Но сейчас, стоя за чертой, которая отделяла его от плахи, он вдруг понял, что невозможное может стать возможным. Пусть Нила не красивая, пусть от нее частенько пахнет потом, но с ней он будет жить на свободе, одна мысль о которой окрыляла и вдохновляла на безумные подвиги…
– Если, конечно, правильно все напишешь, – добавил следователь.
– Что значит – правильно? – всем телом искательно подался к нему Илья.
– Ты ревновал Эльвиру к ее мужу?
– Да. И не только к нему.
– К кому еще?
– К Толику, Каланча его фамилия. У них роман был… Ну, я думал, что у них там было… А может, и правда было… Мы же потому и расстались…
– Вот так и напиши, так, мол, и так, переспал с Эльвирой, а она возьми да скажи, что с этим Толиком ей было лучше. Или с мужем, не суть важно… Или сам придумай повод для ревности, но так, чтобы убедительно. Убийство из ревности тоже преступление, но это уже другая, гораздо более мягкая статья. Можешь отделаться условным сроком. До суда будешь находиться под домашним арестом, а суд вынесет тебе три, ну, может, четыре года условно…
– Мне кажется, я должен позвонить своей жене.
– Зачем?
– У нее есть знакомый адвокат.
– Адвокат – это хорошо. Но адвокат может все испортить. В присутствии адвоката я не могу принять явку с повинной, в присутствии адвоката она будет признана недействительной. А без явки с повинной тебя ни под залог, ни под подписку не выпустят. И срок условный не дадут… И вообще, советую тебе не тянуть с этим делом. Время идет, скоро рабочий день закончится, а завтра явку с повинной уже не примут, после двадцати четырех ноль-ноль выйдет срок. И начнется уже другой – тюремный. Так что решай поскорее. Неволить я тебя не могу и не буду…
Неназойливый и убедительный тон следователя внушил Илье безотчетную, но достаточно прочную веру в его слова. В конце концов он взялся за ручку и на двух листах написал «сочинение» на тему, им предложенную.
Перегудов внимательно прочитал признание, удовлетворенно кивнул и положил его в сейф.
– Я могу идти? – по простоте своей душевной спросил Илья.
– Куда? – отнюдь не бесхитростно удивился следователь.
– Вы же сами говорили, что теперь меня можно отпустить под подписку или под залог.
– Говорил. Но не я отпускаю. Отпускает судья.
– Ну, пусть он отпустит, какая разница?
– Разница большая. Сначала он должен рассмотреть ваше дело, затем назначить дату судебного заседания, а там уже примет решение.
– И как долго все это будет?
– Ну, неделя, может, две…
– Так долго? И что же мне до этого дня делать?
– Жить будете в гостинице, в бесплатном номере, под охраной…
– Зачем охрана?
– Ну мало ли что? Вдруг муж убитой вами девушки захочет свести с вами счеты. Мы же теперь все знаем, что это вы убили Эльвиру.
– Но я не убивал.
– А чистосердечное признание? – с коварными блестками в глазах улыбнулся Перегудов.
– Но это же неправда.
– А что это?
– Ну, скажем так, хитрый ход.
– А знаешь, что в народе говорят? На каждый хитрый ход есть еще более хитрый ход с винтом… Значит, так, явку с повинной мы оформим, твое чистосердечное признание у меня, о деталях поговорим позже, а сейчас мне некогда, в прокуратуру надо ехать за постановлением на твой арест и на обыск…
– На арест?! – пришибленно протянул Илья.
– И на обыск, – свысока усмехнулся Перегудов.
– Где обыск?
– В твоем доме.
– Но у вас же было постановление.
– Не было ничего.
– Но вы же говорили…
– Сказать можно что угодно – не словам, бумагам надо верить. Вот ты признался на бумаге, и теперь я точно знаю, кто Эльвиру Окулову с моста в реку сбросил.
– Но это же не я.
– Написанное пером не вырубишь топором, даже если это адвокат с топором… Все, после поговорим. А пока в номера! Пошли!
Илья уже догадался, что обещанный номер не имеет ничего общего с гостиницей, но все же надеялся, что это не тюремная камера. Возможно, в здание УВД есть специальные комнаты для гостей вышестоящих инстанций, может, в одну из них его и определят.
И действительно, комнаты были, в подвале здания, но, как выяснилось, вовсе не для тех гостей, о которых Илье хотелось думать. Как он и опасался, эти номера назывались тюремными камерами, а сама «гостиница» – изолятором временного содержания.
Оштукатуренные и свежепобеленные стены широкого и гулкого коридора внушали мысль о том, что ремонт сделан и в самих камерах, но ничуть не бывало. Помощник дежурного по изолятору отворил тяжелую дверь, не так давно выкрашенную в темно-серый цвет, и втолкнул Илью в какой-то темный закуток, из которого пахнуло мерзким смрадом немытых тел и туалетных нечистот.
Но куда больше вони он боялся встречи с тюремными монстрами, которые, казалось, вот-вот набросятся на него из тьмы своей убогой норы. От страха он даже невольно зажмурился, и напрасно – не было никаких чудовищ с горящими глазами и оскаленными клыками. Тишину в камере разбавлял только чей-то храп.
Глаза привыкали к полутьме помещения, находившиеся в нем предметы принимали очертания. Под потолком крохотное оконце, настолько перекрытое слоями решеток и прочих заграждений, что ни свет через него в камеру не поступал, ни свежий воздух. Под потолком лампочка – сама по себе тусклая да еще закутанная в жестяной кожух с пробитыми в них отверстиями, едва пропускавшими свет. У самой двери слева знакомая по армейскому быту чаша «Генуя», лет сто не мытая и нечищенная, да еще кто-то в душу ей нагадил и не смыл… К стене примыкали четыре дощатых лежака в два яруса, но занят был только один. На нарах безмятежно посапывал-похрапывал бородатый и смердящий мужик в грязной куртке и мокрых, как показалось Илье, штанах. Он спал прямо в ботинках с подошвами на самодельных подвязках, под головой какой-то баул, от которого воняло не меньше, чем от его обладателя. Как будто кот в этом мешке сдох еще в прошлом году…
Илья сел на краешек нар, обхватил голову руками. Монстров в этой камере не было, но ужас бытия все равно встал перед ним в полный рост. Какая-то непонятная хлябь под ногами, рядом смрадный бомж, сортир забит нечистотами, а ведь это еще не тюрьма. Там наверняка все во сто крат хуже: и бомжей побольше, и грязь погуще, но самое страшное – это уголовные монстры, от которых неопытным новичкам нет житья. Илья помнил, как измывались над ним в армии злобные деды, но сейчас, в ожидании грядущих ужасов, их унижающие издевки казались милыми цветочками по сравненью с ядовитыми, а оттого смертельно опасными волчьими ягодами…
* * *
Палящие глаза Нилы немилосердно жгли душу.
– Ты спал с ней?
В ее словах звучала злая, беспощадная ирония.
– Да, – не стал отнекиваться Илья.
Отпираться не было смысла: она знала все и без него.
– Я так и знала, что в ту ночь ты мне изменил, – желчно усмехнулась она.
– Ты тоже в долгу не осталась, – подавленно буркнул он.
– Не осталась. И дальше буду с мальчиками дружить. Ты в тюрьме будешь гнить, а я с мальчиками дружить.
– Зачем ты так?
– А ты как со мной поступил? Зачем в душу плюнул?
– Я же не просто так, я же ее любил…
– А меня?.. Ладно, можешь не отвечать. Сама знаю, что не любишь…
– Ну почему же… – начал было Илья, но Нила его оборвала:
– Заткнись!
– Не надо так со мной, – нахмурился он.
– А то что? – ехидно вскинулась она. – На развод подашь? Так я и сама с тобой разведусь. Как только тебя осудят за убийство, так и разведусь, без всяких проволочек…
– Разводись, – убито пожал он плечами и так же пришибленно добавил: – Если тебе станет от этого легче, разводись…
– Да нет, легче мне не станет… Как же ты мог, Илья? Что тебе не хватало со мной?
– Выпил много, переклинило…
– А убил зачем?
– Я не убивал.
– Следователь так не считает.
– А ты сама как думаешь?
– Думаю, что ты свинья…
– Тогда зачем пришла?
Илья уже третьи сутки находился в камере предварительного заключения. И только сегодня Нила снизошла до свидания с ним.
– А к свиньям тоже, знаешь ли, привязываются.
– Ну так вытащи меня отсюда! – с надеждой воззвал к ней Илья.
– Как?
– У тебя деньги, связи.
– У Окулова связи покруче и денег не меньше. А ты его жену убил. Он уже к прокурору ездил, не просто так. Влип ты, парень, крепко влип… С адвокатом я тебе, конечно, помогу, передачи в тюрьму… И еще Андрея попрошу, чтобы он за тобой присмотрел…
– Андрея?!
Илья чуть не разрыдался от подступившей к горлу горечи. Совсем недавно он уверял Андрея, что никогда и ни за что не переступит черту закона, убеждал его в том, что порядочные люди за решетку не попадают. И на тебе, как будто в наказание за это угодил в тюремный переплет. До слез обидно, до зубовного скрежета жаль себя.
– Да, племянника своего. Как чувствовала, что надобность в нем появится…
– Лучше бы не появлялась.
– Ладно, не кисни. Что-нибудь придумаем, – успокоила его подобревшая жена. – В беде не бросим… А когда вытащим тебя отсюда, подумаю, разводиться с тобой или нет.
– Или нет, – чуть ли не с мольбой во взгляде подсказал Илья.
Если раньше жизнь с Нилой устраивала только с материальной стороны, то сейчас он думал иначе. И дело не в любви, которой к ней никогда не будет. На фоне пережитого и переживаемого она воспринималась им как символ не просто беспечной, но и безопасной жизни. Пока он был рядом с ней, пока не ходил на сторону, все было в полном порядке, но стоило ему сорваться с цепи, как все рухнуло в одночасье… Но пока она с ним, пока за него, еще есть шанс выкарабкаться. Она заплатит адвокату, она подстегнет милицию, чтобы там побыстрей нашли настоящего преступника, она сделает все, чтобы вытащить Илью из тюрьмы. И если это произойдет, он уже точно никогда больше не изменит ей. Любовью к ней воспылать не сможет, но повода для разочарования больше не подаст… Эх, если бы чудо произошло прямо сейчас! Но, увы, Нила – не Господь Бог, и связей у нее в небесной канцелярии нет. Так что придется потерпеть…
Глава четвертая
Однажды, не так давно, Илья ехал на своей машине по городу, на перекрестке рядом с ним остановился милицейский фургон светло-зеленого цвета с зарешеченным окном, из которого изможденно-безнадежными глазами смотрел на него находившийся за ним человек. Тогда он посмеялся в душе над несчастным, считая, что ему такая участь не грозит. Но как сильно он ошибался…
– Пошел, быстрей!
Илью не били, не толкали, но сама атмосфера всеобщей нервозности подстегивала похлеще кнута. Он заскочил в клетку автозака так прытко, как будто там можно было спрятаться от людей, стоявших на заднем дворике милицейского здания, как будто здесь была тишина и покой. Но глупую иллюзию мгновенно разрушил забравшийся вслед за ним в машину собрат по несчастью – чахлый узкогрудый дяденька с бледным лицом и красными воспаленными глазами. Он тоже шел этапом в следственный изолятор. За ним был испито-интеллигентного вида мужчина в мятом и грязном, но добротном пальто, затем – худощавый, нескладный, истерично-веселый паренек с лысой головой и подбитым глазом… Появившиеся конвоиры заперли сначала одну клетку, затем вторую, примостились на скамейках у двери. Это были совсем молодые ребята, младше Ильи, но власть, которой они обладали в силу своего положения и должностных инструкции, делала их старше и значимей, чем они были на самом деле.
Паренек с синяком под глазом достал из кармана пачку сигарет, закурил.
– Не положено, – басовитым, но срывающимся на фальцет голосом одернул его конвоир с сержантскими лычками на погонах.
– Да ладно тебе, браток! – развязно, рисуясь, отмахнулся от него смельчак.
Он должен был затушить сигарету, но не сделал этого, за что поплатились все, кто сидел рядом с ним. Конвоир выдернул из специального крепления огнетушитель, ударил колпаком о пол – тотчас белая разъяренно-неудержимая струя с ревом вырвалась из недр сифона и затушила не только сигарету, но и наглость дерзкого курильщика. Илье тоже досталось – хлопья холодной пены заляпали одежу и лицо, не больно, но такое ощущение, будто оплеуху получил…
Но глупый смельчак не унимался.
– Козлы! – как резаный взвизгнул он, когда ресурс огнетушителя иссяк.
– Что ты сказал! – возмущенно взревел конвоир.
Илье показалось, что сейчас он откроет решетку, чтобы избить своего обидчика, но он всего лишь вытащил из кармана трубку мобильного телефона и кому-то позвонил. Говорил он тихо, а железо грохотало громко, поэтому слов Илья не услышал, но интуитивно уловил «запах жареного»…
Машина остановилась, с улицы донесся едва уловимый гул. Точно с таким же звуком отодвигались в сторону створки ворот на контрольно-пропускном пункте в части, где служил Илья. И сейчас гудят ворота – но это уже не армия, это тюрьма, что несоизмеримо хуже. Он чувствовал себя так, будто перед ним открывались ворота в преисподнюю.
Автозак тронулся с места, снова остановился, звук закрываемых ворот возвестил о том, что назад, в привычный и такой желанный мир, хода нет. Донесшийся до слуха лай собак вызвал злорадную улыбку на лице конвоира.
– Сейчас мы посмотрим, кто у нас тут козел! – открывая дверь наружу, сказал он.
Лай собак стал громче, осязаемей. А конвоир тем временем открыл решетку и выпрыгнул из машины через опасно открытую дверь. Илья невольно сжался в ожидании, когда в клетку запрыгнет огромный волкодав и вцепится ему в горло.
– Бакарян! – донеслось со двора.
– А-а, я! – вскочил со своего места и суетливо задергался среднего роста кавказец с черными, как будто накрашенными бровями.
Он понимал, что ему нужно выходить из машины, но его тормозил панический ужас перед страшной действительностью, которая ждала его в тюремном дворе.
– Бакарян, зараза!
Армянин в ужасе схватился за голову, инстинктивно прижимая ее к груди, выскочил из фургона и тут же попал под град ударов, которым осыпали его вооруженные дубинками тюремщики.
– Теплицын!
Илья ждал, когда назовут его фамилию, но все же замешкался и не столь прытко покинул автозак, как от него ждали, поэтому и ему досталась щедрая порция кнутов без пряников. Били его по спине, но голову он все же закрывал – одной рукой, другой поддерживал свисающую с плеча спортивную сумку с добром.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6