Михаил Серегин
Танец гюрзы


Ц


Аннотация

Убийца всегда на ход впереди. Владимир Свиридов, в прошлом «государственный киллер», отлично это знает. Знает и то, что человек, задумавший истребить семью бизнесмена Знаменского, так просто инициативы не упустит. Значит, необходимо что-то придумать, чтобы опередить убийцу и взять его с поличным. Для этого надо очень сильно рисковать. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского...

Михаил Серегин Танец гюрзы


Пролог Смерть нежна

Огромная темная фигура вынырнула из переулка и двинулась к двухэтажному зданию, залитому неоновым светом многочисленных вывесок и снопом разноцветных лучей, вырывающихся из проемов арочных окон.
Самой огромной была неоновая надпись «Хамелеон», увенчанная светящимся красным контуром фигурки какого-то зверька, представлявшего собой нечто среднее между крысой и змеей. Вероятно, по мысли дизайнеров, именно так должно выглядеть животное, по имени которого и был назван ночной клуб.
Впрочем, человек в черном не направился к входу в клуб, возле которого прямо на ступеньках сидела обнявшаяся парочка и довольно откровенно выказывала свою приязнь друг другу. Быть может, не направился потому, что из дверей клуба вышел свирепый охранник и прогнал парня с девушкой. Но возможно, и по иной причине.
Человек обошел клуб и приблизился к решетке, за которой находилась VIP-автостоянка, совсем недавно оборудованная хозяевами клуба. Она была заперта, но темная фигура одним движением перемахнула более чем двухметровую ограду и двинулась дальше.
А навстречу нарушителю уже бежал рослый охранник. Он подлетел к человеку в черном и с размаху ударил его в грудь:
– Куда ты прешься, дятел?!
С таким же успехом он мог ударить в гранитную скалу.
Словно разжатая мощная пружина, вперед выбросилась сильная рука, и стальные пальцы, сжав шею незадачливого стража автостоянки, сломали ее с легкостью, с которой ребенок ломает хрупкую игрушку.
Тот захлебнулся кровью, и тотчас же убийца отшвырнул его к задней стене клуба, погруженной во мрак, словно охранник был плюшевой игрушкой, а не рослым и массивным мужчиной.
На внутренний двор выходили несколько окон второго этажа, но только одно из них светилось слабым зеленоватым светом.
К тому же оно было приоткрыто.
Именно оно привлекло внимание человека, который только что убил здоровенного амбала, словно придушил котенка. Он поднял голову, и свет упал на его лицо.
На нем были черные солнцезащитные очки.
Хотя ни о каком солнце не шло и речи – был час ночи, – а двор клуба, в отличие от его парадного входа, освещался только одним полукиловаттным фонарем.
Человек вынул из-под куртки моток тонкого троса с металлическим наконечником замысловатой формы на конце, отдаленно напоминающим рыболовный крючок, и, коротко размахнувшись, бросил его в стену.
Судя по тонкому свисту и невероятной скорости, с которой наконечник мелькнул в воздухе, бросок был исполнен прекрасно тренированной рукой, причем с такой силой, что наконечник вошел в кирпичную стену, как в масло.
Человек с силой потянул за трос, проверяя, прочно ли зафиксирован наконечник, а потом легко и бесшумно, как кошка, поднялся по стене и заглянул в окно.
Его глазам предстала следующая картина.
Комната была одной из двух в типовом гостиничном номере люкс, и хотя в ночном клубе «Хамелеон» гостиничные, естественно, услуги не предоставлялись, человек, находящийся в данный момент в этих апартаментах, очевидно, не относился к числу простых смертных.
Цепкие глаза за черными очками выхватили участок комнаты, где и находился этот «не просто смертный».
...Мужчина крепкого телосложения, уже лысеющий и седеющий, но с бугристой мощной спиной, стоял перед столиком, на котором лежала обнаженная девушка. Если учитывать, что и на мужчине ничего не было, то несложно было предположить, чем они собирались заняться.
В тот момент, когда человек в черном бесшумно проскользнул в окно и стал за занавес, девушка громко простонала, почти вскрикнула и судорожно сцепила руки на шее склонившегося над ней мужчины.
Человек в черном вынул серебристый пистолет с глушителем, его пальцы быстро пробежали по обойме. Он делал все четко, выверенными движениями, даже не глядя при этом на пистолет. Его движения были какими-то слишком автоматическими и отрывистыми, как у заведенной куклы.
Возможно, он был под воздействием какого-то сильного наркотика.
Тем временем парочка на столе уже подбиралась к пику наслаждения.
Движения мужчины набрали еще большую амплитуду, став еще порывистей и резче, будоражащие стоны девушки сползли до стенающих всхлипов, раз за разом выхлестываясь до какого-то беспомощного щенячьего визга. Пистолет в руке черного человека медленно поднялся на уровень лысеющего затылка мужчины, и, когда пара на столе дошла до апогея и из груди потенциальной жертвы вырвался низкий стонущий рев, киллер выстрелил в голову мужчины.
Негромкий хлопок захлебнулся в воплях раскочегарившейся девушки и наплывшей волне чувственной музыки, которая негромко звучала в апартаментах.
Мужчина на мгновение застыл в воздухе, а потом его простреленная голова ткнулась лбом в грудь любовницы, тело обмякло, и перебитыми плетями обвисли руки.
А девушка блаженно закрыла глаза и, широко раскинув тонкие руки, пробормотала:
– Дорогой... это было... великолепно...
Она даже не поняла, что ее любовник уже несколько секунд как мертв. Ведь такое его поведение было естественно в подобной ситуации.
Черный человек перчаткой смахнул след своей ноги с подоконника и исчез во тьме за окном.

Глава 1 Почему гроб не стоит ставить «на попа»

– Та-а-ак, – мрачно протянул Свиридов, глядя на скорчившуюся в углу дивана огромную фигуру Афанасия Фокина. – Блестяще. И за какие же это такие заслуги твой дядя отправляет тебя на другое место работы?
– Да я тут ни при чем, – сказал тот. – Во всем виноват мерзкий дьячок Повсикакий. Эта патлатая тварь напоролась, как последняя свинья... нет, такой свиньи не найти, чтобы она вела себя, как этот блядский выкормыш Повсикакий... – Ну, дальше.
– А что дальше? Дальше мне нужно было служить литургию, а я еле это самое... на ногах держусь. И ни одной службы наизусть не помню. Я Повсикакию говорю: ты мне дай текст этого бреда, который я там перед прихожанами произносить должен. Он говорит: «Понял, батюшка отец Велимир. Щас посмотрю в ризницкой и представлю...» Гнида!!!
Отец Велимир феерически выругался и грохнул массивным кулаком по журнальному столику так, что он, жалобно хрястнув, развалился. Причем одна из ножек угодила в катающуюся на занавесках обезьянку по прозвищу Наполеон. Обезьянка заверещала и убежала в соседнюю комнату.
– Дьячок Повсикакий, конечно, мерзавец, но зачем же мебель ломать, Афоня? – неодобрительно проговорил Владимир. – И обезьяну чуть на тот свет не отправил. Зачем обижать животное? Все-таки твой предок, если, конечно, верить Дарвину.
Фокин даже не взглянул в сторону двери, куда с воем выбежал ошарашенный Наполеон (такое прозвище мартышка получила за свое пристрастие к ношению старинной треуголки, в точности соответствующей той, которая была у великого французского императора).
– Предок? – проворчал он. – А... ну да... это когда в академии нас учили по Артуру Кестлеру, что человек – плод злокачественной мутации орангутанга.
– Ну, так что же дальше? – спросил Свиридов, игнорируя замысловатое рассуждение служителя православной церкви.
– А дальше он подсунул мне какую-то книжку... или че там это... и пальцем ткнул, что надо читать... хотя я, признаться, тогда как-то не очень... буквы в глазах расплывались, да и вообще до амвона на автопилоте дошел.
Владимир мрачно захохотал.
– Значит, начинаю службу... зачитываю несколько фраз... упорно не понимаю, что я там такое читаю... только мне кажется, что по залу прокатывается какой-то апокалиптический гул. Ну, думаю, допился до белой горячки, болван. Поднимаю глаза и вижу, как на меня из тумана выплывают два бабских лица, значится: одно хохочущее... так радостно, словно ее в комнате смеха пять часов продержали... аж багровая вся, в конвульсиях содрогается. А второе злобное. Такая почтенная старая мегера с утиным носиком и скорбно сложенными губками. «Оспи-и-иди! – думаю. – Что же это такое?» Потом оказалось, что я сидел на этом самом амвоне на корточках и читал статью из «Пентхауза» про оральный секс.
Свиридов беззвучно захохотал, закинув голову на спинку кресла. А Фокин, скромно улыбнувшись, подвел итог своей знаменитой литургии:
– Двое певчих поддерживали меня под мышки, чтобы не свалился на прихожан. Потом они же меня и увели. Причем, как оказалось, я вырывался и орал: «Общество „Память“, русский террор, вешай жидов и Россию спасай!» Главный певчий – Кабанов – на меня очень обиделся. Оказывается, его настоящая фамилия никакой не Кабанов, а Коган и что его папу звали Абрам Самуилович. А сам-то он по паспорту пишется не какой-нибудь там Моисей Абрамович, а Антон Анатольевич.
– Н-да-а-а, Афоня, – с трудом переводя дыхание от смеха, выдавил Владимир. – Этот случай даже в твоем обширном эпатажном репертуаре – жемчужина.
Фокин, хитро прищурившись, сказал:
– Да, но выгнали-то меня вовсе не за это...
– Как не за это? Ты что... учудил что-то еще похлеще?
– Ну да, – скромно ответил отец Велимир. – Правда, там не только я один чудил... Именно в тот день, когда произошел скандал на литургии, я должен был отпевать какого-то важного покойника из администрации губернатора. Неизвестно, на какой должности работал этот господин в администрации, потому как по своим габаритам он подходил разве что для элитного вышибалы в продвинутом ночном клубе: здоровенная туша, длиной около двух метров, плечищи из разряда «косая сажень», физиономия – как у раскормленного породистого бульдога. В общем, такого в обычный гроб явно не упакуешь.
Проживал этот кадр из госструктур в центре города, в двух минутах ходьбы от Воздвиженского собора, в котором – как ты, надеюсь, помнишь – я служил, в шестнадцатиэтажном доме, причем на четырнадцатом этаже.
С помощью двух церковных служек я благополучно прибыл на место выноса тела, вывалился из епархиального «двухсотого» «мерса», произведя самое наиблагоприятнейшее впечатление своей атлетической статной фигурой и породистым бородатым лицом.
Я сделал все, как надо, – помахал кадилом и глубоким трагическим басом драматического оперного певца провозгласил: «Мир вам, дети мои!»
Потом поднялся наверх, в квартиру, сделал все положенное по ритуалу, вернулся обратно на улицу и величественно застыл во главе толпы безутешных родственников, дожидаясь выноса клиента.
И вот – когда все провожающие усопшего в последний путь собрались в полном составе, когда роскошные венки с траурными лентами с золотыми надписями уже украшали ступеньки подъезда, когда приглашенные музыканты уже взяли инструменты на изготовку и яростно надули щеки, – вот в этот-то скорбный момент по толпе прошелестела весть, что возникла маленькая техническая заминка.
Как уже упоминалось, покойный был очень представительным, осанистым и грузным мужчиной, а дубовый гроб, в котором он возлежал, был просто колоссален и соответственно неподъемен. Грузовой же лифт, в котором и предполагалось изначально транспортировать гроб, как это часто бывает, оказался безнадежно сломанным.
Конечно, оставался еще и пассажирский лифт, но в него внушительный гроб не уместился бы ни при каких условиях. Даже будучи поставленным «на попа».
Последнее предложение почему-то развеселило оркестр, который сообразно моменту уже успел принять горячительных напитков.
Никто не знал, что делать, родственники нервничали, я с музыкантами выпил за упокой души раба божьего. Хорошие, надо сказать, ребята попались. В конце концов мы сели на находящуюся поблизости детскую карусель и начали поминочное действо. С нами был и один из церковных служек, который был водителем епархиального «мерса».
Тем временем организационный комитет с лихорадочным жаром обсуждал, что делать.
Вынесение гроба по лестнице исключалось: лестничные пролеты многоэтажных домов, даже новейшей постройки, не предназначены для таких широких маневров.
Пришедшая в чью-то не совсем здоровую или, что более вероятно, не совсем трезвую шальную голову идея спустить гроб на веревках из окна тоже не впечатлила оргкомитет и родственников. Во-первых, не представлялось возможным достать канаты такой длины, а во-вторых, наличествовал чисто этический момент: скажем, выходит какая-нибудь старушка на балкон развешивать белье, а мимо нее во всем инфернальном великолепии торжественно проплывает здоровенный гроб.
Тут, не дай бог, и вторые похороны могут состояться.
Вот мы с моим новым другом кларнетистом Никашкой и предложили новый метод решения проблемы: взять усопшего под белы ручки, вынуть из гробика и проехать с ним в пассажирском лифте.
А уж пустой гроб в два счета стащат по лестнице. И уже на последнем пролете уложат покойника обратно в гроб и чин чинарем вынесут из подъезда.
Предложение было принято.
Но вот найти достойную кандидатуру на роль почетного труподержателя оказалось не так легко. Я предложил возложить эту завидную миссию на главного наследника, который больше всего выгадал от смерти работника городской администрации, но, увидев его узенькие плечики, цыплячью грудку и постную рыбью физиономию, немедленно отказался от этой цели.
Дело в том, что покойника нужно было постоянно удерживать от падения, а это было под силу только очень сильному физически человеку. И я, Володька, не выдержал и произнес: «Стучите, и отворят вам... ищите, и найдете. Поелику воспрошахом... в общем, так, дорогие россияне:
1 2 3