. Парни слушали его и делали все, что он просил. Отказаться сейчас быть рядом с ними означало лишь одно – нанести смертельную обиду. А Полунин чувствовал, что не имеет на это права.
– Да, конечно, – коротко кивнул Владимир. – Только я недолго с вами пробуду, ребята. Меня сын ждет.
– Какие базары, Иваныч. Мы же все понимаем, – хмыкнул Батурин и вдруг дрогнувшим голосом добавил: – Спасибо, что ты с нами!
* * *
До ресторана «Оливер», который располагался почти в центре города, вереница машин добиралась около получаса. Это заведение считалось одним из самых престижных. Именно из-за него около двух лет назад едва не разразилась война между несколькими крупными бригадами «братков».
Каждая из группировок пыталась включить «Оливер» в сферу своего влияния, поскольку находился ресторан на границе сразу нескольких зон. Полунин, уже имевший к тому времени некоторый вес в преступном мире города, вмешался и смог добиться компромисса между бригадами. Он предложил считать ресторан нейтральной территорией, и к нему прислушались. Вот с тех пор в «Оливер» и стекались «братки», чтобы решить какие-то проблемы или отметить то или иное событие. Не нарушили традицию и в этот раз.
На двери ресторана к их приезду красовалась табличка с надписью «закрыто» на английском и русском языках. Но, несмотря на нее, в «Оливер» непрерывным потоком заходили люди. В основном коротко стриженные «братки», увешанные золотыми цепями и с сотовыми телефонами в карманах дорогих пиджаков. К тому моменту, когда Полунин вошел в зал ресторана, он уже был полон.
«Братки» из разных группировок держались порознь. Они стояли, каждый в своем углу, и негромко переговаривались, обсуждая какие-то собственные проблемы.
Полунин поморщился. Вновь, как и недавно на кладбище, все, происходившее вокруг, показалось ему дешевым фарсом. Большую часть собравшихся в «Оливере» людей Владимир не знал вообще или знал только в лицо. Мало с кем из них Полунин хотя бы здоровался за руку. А уж друзьями никого из гостей назвать точно не мог.
Именно гибель Анны и Самбиста положила начало беспределу, наступившему в городе с легкой руки Сатарова. Вновь нормализовать обстановку удалось совсем недавно – после вмешательства в дела нефтяной компании «Аркада» сотрудников ФСБ. Сегодняшняя годовщина была некой переломной чертой, обозначившей конец владычества Сатарова и возвращение к более-менее нормальной жизни. Все люди, собравшиеся здесь, пришли отметить именно это, решив почтить память первых жертв долгой и кровавой войны. И, наверное, имели на это право. Однако удержаться от вопроса Полунин не мог:
– Зачем все это? – недовольно обернулся он к Батурину, обведя рукой заполненный зал «Оливера».
– Ты че, Иваныч, в натуре? – удивился Николай. – Анна и Антон должны знать, что мы их помним. Да к тому же и этим чувакам нужно видеть, что мы своих людей не забываем и почести им воздаем чин по чину. Короче, положено так. Сам, что ли, не знаешь?
– Ладно. Замнем для ясности, – махнул рукой Полунин. – Давайте закончим все это побыстрее.
Батурин кивнул головой и подошел к распорядителю «Оливера». Некоторое время они что-то обсуждали вполголоса, но Владимир этого не слышал. Его появление в банкетном зале ресторана не осталось незамеченным. И к Полунину стали подходить люди, выражая свое соболезнование.
Владимир вглядывался в лица подходивших к нему «братков» и видел в них то же холодное равнодушие, прикрытое маской сочувствия. Полунин старался не обращать на это внимания, но получалось у него плохо.
1 2 3 4 5 6 7