Навстречу ей шел официант, она чуть было не сбила его с ног и прошмыгнула в дверь.
Римо обернулся к Чиуну, который изучал столовые приборы, пытаясь определить степень их чистоты.
— Она, похоже, и впрямь расстроилась, — заметил Римо. — Убежала, а автомат оставила.
«Узи» по-прежнему висел на спинке стула.
— Очень умная девушка, — отозвался Чиун, попрежнему созерцая вилку. — Провела с тобой несколько минут и уже в слезах. Очень умная. Она оставила автомат, но забрала штуку, в которой пули.
Официант поставил на стол два стакана с водой и посмотрел сначала на Чиуна, а потом на Римо, который проверял автомат Завы. Магазина в нем и впрямь не оказалось. Римо обернулся и увидел четырех израильских солдат за соседними столиками, которые не сводили с него глаз. Когда он снова сел, солдаты несколько расслабились и убрали руки со своих автоматов.
Чиун взял стакан с водой и начал внимательно его рассматривать. Римо обернулся к двери в туалет. Чиун фыркнул, созерцая чистую влагу в стакане. Римо подумал: «Какая странная эта Зава Фифер. Только что глазом не моргнув убивает человека и тут же начинает рыдать ни с того ни с сего. То ли неуравновешенная натура, то ли просто играет в крутого воина, то ли пытается заручишься моим сочувствием. А может, нашла способ убраться без лишних объяснений. Или же отправилась докладывать своему начальству. Или...»
Римо решил больше не думать об этом, потому как ничего придумать не мог.
Но кое-что все же было совершенно очевидно. Во-первых, она убила единственного человека, который мог бы кое-что рассказать. Во-вторых, как и покойник Ахмед, она знала, кто такой Римо.
Когда Чиун пригубил воды из стакана, в зал вернулась Зава. Глаза у нее были сухие, и она держала голову высоко. Кореец же, так и не проглотив воду, посмотрел на потолок, немного покатал ее во рту и выплюнул на пол. Потом поглядел на официанта и отправил туда же содержимое стакана.
Когда Зава подошла к столику, Римо встал и подал ей «узи».
— Любитель воды недоволен, — сказал он и добавил: — Чиун, увидимся попозже.
— Хорошо, — отозвался тот. — Попробуй достать хорошей воды.
— Я думаю, что ответственность за эти убийства несет ООП, — сказала Зава.
— А кто же еще, — откликнулся Римо, который понятия не имел, что такое ООП. — Я с самого начала знал, что без ООБ дело не обошлось.
— ООП! — поправила его Зава. — Организация освобождения Палестины. Римо, вы меня удивляете! Я думала, что вы в курсе дел...
Они шли по Аленби-роуд, где было более сотни книжных лавок и магазинчиков, в которых израильские военные и гражданские лица, а также арабы, итальянцы, швейцарцы и все остальные приобретали и обсуждали содержимое более двух с половиной сотен еженедельников, ежемесячников, ежеквартальников, а также ежегодников, издаваемых в этой стране. Независимо от темы дискуссии все они были удивительно похожи друг на друга.
— Я расскажу вам то, что я знаю, — запальчиво отозвался Римо. — Похоже, все в этой стране знают, кто я такой. Вот нам конспирация и секретность! Кое-кто попытался меня убить. Да уж, работа секретного агента нынче сильно отличается от того, что было раньше.
— Я, например, не знаю, кто вы такой, — возразила Зава.
— Человек, который прибыл защитить ваши атомные бомбочки, — сказал Римо.
— Какие такие бомбочки? — удивленно переспросила Зава.
— Те, о которых я читал в журнале «Тайм», — сказал Римо.
— Кто верит тому, что написано в журнале «Тайм»? — откликнулась Зава.
— Но все-таки они у вас есть? — спросил кротко Римо.
— Что у нас есть? — спросила Зава.
— Кстати, я давно хотел узнать, почему евреи всегда отвечают на вопрос вопросом?
Зава засмеялась.
— Кто сказал, что евреи всегда отвечают на вопрос вопросом? — сказала она.
Они оба рассмеялись, и Римо спросил:
— Кто хочет это знать?
— Кто знает? — Зава засмеялась еще сильней.
— Кого это интересует? — спросил Римо, и Зава залилась смехом так, что из глаз у нее потекли слезы. Она пыталась захлопать в ладоши, но никак не могла попасть ладонью в ладонь. Наконец-то, решил Римо, его час настал.
Он наклонился и прошептал ей в ухо:
— Меня прислали оберегать ваши бомбы. Хотите, я покажу свое большое красное удостоверение?
Зава вскрикнула от восторга и чуть было не упала. Римо улыбнулся и вовремя поддержал ее. Она же, побагровев, как свекла, сотрясалась от хохота. Прохожие улыбались и обходили их стороной.
Зава взяла Римо за руки и уткнула лицо ему в грудь. Ее снова охватил приступ смеха, и она в изнеможении колотила его по лопаткам.
— Ой, не могу! — стонала она. — Но — хи-хи-хи! — могу сказать одно — ха-ха-ха! — И она громко икнула.
Римо понял, что воспользоваться ее состоянием вряд ли удастся. Он продолжал улыбаться и поглаживать ее по спине, пока она окончательно не пришла в себя. Внезапно он почувствовал, как она напряглась и высвободилась из его объятий. На лице Завы промелькнула тень испуга. Она снова вернулась в свое прежнее обличье девушки-солдата, только солдата, одержимого икотой.
— Вот что я вам скажу, — нарушил молчание Римо. — Попробуем-ка поиграть в ассоциации. Вы должны сказать первое, что вам придет в голову.
— Хвост.
— Рано. Я должен первым сказать слово.
— Дело.
— Господи, ну погодите же минуту! — взмолился Римо. — Вот теперь начали. Дом.
— Киббуц!
— Пустыня.
— Море.
— Работа.
— Игра.
— Смерть, — попытал счастья Римо.
— Секс, — отозвалась Зава.
— Судьба.
— Любовь.
— Бомбы.
— Ик! — икнула Зава.
— Что такое «ик»? — не понял Римо.
Зава еще раз икнула.
— Вот что, давайте поговорим где-нибудь в другом месте, — сказал Римо.
— Что, что? — переспросила Зава.
— Перенесем разговор.
— Обед.
— Что?
— Танцы.
— Танцы?
— Отлично, — сказала Зава. — Вот и договорились о свидании. Встречу вас у отеля попозже днем.
Она послала Римо воздушный поцелуй, который выглядел несколько искусственно, и исчезла в толпе.
Римо покачал головой. «Ну и солдаты теперь пошли», — подумал он.
Глава пятая
Как гласит Талмуд, «лев рычит, когда он доволен, человек грешит, когда у него есть самое главное»...
— В Талмуде также говорится: «Жуй ртом, и тогда у тебя будет сила в ногах!»
— Опять ты меня победил! — рассмеялся Йоэль Забари. — Ну, что еще докладывает агент Фифер?
— В общем, больше ничего, — отозвался Тохала Делит. — Если не считать того, что она договорилась о новой встрече с этим самым Римо и надеется, что получит дополнительную информацию.
Они оба сидели на своих обычных местах. На коленях у Тохалы Делита были разные бумаги, а Йоэль Забари вертел в руках «фотокубик», который привез из Америки. Четыре стороны кубика содержали фотографии его детей, а верх был оставлен для портрета жены. Забари любил, размышляя, глядеть на родные лица.
— Наша Зава — отличный агент. Что она думает по поводу своего задания?
— Она считает, что и американец, и его восточный друг — большие эксцентрики, но, по ее мнению, оба обладают разрушительным потенциалом огромной мощности.
— Я не про то, — сказал Забари. — Я имел в виду ее состояние. Ты уверен, что она готова снова функционировать как секретный сотрудник?
Делит оторвал глаза от бумаг.
— Если вас смущает мой выбор, — начал он, — я всегда могу...
— Да нет, конечно, То. Разве я когда-нибудь сомневался в действенности твоих методов? Дело просто в том... Короче, Зава Фифер пережила тяжелую потерю, — напомнил Забари.
— Я решил, что лучшее средство от тяжких переживаний — это работа, — отозвался Забари.
— И ты, конечно, прав. Хм... — задумчиво произнес Забари. — А скажи, по-твоему, есть какая-то связь между двумя убитыми израильтянами и тремя террористами?
— Никакой! — ответил Делит.
— Никакой? — переспросил Забари.
— Абсолютно никакой.
Забари встал. Его левый глаз сверкал, и левая часть лица пылала румянцем.
— Плохо. Очень плохо! Либо это все совершенно фантастические совпадения, либо наши враги предпринимают огромные усилия, чтобы избежать столкновений с нами.
Он обошел кабинет. Миновал шкаф с книгами, шкаф с дипломами и грамотами, шкаф с семейными реликвиями и вернулся к письменному столу. Взял «фотокубик» и еще раз сделал круг, потом другой. Книжный шкаф, шкаф с наградами, шкаф с семейными реликвиями, письменный стол, снова и снова. Забари остановился, вертя в руках кубик, возле карандашного рисунка, изображавшего ракету со звездой Давида. Ракета неслась к зеленой луне, похожей на головку сыра.
Рисунок был сделан на плотной цветной бумаге, а к нему был прикреплен другой листок — желтый и линованный, на котором было написано: «Волшебная ракета Мира» — Дов Забари, 8 лет". И красным карандашом отметка учителя: пять с плюсом.
— Продолжайте проверку, — сказал Забари, вертя в руках кубик. — Тут непременно должна быть какая-то взаимосвязь.
— Так-то оно так, — сказал Делит, — но если хотите знать мое мнение...
— Ну конечно. То, говори.
— По-моему, нам надо сосредоточиться на этих двух новых шпионах. На Римо и Чиуне. Они и выведут нас на то, что мы хотим узнать. Террористов вокруг хоть отбавляй. Если тратить драгоценное время на новые проверки, есть опасение, что мы так ничего и не выясним. Я бы даже сказал, что есть такая гарантия...
— Верно, в теории, — согласился Забари, — но в реальности не существует никаких гарантий. Продолжай в том же духе. У меня есть предчувствие, что мы кое-что найдем. Наши американские друзья кое о чем подозревают. Ты сам это говорил. Фифер знает, что делает. Если ей понадобится помощь, окажи ей содействие.
Они поговорили еще минут двадцать о проблемах, связанных с археологией и законностью кое-каких операций, в том числе о ввозе в страну новых устройств оборонного назначения, после чего Делит извинился и вышел в ванную.
Забари почесал левую щеку и подумал, не стоит ли ему отрастить половинку бороды.
Глава шестая
— Ты мелок и по-детски избалован! — сказал Римо.
— Спасибо, Римо, — откликнулся Мастер Синанджу со своего коврика, расстеленного между двумя кроватями.
Номер люкс выглядел как любой другой номер люкс в отелях «Шератон», каковых по всему миру выстроено немало. Римо хотел было взять номер на одного, поскольку Чиун все равно никогда не пользовался кроватью, но клерк, ведавший бронированием мест, не желал и слышать об этом.
— Сколько вас? — спросил он Римо.
— Меня? Один, конечно, — отозвался тот.
— Нет, я имею в виду всех вас, — не унимался дежурный администратор, у которого к лацкану была прикреплена красно-белая пластиковая табличка с именем: «Шломо Артов».
— Двое, — грустно признался Римо.
— Значит, вам требуется номер на двоих, верно?
— Нет, я хотел бы взять номер на одного, — попытался настоять на своем Римо.
Шломо явно рассердился.
— Не хотите ли вы сказать, — начал он гневно, — что этот симпатичный дедушка останется вообще без постели? Неужели вы хотите ему отказать в этом?
Чиун в этот момент давал инструкции четырем посыльным и их шефу, которому выпала горькая участь в этот день и час быть на дежурстве, — он обучал их высокому искусству перетаскивания сундуков. Услышав слова администратора, кореец обернулся.
— Отказать? Отказать? — тревожно заговорил он. — В чем ты собираешься отказать мне, Римо, на сей раз?
— Не обращай внимания, папочка, — буркнул Римо, оборачиваясь в его сторону.
— Ах, вот, значит, как! — воскликнул Шломо Артов. — Он, выходит, ваш отец! — Возмущению его не было предела. — И это уже случается не первый раз, так?
— Не первый, — признал Чиун. — За все эти годы он отказывал мне в самых разных вещах. О каком бы маленьком удовольствии я ни попросил, от него следует тотчас же отказ. Помнишь, как на прошлое Рождество я спросил тебя, легко ли достать Барбару Стрейзанд?
— Мы берем двойной номер, — сказал Римо.
— То-то же! — воскликнул Шломо, снимая со стены ключ. Тотчас же Чиун снова стал давать инструкции прислуге.
Когда Римо расписывался в регистрационной книге, Шломо предупредил его:
— Советую вам вести себя как следует, молодой человек. Если в нашем отеле вы будете проявлять неуважение к вашему отцу, то я добьюсь, чтобы вас арестовали без промедления.
Римо расписался как «Норман Лир-старший» и «Норман Лир-младший», после чего заметил Артову:
— Если вас это интересует, то мой отец предпочитает, чтобы его называли полным именем.
Не успел Артов ответить, как Римо забрал Чиуна и носильщиков с сундуками и все двинулись наверх.
— Ты мелок, мелок, мелок, мелок! — повторил Римо.
— Четырежды спасибо, — откликнулся Чиун. — Это самые приятные слова, которые я услышал от тебя, Римо, за время нашего пребывания здесь.
— О чем ты говоришь? — удивленно спросил Римо, переодеваясь в голубую рубашку с короткими рукавами и коричневые брюки, которые он украдкой провез между кимоно Чиуна.
— Я все понял, — спокойно отвечал Чиун, — Ты сравнил меня с тем великим американцем, который описывает круги, чтобы уничтожить страшные, загрязняющие воздух машины. Это, конечно, не бог весть какой комплимент, но для американца, у которого есть мало чего достойного, это тоже неплохо.
У Римо голова пошла кругом.
— У меня для тебя новость и очень важная, папочка, — сказал он. — Я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Это как раз вовсе не новость, Римо. Далеко не новость. Хи-хи-хи! Но я тебе благодарен, потому как тоже борюсь за чистоту окружающей среды. Я выливаю на пол воду, если она содержит опасные количества магния, меди, ртути, йода и прочих токсичных соединений...
Только сейчас Римо понял, что подразумевал Чиун.
— Ах, вот ты кого имел в виду! Но я вовсе не хотел сказать, что ты — Ричард Меллок, знаменитый автогонщик. Я просто намеревался довести до твоего сведения, что ты мелок, то есть мелочен, придирчив, неглубок, придираешься к пустякам.
— Я пытаюсь делать то, что правильно, а ты за это обзываешь меня всякими словами. Когда рядом с тобой оказывается женщина, тебе становится все равно, грязная или чистая вода проникает в твой организм. Когда же ты оценишь мои старания? Когда мои усилия будут оценены по достоинству?
— Не волнуйся, — сказал Римо, надевая легкие коричневые туфли, в которых приехал в Израиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18