И с не меньшего количества людей, незаслуженно обвиняемых, были сняты обвинения. Кто бы мог подумать, что такой домосед, как я, добровольно выберет экстремальный вид деятельности.
На этой мажорной ноте своих воспоминаний о славном прошлом я и погрузился в сон.
Утро следующего дня было обычным. Май вовсю царствовал в нашем городе, и волжские берега снова окрашивались зеленью, маня в свои объятия дачников. То, что свидание вольных землепашцев со своими любимыми забавами состоялось, было видно по их красным физиономиям и скованным движениям. Похоже, эта новая популяция российских граждан в прошедшее воскресенье неслабо потрудилась на высаживании картошки. Поэтому отвыкшие за зиму от физической нагрузки мышцы болели, а кожа была обожжена активным майским солнцем.
Никогда не понимал этого идиотского увлечения дачами! Если когда-нибудь я и ездил туда, то только для того, чтобы выпить с товарищами ящик пива или чего покрепче.
Неспешно сделав все привычные для себя утренние процедуры, как-то: умывание, завтрак, читка газет и просмотр утренних новостей по спортивному телеканалу, – я вышел в половине третьего из дома и пешком направился к Дому печати. Через двадцать минут я очутился возле восьмиэтажного современного стеклянно-бетонного здания, которое в советские времена называлось «Советский пропагандист». Сейчас же оно гордо именовалось издательством «Дело».
Войдя в вестибюль, я, по обыкновению не замечая вахтеров, направился внутрь помещения. Вахтерша, которая в этот момент приканчивала свой обед, решила не портить себе аппетит дурацкими вопросами о том, куда и зачем я направляюсь, и проигнорировала мое появление в стенах здания.
Поднявшись на лифте на шестой этаж, я быстренько отыскал комнату шестьсот пять и, постучав, зашел внутрь. В принципе, я мог и не стучать, так как в комнате был лишь один Седой. Он занимал один из двух столов, стоящих у окна. Всего же в кабинете насчитывалось три рабочих места. В момент моего появления в кабинете Борисов активно стучал пальцами по клавиатуре компьютера, набивая, видимо, свою очередную журналистскую нетленку.
Заметив меня, Седой кивнул головой на стоящее рядом с ним кресло и сказал:
– Посиди пока... Мне надо срочно материал добить в верстку, а то меня уже целый час Савраскин за яйца дергает.
Я уселся в кресло и, оглядевшись, заметил на столе рядом с собой список сотрудников газеты «Горячая Волга». Фамилию Савраскина я нашел напротив должности, которая называлась ответственный секретарь.
– А что, в функции ответственного секретаря входит стимуляция сотрудников к работе таким варварским способом? – спросил я.
– Угу, – ответил Седой, не отрываясь от работы. – И еще он целыми днями должен изображать из себя человека, на котором в газете держится все.
– Это на самом деле так?
Седой бросил на меня мельком насмешливый взгляд и сказал:
– К счастью, далеко не так. Иначе здесь бы все давно рухнуло. А впрочем, – Седой, видимо, вспомнил, что перед ним сидит начинающий журналист, и заговорил более серьезно. – Ответственный секретарь вообще должен делать газету. Он отвечает за размещение всех газетных текстов по полосам, на так называемых оригинал-макетах.
– Как это?
– Ну, скажем, вот эту статью о развитии паркового хозяйства в нашем городе я отнесу ему, – Седой ткнул пальцем в компьютер, – а он уже даст распоряжение верстальщикам, каким кеглем ее поставить.
– Куда поставить? И как понимать «поставить кеглем»?
– Статью поставить в полосу. А кегль, попросту говоря, шрифт определенного размера. В общем, потом все объясню. – Седой повернулся снова к компьютеру и затарахтел пальцами по клавиатуре.
– А верстальщики ставят, значит, эту статью, как он скажет?
– Угу. Но на самом деле верстальщики ставят так, как она поставится, – пробубнил Седой, продолжая стучать клавишами.
– А они что, его как бы не слушаются, что ли?
– Слушаются.
– А почему же тогда не ставят?
– Потому что не ставится!
– А почему не ставится?
– Да потому что этот мудак вечно рисует такие хреновые оригинал-макеты, в которых ничего не ставится! – не выдержал Седой. – А рисует он такие оригинал-макеты потому, что не знает, какие ему принесут материалы! А материалы ему приносят в последний момент, потому что их часто поздно заказывают и вообще постоянно меняют одно на другое! А меняют потому, что это работа редактора – постоянно что-то менять, причем тоже в последний момент!
– А почему все делается в последний момент?
Седой так удивился, что перестал стучать по клавишам и повернулся ко мне.
– Как почему? Потому что это газета!
В этот момент, иллюстрируя все вышесказанное, в кабинет заглянул невысокий худощавый мужчина с интеллигентной бородкой, в очках и крайне раздраженным тоном обратился к Седому:
– Так, у тебя готово?
– Нет, – ответил Седой. – Осталось несколько строк, потом последняя читка.
– Сколько можно? – взвился бородатый. – Мне нужна небольшая заметка в подвал третьей полосы, а ты пишешь ее уже час! Ты что там – историю парков расписываешь по полной программе? Вечно чикаешься!
– А ты бы еще за полчаса до выхода газеты мне заказывал! – парировал Седой. – Откуда я знал, что у тебя дыра на третьей полосе?
– А я откуда знал, что Капитонова напишет такой дуст, что его придется снять и править целую неделю?
– Ну и поставил бы туда какой-нибудь гороскоп.
Савраскин, а по всему видать, это он и был, отчаянно вздохнул и закрутился на одном месте:
– По-твоему, у нас на каждой полосе должен быть гороскоп?! У нас на шестнадцатой уже есть один.
– Ну, тогда поместил бы советы для новобрачных или какие-нибудь тесты на импотенцию... И вообще, если ты оставишь меня в покое, через десять минут получишь материал.
И Седой отвернулся к компьютеру. Савраскин сверкнул глазами и вышел из кабинета, оставив в воздухе наэлектризованную атмосферу. Я решил помолчать до того времени, пока Леонид не закончит свою статью, поскольку в этой ситуации вполне мог оказаться крайним со своими неуместными вопросами.
Через десять минут Седой закончил свою заметку, пробежался по тексту глазами, вынул дискету из компьютера и бросил мне на ходу:
– Сиди здесь. Если придет Капитонова, скажи ей, что она полная жопа и при этом моя должница.
Я подумал, что для высказывания столь категоричных суждений я должен знать женщину хотя бы в лицо, однако заметить этого Седому не успел. Он стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Через пятнадцать минут, в течение которых никто в кабинете не появился, вернулся Седой. Он плюхнулся в свое кресло и устало спросил:
– Ну, что у тебя?... Ах, да! – тут же вспомнил он о цели моего визита. – Пошли. Главный, видимо, уже приехал с обеда.
Мы отправились по коридору к двери, на которой было написано: «Главный редактор». За столом в крохотной приемной сидела секретарша, которая ела яблоко и читала газету.
– Приятного аппетита, Ирочка, – сказал Седой. – Василий Борисович у себя?
– Нет еще... Обедают-с... Сиди жди.
Седой, видимо, терпеть не мог никакого рода отказов и тут же съязвил:
– А ты по-прежнему на диете?
Ирочка не осталась в долгу и с ехидной улыбкой заметила:
– Не твое дело, Ленчик!
– Может быть, мы в коридоре подождем? – предложил я, пока разговор не стал более напряженным.
Седой, с улыбкой глядя на секретаршу, кивнул мне.
– Ирочка, мы в коридоре пока покурим... Как только главный приедет – мы к нему первые.
Но секретарша уже выпустила Седого из зоны своего внимания, уткнувшись в газету.

ГЛАВА 2
Мы встали с Седым у окна и закурили. Судя по стоящей на подоконнике пустой пивной банке, используемой в качестве пепельницы, это было постоянное место курильщиков. По длинному коридору редакции туда-сюда сновали сотрудники газеты.
– Может быть, ты начнешь меня потихонечку знакомить с коллективом? – обратился я к Седому с предложением.
– На сегодня у нас главное знакомство – с редактором, – парировал хмурый Седой. – С остальными ты еще успеешь познакомиться. Впрочем, почему бы и нет...
И Борисов принялся рассказывать о том, где сидит секретариат, в состав которого входят верстальщики, корректоры и наборщики. В пяти комнатах сидели журналисты, еще четыре кабинета занимало руководство газеты. К нему относились главный редактор, два его заместителя и коммерческий директор. Кроме того, была еще небольшая комната, в которой располагалась бухгалтерия.
– А я где буду сидеть?
– А зачем тебе сидеть? Будешь приходить, сдавать материал раз в неделю – и все. Ну, если тебе очень хочется, сядешь в нашей комнате, у нас есть так называемый «дежурный стол».
В этот момент двери лифта прямо напротив кабинета редактора раскрылись, и из них вышел сутулый молодой мужчина в очках и с большим «дипломатом» в руке. «В таком очень удобно носить коньяк или шампанское», – сразу подумал я. Он подошел к нам и поздоровался.
– Здравствуй, Леонид, – произнес он картаво-булькающим голосом.
– Здорово, Евгеша, – ответил Борисов, сидя на подоконнике и болтая ногами.
– Скажи, пожалуйста, Гармошкин у себя?
– У себя дома. Обедают-с...
– Когда ожидаются?
– С минуты на минуту. А у тебя что – дело к нему? Должен тебя предупредить, что мы первые.
– Надеюсь, за вами занимать можно? – посмотрел на нас уже поверх очков лукавым взглядом человек, которого Седой ласково назвал Евгешей.
– Можно, мы ненадолго... А ты что от него хочешь-то?
– Мне необходимо с ним поговорить об одном проекте.
– А-а! – оживился Седой. – Как же, слышали... Это та самая веселая газетка «Эпитафия», испещренная списками самых свежих покойников нашего города и сопроводительной информацией о самом процессе перехода в мир иной?
– А откуда ты знаешь? – снова задрал голову собеседник Седого.
– Как откуда?! Ты же уже четыре газеты обошел с этим проектом, пока к нам не заявился! Об этом проекте уже полгорода говорит.
– Да, действительно, идея хорошая, – согласился Евгений. – Создать газету, где можно было бы публиковать подбор информации, с помощью которой человек мог бы более грамотно подготовиться к своему уходу из этого мира...
– Я понял тебя, понял, – оборвал его Седой. – Газета для неугомонных оптимистов, для тех, у кого оптимизм как повышенное артериальное давление. Почитал с утра газетку от корки до корки и привел свое здоровье в норму... Я вообще, наблюдая за теми газетенками, которые ты издавал, а после этого благополучно пропил, пришел к выводу, что по ним можно проследить весь твой жизненный путь. Сначала была газета для детей, называвшаяся «Недоросль», где ты советовал детишкам, как им лучше провести время вне школы... Бедные учителя и родители еще терпели, когда ты публиковал конструкции новых рогаток и арбалетов, но зароптали, когда ты стал публиковать статьи по сексуальному воспитанию. Апофеозом же послужил рецепт изготовления бомбы, которую ты почему-то назвал петардой... Смышленые недоросли, взорвав пару стульев под задами своих любимых учительниц, поставили таким образом крест на твоей газете, которую после этого тут же прикрыли.
– Что касается курса сексуального воспитания, то родители роптали, потому что сами многое для себя открыли, прочитав мои публикации, – возразил Чуев. – А насчет бомбы, так это сволочь Алешечкин подложил мне подлянку. Я-то ведь не пиротехник, а для него что бомба, что петарда – все едино.
– Конечно, – с ехидцей произнес Седой. – Для твоего выдающегося ответственного секретаря детской газеты Алешечкина, имевшего три судимости за изнасилование, действительно все едино.
– Между прочим, он хороший ответственный секретарь. Ты зря так.
– Да бог с тобой! Я и не спорю. Он непотопляем... Видимо, после этой неудачи вы с ним и кинулись во многопрофильный проект под названием «Зеленый змий», одной из составных частей которого, правда, не самой главной, была одноименная газета для пьющих людей, – сказал Седой.
– А что, есть такая газета? – спросил я.
– В том-то и дело, что была... Проект провалился из-за таких, как ты, – ответил Седой.
– Почему? – обиделся я. – Я вот пьющий, и с удовольствием мог бы ее читать.
– То-то и оно, что мог бы! Пьющие, как правило, газет не читают!
– Дело в том, что малопьющие читают что-нибудь посолиднее, а сильно пьющие – вообще не читают, – заметил Чуев. – А наша газета была для умеренно пьющих.
– Ну, таких в России почти нет! – решительно заявил Седой.
Я и Чуев молчаливо согласились с этим мнением.
– Потом у Евгеши было еще несколько проектов газет для деловых людей, – продолжил Седой, – но вся беда в том, что деловым людям не очень нравились эти газеты. Потом еще была газетенка под названием «Секс с Евой». Но то ли читатели уже пресытились и многое узнали за годы реформ об этом достойном занятии, то ли сексуальная мощь издателей пошла на убыль, газетка получилась квелой и вульгарной, прямо как пенис пенсионера... И вот, наконец, Евгений Чуев подумал о душе... Браво, Евгеша! Достойное завершение карьеры газетного издателя!
– Я устал слушать это безобразное огульное охаивание, представленное в виде лекции о новейшей истории местной журналистики, – помпезно отреагировал Чуев. – Поэтому позвольте мне откланяться.
Чуев взял свой «дипломат» с подоконника и с обиженным видом направился в глубь коридора. При этом я интуитивно почувствовал, что в «дипломате» наверняка находится бутылка коньяка.
Тут из дверей, находящихся рядом с кабинетом главного редактора, вышел высокий мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он был очень худ и, можно даже сказать, костляв. На мужчине был аккуратный костюм-тройка нежно-серого цвета, который несколько дисгармонировал с его всклокоченной шевелюрой.
Засунув под мышку кожаную папку, мужчина закрыл за собой дверь и, сверкнув в нашу сторону стеклами очков, неспешно направился по коридору.
– Александр, можно вас на минуточку? – окликнул его Чуев и устремился к нему.
Мужчина остановился и дал Чуеву себя догнать. Тот энергично заговорил с ним о чем-то в своей неспешно-булькающей манере. Мужчина посмотрел на ключи в своей руке, потом в глубь коридора, после чего что-то тихо и вежливо ответил Чуеву и отправился своей дорогой.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3