Неужели это ты?
Глаза брата смотрели на Хоанга холодно и отчужденно,
- Ни с места, - произнес он. - Руки.
- Опомнись, Шон! - Хоанг чуть приподнял ладони. - Я - Хоанг, твой брат. Неужели ты не узнал меня? Боже мой, Шон, ты жив! А Лан писала, что тебя убили полицейские.
Шон опустил пистолет. Теперь и на его лице появилась растерянность.
- Хоанг, - прошептал он. - Не может быть!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом одновременно рванулись вперед, обнялись.
- Брат! - Шон откинул голову, чтобы лучше рассмотреть Хоанга. - Ты прости, прости меня. Я тебя не узнал. Ты так изменился. Твое лицо еще на рынке напомнило мне одного... из охранки. Нервы. Но теперь это уже не важно. Понимаешь, я подумал...
- Все понимаю, все, - тихо и радостно смеялся Хоанг. - Ты стал осторожен и недоверчив. Это в порядке вещей.
Лицо Шона стало серьезным:
- Когда теряешь лучших друзей, поневоле становишься таким.
- Да и я тебя не сразу узнал, - признался Хоанг. - Мелькнула мысль... Но я решил, что ошибся, что просто встретил похожего на тебя человека.
Шон положил пистолет на низкий, покрытый бамбуковой циновкой топчан, взял Хоанга за руки и, сев на топчан сам, усадил его рядом.
- Ты не представляешь, как я рад нашей встрече. Подожди, сколько же лет мы не виделись?
- Пожалуй, больше двадцати.
- Двадцать лет! - воскликнул Шон. - Подумать только - двадцать лет! Ну, рассказывай, рассказывай, как ты жил все эти годы?
- Как жил? Партизанил в джунглях. Потом - подпольная работа. Ничего особенного. Ты-то как? Ведь я считал тебя погибшим. Помнишь нашу последнюю встречу в августе пятьдесят третьего?
- Еще бы! Ты сказал тогда, что Лан ждет ребенка.
- Так вот, через несколько дней меня взяли на улице. Я думал случайно. Но потом понял: кто-то выдал. Сначала водили на допросы. Потом трибунал, приговор: смертная казнь через повешение. Но мне устроили побег, и я перебрался в освобожденные районы. Первое время получал весточки от Лан, от тебя...
- Ну как же, - оживился Шон, - прекрасно помню. Лан передавала свои письма через меня. А я еще подшучивал над ней и говорил, что по правилам конспирации не положено вести любовную переписку. Ух, и злилась же она на меня!
- А потом пришло последнее письмо от Лан, - продолжал Хоанг. - Совсем короткое - всего несколько слов. Она писала, что у нас родился сын и что ты погиб в перестрелке с полицией на ее глазах. Если бы ты знал, как я переживал! Даже рождение Виена не обрадовало меня. Ведь я тебя любил больше, чем остальных братьев. Помнишь?
- Конечно помню, - задумчиво отозвался Шон. - Ты всегда заступался за меня перед отцом. Хотя попадало мне всегда за дело.
- Это верно, - согласился Хоанг. - Ты доставлял ему немало огорчений своими выходками.
- Да, я заставил тогда всех вас поволноваться. Помнишь, я заявил, что буду артистом, и убежал из дому с бродячей труппой? А как собирался стать богачом и завел дружбу с сыном хромого Тюнга - помнишь? Он держал ткацкую фабрику.
- Помню, - кивнул Хоанг. - Помню, как он чуть не затащил тебя в бойскауты националистов, да ты вовремя опомнился. Мы все ужасно переживали за тебя. Особенно отец. Он так боялся, что ты окажешься в другом лагере. А я его успокаивал и говорил, что это у тебя - возрастные заскоки и что ты обязательно станешь настоящим человеком. Так оно и получилось. Прошло время, ты угомонился и избрал единственно верный путь.
- И все благодаря тебе. Сколько сил ты потратил, чтобы образумить меня!
- Как давно это было! К счастью, Лан ошиблась, и я снова вижу тебя. Я до сих пор не могу поверить...
- Лан не ошиблась, Хоанг, - снова стал серьезным Шон. - Считай, что я выбрался с того света.
- Значит, действительно все было так, как она написала?
- Да. Все было именно так.
Шон поднялся, подошел к столу и бросил в небольшой чайник щепотку зеленого чая. Залив чай кипятком из термоса, он вернулся на место.
- Лан не ошиблась, - повторил он. - В тот день она должна была передать мне очередную информацию для центра. Я ждал ее в условленном месте и вдруг заметил, что за мной следят. Лан была уже в нескольких шагах от меня. Я побежал, чтобы они не успели заметить, кто должен ко мне подойти. Они бросились за мной. Я думал, что смогу оторваться, но наперерез бежали еще трое. Я выхватил пистолет, начал стрелять. Потом что-то обожгло спину, все начало вертеться перед глазами. Очнулся в доме у каких-то людей на окраине Сайгона. Они сказали, что неделю назад меня вынес из морга сторож. Случайно заметил, что я жив. Всю неделю я пролежал у них без сознания, а потом провалялся еще месяц. Они нашли доктора, который вытащил из меня три пули. А четвертая до сих пор сидит где-то под лопаткой - так ноет порой, сил нет. Когда я уже окончательно поправился, пробрался в Сайгон, нашел одного из наших - Кама. Не знаю, помнишь ли ты его. Кам сказал, что в городе были аресты и что почти вся наша группа разгромлена. Только через полгода удалось установить связь с подпольем. Потом - снова провал, семь лет тюрьмы, побег. И опять подпольная работа в Вунгтау, Кантхо и, наконец, здесь, в Сайгоне.
- Кам... Имя знакомое, а лицо вспомнить не могу.
- Да я тоже уже забыл всех в лицо. Видишь, даже тебя не узнал, грустно улыбнулся Шон. - Как мало нас осталось. И как много товарищей мы потеряли.
- Да, - задумчиво согласился Хоанг. - Потеряли мы многих.
Шон поднялся и подошел к столу. Поставив чайник и две маленькие керамические чашечки на деревянный поднос, он пошел назад, к топчану.
- И самая большая потеря для меня, - сказал он, - это гибель Лан. Столько лет прошло, а я никак не могу привыкнуть к мысли, что ее нет в живых.
- Лан?! - брови Хоанга удивленно поползли кверху. - Да что ты, Шон! Она жива. Жива!
Шон словно споткнулся о невидимую стену и остолбенело уставился на Хоанга, держа поднос в руках:
- Как - жива? Мне... мне сказали, что ее... в пятьдесят третьем... Ты это серьезно?
- Ну конечно же! - весело воскликнул Хоанг.
- И вы... все эти годы были вместе?
- К сожалению, нет, - вздохнул Хоанг. - С тех пор я не видел ни ее, ни сына.
- Тогда... откуда тебе известно, что?..
- Лием сказал, - снова повеселел Хоанг. - Помнишь Лиема?.. Он учился со мной в одном классе.
- Хм. - Шон собрал морщины на лбу. - Нет, не помню.
- Ну, неважно. Потом мы вместе партизанили, а сейчас... - Хоанг вдруг рассмеялся. - Да что ты стоишь как столб с этим подносом. Сядь, я тебе все расскажу.
Шон послушно опустился на топчан, продолжая держать поднос. Хоанг взял его из рук брата и поставил около себя.
- Ну так вот. Лием сейчас работает в центре. Мы с ним встречались перед моим приездом сюда. Он-то и сказал мне, что Лан жива и что я увижу ее в Сайгоне.
- И ты видел ее?
- Нет еще. Но завтра или послезавтра увижу. И сына, наверное, тоже. За несколько дней столько встреч! Лием, ты, Лан, сын. Просто не верится!
Шон поднялся и направился к двери походкой человека, который потерял что-то и теперь безуспешно пытается найти потерянную вещь. Потом он вернулся к столу.
- Ты чего? - удивился Хоанг.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал Шон. - У меня где-то был рисовый самогон. Это нужно отметить. Такое событие... такое... Ничего не соображаю. Подожди, где же он? Ах, да, здесь.
Шон открыл створки старенького, обшарпанного буфета и вытащил оттуда запыленную бутылку, в которой торчала тряпка вместо пробки.
- А где же рюмки? - рассеянно спросил он сам себя. - Ох, у меня рюмок-то и нет. Ну, ничего. Выпьем из пиал. Черт возьми, где же они?
Шон отыскал наконец пиалы, стоявшие на столе перед его носом, налил в них самогон.
- Выпьем, Хоанг. За Лан и за тебя. За то, что счастье снова вернулось к вам. И пусть оно сделало долгий путь. Теперь все позади.
Они выпили самогон до дна. Хоанг закурил сигарету, а Шон достал из-за топчана бамбуковый кальян*, поджег табак и забулькал, с шумом втягивая в себя дым.
_______________
* Во Вьетнаме такие кальяны очень популярны. В толстую
бамбуковую трубку, закупоренную с одного конца, наливается вода для
охлаждения дыма. В патрончик, вставленный посередине трубки,
насыпается табак. Этот табак, который называют лаосским табаком,
настолько крепок, что одной-двух затяжек курильщику хватает на
несколько часов.
- Увижусь с Лан, с Виеном, - мечтательно произнес Хоанг, - а потом мы встретимся все вместе. Я представляю себе лицо Лан, когда она увидит тебя. Вот будет потеха.
- А где ты ее увидишь? - спросил Шон. - И чем она сейчас занимается?
- Чем занимается? - улыбаясь, переспросил Хоанг. - Чем может заниматься Лан? Конечно, тем же, чем и мы.
- Слушай! - Шон хлопнул себя рукой по лбу. - Я только сейчас вспомнил, что ты направлен к нам центром. Узнал тебя, и все сразу выскочило из головы. Разболтался, расчувствовался, стал вспоминать молодость, самогон достал. Видел бы командир группы - ох, и досталось бы мне.
- Мы же живые люди, - возразил Хоанг. - Не каждый день встречаешь родного брата, которого считаешь погибшим. Я и сам забыл о том, что ты связной группы.
- Ну, ладно, - Шон отставил бутылку с самогоном в сторону. Вспомнили прошлое, старых знакомых. Теперь давай о делах. Ты приехал, чтобы заменить Диня, насколько я понимаю?
- Да, временно.
- Ясно. Сегодня я предупрежу командира группы, и завтра ты встретишься со всеми. Собираемся мы обычно у Зунга. Он держит небольшую чайную - там удобное место для встреч.
- Что ж, у Зунга так у Зунга. Поведешь меня к нему ты?
- Да. Завтра в половине шестого жди меня там же, где и сегодня. А теперь подожди - я посмотрю, все ли спокойно на улице.
Хоанг заказал еще одну рюмку "куантро", выкурил уже три сигареты, а Лан все не появлялась. Ему стоило больших трудов сдержать волнение, охватившее его еще на улице, когда он только подходил к особняку. Хоанг много раз мысленно рисовал себе встречу с женой и сыном, но шли годы, и он постепенно привыкал к тому, что встреча эта никогда не состоится. Он и сейчас еще не очень верил, что увидит свою Лан.
Хоанг снова подозвал официанта:
- Мне говорили, что хозяйка особняка гадает. Это правда? Я хотел бы узнать свою судьбу.
Официант вежливо выслушал Хоанга. Да, в этом доме когда-то гадали. Госпожа Фам Тху, прежняя владелица особняка. Она прекрасно гадала. К сожалению, господин немного опоздал. Сейчас особняк принадлежит господину Шау. Господин Шау недавно приобрел его. Кажется, у какого-то родственника госпожи Фам Тху. Чуть ли даже не у сына. Что? Нет, госпожа Фам Тху не уехала. Ее убили. Точнее, задушили. Совсем недавно, пятнадцатого января. Это было ужасно. Какие-то неизвестные люди. Говорят, что вьетконговцы. Да больше и некому. Все так переживали. Клиенты очень уважали госпожу Фам Тху. На похоронах было столько народу. Ее похоронили в Дакао - там есть буддийское кладбище неподалеку от пагоды Небесного владыки. Все случилось так неожиданно, так внезапно...
"Так неожиданно, так внезапно. Так неожиданно, так внезапно. Так внезапно... Точнее, задушили. Да больше и некому. У какого-то родственника госпожи Фам Тху. В Дакао..."
- С вас полторы тысячи пиастров. Нет, нет, не пятнадцать тысяч, а всего полторы тысячи. Господин, наверное, не расслышал.
"Я хотел бы узнать свою судьбу, свою судьбу, свою судьбу..."
Тет!*
_______________
* Т е т - вьетнамский Новый год по лунному календарю, который
празднуется в конце января - начале февраля.
Забудьте все разочарования, горечь обид, несчастья!
Пусть под крыши ваших домов вместе с веселым треском праздничных петард и тонким ароматом золотистых лепестков дикой груши войдет радость!
Тет!
Оглушительный вопль ликования, которым потомки вьетов в канун всеобщего обновления природы и всего живого на земле провозглашают свою веру в жизнь, свою жажду счастья и благоденствия!
Тет!
Забудьте все разочарования, горечь обид, несчастья! Веселитесь, встречайте новую весну!
Хоанг шел ссутулясь и опустив голову. Он брел, сам не зная, куда и зачем. Иглой буравили голову строчки из Нгуен Зу*:
Друг с другом не сблизясь, мы разошлись
в предрассветную стынь.
Мы в ней не успели друг друга узнать...
_______________
* Вьетнамский поэт конца XVIII - начала XIX века.
"Как же так, Лан? Как могло случиться, что ты не уберегла себя? Милая, родная Лан! Я не видел тебя целую вечность, но я знал, что ты существуешь, я верил в нашу встречу, и это помогало мне пройти сквозь столько невзгод! А теперь? Как быть теперь?"
Лан! Когда Хоанг увидел ее впервые, красота девушки ошеломила его. Все было как во сне...
Он стоял у пагоды, и вдруг за его спиной раздались слова пароля, произнесенные таким голосом, словно кто-то мягко дотронулся до струны данбау*. Хоанг обернулся. Перед ним стояла девушка в фиолетовом аозай** с разбросанными по нему крупными бледно-розовыми лотосами и ноне***, перехваченном под подбородком фиолетовой лентой. Черные густые волосы девушки ниспадали по ее тоненькой, изящной фигурке до пояса, а глаза, похожие на две спелые сливы, смотрели на Хоанга с детской доверчивостью и незащищенностью. И от одного этого взгляда у Хоанга пересохло в горле, а условный ответ напрочь выскочил из головы. Он промямлил что-то невразумительное, и девушка, пожав плечами, пошла дальше. И только когда она отдалилась на значительное расстояние, к Хоангу вернулась способность соображать. Он бросился вдогонку и на одном дыхании выпалил нужные слова. Девушка остановилась, удивленно посмотрела на него и вдруг расхохоталась...
_______________
* Вьетнамский национальный музыкальный инструмент с одной
струной, имеющий весьма мелодичное звучание.
** Национальная женская одежда - длинная, ниже колен, шелковая
туника с разрезами по бокам, под которую поддеваются белые шелковые
брюки.
*** Конусообразная шляпа, которую носят вьетнамки.
"Лан, Лан! Что же мне теперь делать? Это так жестоко - жить, сознавая, что тебя больше нет".
Через несколько дней после их первой встречи Хоанг, нарушив все законы конспирации (за что был сурово наказан руководством подполья), разузнал, где жила Лан, и пришел к ней домой. Отец Лан - крупный чиновник - выгнал "нахального учителишку", осмелившегося явиться в гости к его дочери. Папаша считал, что, во-первых, Лан должна сначала закончить университет, а потом заводить "любовные шашни", а во-вторых, она не может иметь ничего общего с человеком более низкого круга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13