Спрег Де Камп
ЭКЗАЛЬТИРОВАННЫЙ

Похожий на аиста человек с седой козлиной бородкой перемешал на столе
двенадцать черных деталек.
- Попробуй еще раз, - сказал он.
Студент вздохнул.
- Хорошо, профессор Мэтьюэн. - Он бросил угрюмый взгляд на Джонни
Блэка, что сидел напротив него, держа коготь на кнопке секундомера.
Джонни бесстрастно посмотрел на него сквозь очки, нацепленные на
морду, поросшую желтоватой шерстью.
- Начали, - произнес Айра Мэтьюэн. Джонни нажал на кнопку.
Студент начал вторую попытку. Двенадцать деталек были трехмерной
составной головоломкой; сложенные вместе, они должны были образовать куб.
Сейчас куб был распилен по неправильным изломанным линиям, так что сложить
двенадцать кусочков воедино было не так-то просто.
Студент перебирал детальки, по очереди подгоняя их к той, что держал
в руке. Тикал секундомер. За четыре минуты ему удалось сложить их все,
кроме одной. Этот угловой кусочек просто не мог войти в оставшееся место.
Студент покрутил его в пальцах и попытался затолкнуть внутрь. Потом
внимательно осмотрел и попробовал опять, но несоответствие осталось.
Студент сдался.
- В чем здесь фокус? - спросил он. Мэтьюэн перевернул детальку вверх
ногами. Она вошла.
- Вот черт! - пробормотал студент. - Я бы и сам догадался, не будь
тут Джонни.
Вместо возмущения на морде Джонни появился медвежий эквивалент
улыбки. Мэтьюэн поинтересовался у студента, почему он так считает.
- Он меня каким-то образом отвлекает. Я-то знаю, что он дружелюбен и
все такое, но... дело вот в чем. Поступил я в Йельский университет, чтобы
стать психологом. Слышал о подопытных животных, ну, обезьяны там, медведи
и прочие. А тут прихожу я сюда, а медведь ставит опыты на МНЕ. Просто из
себя выводит.
- Вот и хорошо, - сказал Мэтьюэн. - Как раз то, что мы хотели. Мы
изучаем не сам тест с головоломкой, а эффект присутствия Джонни на тех,
кто его выполняет. Хотим установить раздражительности Джонни - его
способность раздражать людей. А заодно и влияние многих других
раздражающих факторов, таких как различные звуки и запахи. Я тебе об этом
не говорил, иначе это повлияло бы на достоверность результата.
- Понял. Но я заработал свои пять долларов?
- Конечно. До свидания, Китчелл. Пойдем, Джонни, у нас осталось
времени в обрез, только-только успеем дойти до аудитории. Приберем здесь
потом.
Когда они вышли из кабинета Мэтьюэна, Джонни спросил:
- Послушайте, босс, чувствуете уже какой-нибудь эффект?
- Ни малейшего, - ответил Мэтьюэн. - Думаю, что моя исходная теория
была верна, и что электрическое сопротивление промежутков между
человеческими нейронами понизить уже нельзя, так что сделанная человеку
инъекция "препарата Мэтьюэна" не даст заметного эффекта. Очень жаль,
Джонни, но боюсь, что твой босс не станет гением, испробовав на себе
собственный препарат.
Средство Мэтьюэна повысило разумность Джонни от уровня нормального
бурого медведя до уровня человека - или, если точнее, до его медвежьего
эквивалента. Оно позволило ему добиться впечатляющих успехов на Виргинских
островах и в зоопарке Централ-Парка. Оно подействовало и на некоторых
других животных в упомянутом зоопарке, но результаты оказались достойными
сожаления.
- Шэрр, - прорычал Джонни с урсо-американским акцентом, - по-моему,
не штоит шитать лекшию шейчаш, пррепаррат ешше дейшштвует. А вдррух...
Но они уже пришли. В аудитории сидело лишь с полдюжины закаленных
старшекурсников, на которых отвлекающий фактор в лице Джонни вряд ли мог
сильно подействовать.

Айра Мэтьюэн был скверным лектором. Он вставлял в речь слишком много
"э-э" и "хм-м" и частенько начинал бормотать себе под нос. Кроме того,
лекция по психобиологии была обзорная, разбирались на ней в основном
элементарные вещи, а Джонни разбирался в предмете гораздо лучше, чем
студенты. Поэтому он настроился на созерцание видневшегося в окне кладбища
и на меланхолические размышления о скоротечности отведенного его виду
жизненного срока по сравнению с людским.
- Ой!
Спина Р.Г.Уимпуса, бакалавра наук выпуска 68-го года, рывком
превратилась из обычной для него безразличной дуги в трепещущую кривую
условного рефлекса, а глаза широко раскрылись в немом изумлении.
Мэтьюэн говорил:
- ...после чего было обнаружено, что... э-э... паралич, наступающий
после иссечения соответствующей моторной зоны коры, продолжается намного
дольше среди Simiidae, чем среди других катарриновых приматов, и что он
длится среди них дольше, чем среди других носатых обезьян... Мистер
Уимпус?
- Ничего, - выдавил Уимпус. - Извините.
- ...и что носатые обезьяны, в свою очередь, страдают дольше, чем
лемуроиды и тарсиоиды. Когда же...
- Ай!
Еще один студент резко выпрямился. Пока Мэтьюэн стоял с открытым на
полуслове ртом, третий студент поднял с пола маленький предмет и протянул
его профессору.
- Да, джентльмены, - произнес Мэтьюэн, - я думал, что вы уже
переросли такие развлечения, как стрельба резинками друг в друга. Итак,
как я уже говорил, когда...
Уимпус снова вскрикнул и подскочил. Он огляделся вокруг. Мэтьюэн
снова попытался продолжить лекцию, но по мере того, как вылетающие
неизвестно откуда резинки продолжали поражать уши и шеи слушателей,
дисциплина в аудитории стала быстро таять прямо на глазах, подобно кусочку
сахара в чашке слабого чая.
Джонни нацепил очки и стал вглядываться в дальний угол аудитории, но
в обнаружении источника резинок он оказался не удачливее других.
Он сполз со стула и доковылял до выключателя. Проникавший в окна
дневной свет оставлял в тени задние ряды аудитории. Как только вспыхнули
лампы, все сразу увидели источник вылетавших резинок. Двое студентов
поставили небольшой деревянный ящик на полку возле проектора.
Ящик негромко жужжал и каждые несколько секунд выплевывал по резинке.
Его перенесли на стол Мэтьюэна и вскрыли. Глазам зрителей открылся сложный
механизм, составленный из деталей двух будильников и набора выструганных
вручную рычажков и кулачков.
- Ну и ну, - сказал Мэтьюэн. - Поистине гениальная конструкция,
верно?
Машина щелкнула и остановилась. Пока они ее разглядывали, прозвенел
звонок.
Мэтьюэн выглянул в окно. Собирался пойти сентябрьский дождь. Айра
Мэтьюэн надел плащ, галоши и взял из угла зонтик. Шляпы он не носил. Он
вышел и направился вниз по Проспект Стрит, сзади косолапо шел Джонни.
- Эй! - поприветствовал их полный молодой человек, которому явно
пошла бы на пользу стрижка. - Для нас никаких новостей, профессор Мэтьюэн?
- Боюсь, что нет, Брюс, - отозвался Мэтьюэн, - если только не считать
гигантской мыши у Форда.
- Что? Какая еще гигантская мышь?
- Доктор Форд методом ортогональной мутации вывел трехсотфунтовую
мышь. Правда, ему пришлось изменить ее морфологические характеристики...
- Ее _ч_т_о?
- Проще говоря, внешность. Пришлось переделать ее так, чтобы мышь
смогла жить...
- Где? Где она?
- В лабораториях Осборна. Если... - Но Брюс Инглхарт уже мчался к
холму, где стояли здания научного городка. - Раз войны нет, - продолжил
Мэтьюэн, - а Нью-Хевен продолжает оставаться таким же скучным городом,
каким он был всегда, то им, как мне кажется, приходится являться за
новостями к нам. Пойдем, Джонни. С возрастом я стал болтлив.
Пробегавшая мимо собака, завидев Джонни, едва не сошла с ума от лая и
воя. Джонни не обратил на нее внимания. Они вошли в Вудбридж Холл.
Доктор Уэнделл Кук, президент Йельского университета, принял Мэтьюэна
сразу. Не допущенный в святую святых Джонни подошел к секретарше
президента. Он встал и положил лапы ей на стол. Потом состроил ей глазки -
вы должны сами увидеть строящего глазки медведя, чтобы понять, как он это
делает - и спросил:
- Как насчет того шамого, милошка?
Мисс Прескотт, в которой с первого взгляда можно было распознать
старую деву из Бостона, улыбнулась ему в ответ.
- Конечно, Джонни. Подожди немного. - Она закончила печатать письмо,
выдвинула ящик стола и достала томик Хехта "Фантазиус Малларе", который
протянула Джонни.
Тот улегся на полу, поправил очки и начал читать.
Через некоторое время он посмотрел на нее и сказал:
- Мишш Прешкот, я прошитал уше половину, но до ших порр не пойму,
пошему эту вешь шшитают непррилишной. Не могли бы вы дать мне НАШТОЯШУЮ
книгу?
- Да в самом деле, Джонни, ты же знаешь, что у меня здесь не
порнографическая лавочка. Многие люди находят и это достаточно сильным.
Джонни вздохнул.
- Людей вошбушдают такие шмешные вешши...

Тем временем Мэтьюэн уединился вместе с Куком и Далримплом на одной
из бесконечных и ничего не решающих конференций. Р.Хэнсон Далримпл,
собиравшийся сделать университету пожертвование, был похож на статую,
которую скульптор так и не удосужился окончательно отделать. Единственной
эмоцией, которую допускал на свое лицо стальной председатель, была ехидная
и таинственная улыбка. У Кука и Мэтьюэна было такое чувство, что он водит
их как рыб, пойманных на поводок из банкнот Федерального Резерва США. Дело
было вовсе не в нежелании расставаться с презренными деньгами, а в том,
что он наслаждался ощущением власти над университетскими умниками.
Современные же реалисты не должны выходить из себя и советовать Крезу, как
поступать с его богатством. Надо говорить: "Да, мистер Далримпл. Конечно,
это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО великолепное предложение, мистер Далримпл! И как это мы
сами до него не додумались?". Кук и Мэтьюэн уже давно и умело играли в
подобные игры. Мэтьюэн, хотя и считал Уэнделла Кука надутым ослом,
восхищался его способностями по части вытягивания пожертвований. В конце
концов, разве не был Йельский университет назван именем удалившегося от
дел купца, что пожертвовал на его основание 562 фунта и 12 шиллингов?
- Послушайте, доктор Кук, - предложил Далримпл, - а почему бы вам для
перемены обстановки не сходить со мной на ленч к "Тафту"? И вам тоже,
профессор Мэтьюэн.
Академики пробормотали о своей признательности за приглашение и
натянули галоши. Выходя из приемной, Далримпл остановился и почесал Джонни
за ушами. Джонни отложил книгу так, чтобы не было видно названия на
обложке, и еде удержался, чтобы не цапнуть стального человека за руку.
Далримпл был просто в хорошем настроении, но Джонни не любил людей,
позволявших по отношению к нему подобные вольности.
Чуть позднее три человека и медведь шли вниз по Колледж Стрит. Время
от времени Кук останавливался, и не обращая внимания на моросящий дождик,
заученными жестами указывал на один из элементов невообразимого суфле из
гергианской и псевдоготической архитектуры и что-то рассказывал и пояснял.
Далримпл лишь слегка улыбался ничего не выражающей улыбкой.
Семенивший сзади Джонни первым заметил, что проходящие мимо студенты
замирают на месте и смотрят на ноги президента. Слово "ноги" теперь
следовало понимать буквально, потому что галоши Кука быстро превращались в
пару огромных голых розовых ступней.
Сам Кук не подозревал об этом, пока не собралась довольно большая
толпа, от которой доносились те звуки, что издает человек, тщетно
пытающийся не рассмеяться. К тому времени, когда Кук проследовал за их
взглядами и посмотрел вниз, метаморфоза завершилась. То, что он оказался
потрясен, было естественно - ноги действительно выглядели потрясающе.
Постепенно его лицо стало соперничать в окраске с галошами, внося
живописный мазок в унылый серый ландшафт.
Р.Хэнсом Далримпл на мгновение потерял свою невозмутимость, а
последовавшие за этим вопли отнюдь не уменьшили опасность приближающегося
апоплексического удара. Кук наконец очнулся и стянул с ног галоши. Осмотр
показал, что ступни на них были нарисованы и замазаны сверху сажей,
которую постепенно смыл дождь.
Уэнделл Кук продолжил свой путь к отелю "Тафт" в угрюмом молчании.
Предательские галоши он держал кончиками пальцев, как нечто грязное и
отвратительное и гадал о том, кто мог подложить ему такую свинью. Уже
несколько дней ни один студент не заходил в его офис, но их пронырливость
никогда не следует недооценивать. Он заметил, что Айра Мэтьюэн носит
галоши того же размера и фасона, но отбросил возникшее подозрение раньше,
чем оно сформировалось. Несомненно, Мэтьюэн не стал бы откалывать такие
шуточки в присутствии Далримпла, раз ему предстоит возглавить факультет
биофизики, когда - если - Далримпл разродится своим пожертвованием.
Следующим человеком, начавшим подозревать, что в кампусе стали
возникать необъяснимые странности, оказался Джон Дьюган, один из двух
полицейских университетского городка - то самый, что высокий и тощий. Он
проходил мимо церкви, направляясь в свою комнатушку в Фелпс Тауэре, и тут
в его ухе раздался уверенный тонкий голосок, который пропищал: "Берегись,
Джон Дьюган! Скоро тебя постигнет кара за твои грехи!".
Дьюган подскочил и огляделся. Голосок повторил ту же фразу. В
пределах пятидесяти футов от Дьюгана никого не было. Более того, он не мог
припомнить, что совершал в последнее время какие-то серьезные грехи. По
улице шли лишь несколько студентов и профессор Мэтьюэн со своим ученым
медведем, который, как обычно, ковылял за профессором, поэтому Джону
Дьюгану осталось подозревать лишь собственный рассудок.

Р.Хэнсом Далримпл был немного удивлен той мрачной откровенностью, с
которой профессора отодвинули тарелки с порциями роскошного обеда. Он
знал, что они вечно испытывают то легкое чувство голода, что знакомо всем,
кто вынужден питаться в столовой колледжа.
1 2 3 4