Игорь увидел только каблуки сапог со сбитыми металлическими косячками и свисающую из-под покрывала руку, залитую кровью.Во дворе толпились жильцы, с жадным любопытством разглядывавшие санитаров, муровскую машину, сотрудников милиции.У дверей подъезда стоял милиционер.— Второй этаж, товарищ начальник. — Он четко козырнул.— Кто там?— Следователь прокуратуры, товарищ капитан Платонов, задержанный и понятые.Игорь, оперуполномоченный Белов, эксперт и врач вошли в подъезд. На площадке первого этажа стоял второй постовой, кусок лестницы был покрыт брезентом.«Молодец Платонов, — подумал Игорь, — все предусмотрел, видимо, здесь-то и убили участкового».Он осторожно обошел брезент и поднялся в квартиру. В коридоре гуляли сквозняки и пахло газом.— Что это у вас, — спросил Игорь Платонова, — труба, что ли, лопнула?— Да нет, хозяин газом отравился.— Где тело?— На кухне.— Илья Маркович, — повернулся Игорь к медэксперту, — начинайте. Задержанный?— Там. — Платонов кивнул головой на дверь.Муравьев вошел в комнату. У стены на стуле сидел парень на вид лет семнадцати, в разорванном коротком полушубке, руки, скованные наручниками, были завернуты за спинку стула. Задержанный поднял голову, и первое, что бросилось в глаза Игорю, — рассеченная губа, которую тот все время облизывал, и глаза с огромными зрачками, смотревшие куда-то мимо него, Муравьева.За столом, раскладывая бумажки, сидел закутанный в толстый шерстяной шарф старичок.— Следователь райпрокуратуры Чернышов Степан Федорович, — сказал за спиной Платонов, — а это, Степан Федорович, товарищ Муравьев из ОББ.Следователь закивал головой, привстал и выдавил из себя что-то типа «очень рад».На столе среди бумаг лежал офицерский планшет, ремень с кобурой, красным пятном на скатерти выделялась книжка-удостоверение и два пистолета.Игорь подошел к столу, взял в руки оружие. «Фроммен» 7,62 и маузер 6,35. Из ствола «фроммена» кисло пахло порохом. Игорь вынул обойму, выщелкнул на ладонь патроны. Три. Значит, этот парень стрелял пять раз. И, словно угадав его мысли, Платонов сказал:— В меня раз, самым жиганским методом, прямо из кармана, остальные в Соколова.— Так. — Игорь внимательно посмотрел на задержанного, на этот раз он не показался ему таким молодым. У него было странное лицо порочного мальчика.— Документы его где?— А вот, пожалуйста. — Чернышов подвинул Игорю истрепанный паспорт и какие-то справки.Так, Кузыма Сергей Казимирович, год рождения двадцать второй, место рождения — село Гольцы Пинской области, из колхозников, паспорт выдан Пинским ОУНКВД БССР, подпись, печать. Паспорт прописан: Пинск, Станиславская, 5. Справка: «Дана настоящая Кузыме С.К. в том, что он освобожден от военной службы по состоянию здоровья (эпилепсия)».
Подпись райвоенкома, печать. Пропуск в Москву. Все тоже вроде в порядке, цель поездки — лечение. Пропуск-то туфтовый. Реквизиты не те. Прошлогодние реквизиты.— Игорь Сергеевич, — крикнул эксперт, — можно вас на минуточку?Игорь вышел на кухню. Труп хозяина лежал на боку, казалось, что он просто пьян, просто вошел, упал и уснул до утра.— Ну как?— Вот в чем дело, — сказал эксперт, — на бутылке вина отпечатков нет никаких. Отпечатки только на его стакане, на кранах плиты тоже нет ничего.— Что же это он, сначала газ включил, потом все вытер? Предусмотрительный самоубийца. Что еще?— Плитка шоколада с прикусом в вазочке, слепок мы потом сделаем на Петровке. Слесарь говорит, товарищ Муравьев, что звонок слышал, когда у двери сидел, вроде как бы будильник звенел.— А может, телефон?— Да нет, звук непрерывный и резкий, а телефон в квартире звонит иначе. Я посмотрел: будильник поставлен на восемь часов.— Давайте проведем следственный эксперимент.— Так, — внезапно сказал эксперт, осматривающий пол под столом, — есть.— Что?Эксперт осторожно поднял пинцетом женскую заколку с камнем, положил ее на стол, начал разглядывать в лупу.— Заколка черепаховая с брильянтом, работа старинная.— Много ты понимаешь, — усмехнулся Игорь.— А вы не смейтесь. Приедем на Петровку, я точно докажу.Вот теперь все стало абсолютно непонятным. Если поначалу Игорь думал, что в квартиру Судина ворвался случайный налетчик, ничего не знавший о том, что хозяин кончил жизнь самоубийством, то теперь самоубийство отпадало полностью, по делу проходил некто неизвестный, возможно женщина. А может, она послала Кузыму за заколкой? Отпадает. Он бы не стал тогда звонить в дверь. Так при чем же здесь этот эпилептик из Пинска? И зачем женщина убила Судина? Да и вообще, кто такой был Судин? Только узнав это, можно было понять, почему пришел Кузыма и зачем убили хозяина квартиры.Игорь вышел в комнату. Там все было по-прежнему. Чернышов что-то писал, задержанный сидел, не подымая головы, в углу затихли понятые.— Ну что, Степан Федорович, — спросил Муравьев, — начнем обыск?— Приступайте.— Белов, бери людей, начинайте обыск. Задержанного на Петровку.Сергей и оперативники разошлись по комнатам. Началось самое сложное — найти улики среди этих на первый взгляд мирных, ничего не говорящих вещей.Игорь не вмешивался, он вполне доверял сотрудникам, по собственному опыту зная, как неприятно работать, когда у тебя над душой стоит начальство. Переходя из комнаты в комнату, он фиксировал детали, обращал внимание на мелочи. Так всегда делал Данилов. Еще в сороковом году он учил Игоря, что главное в работе оперативника — обыск. Иногда любой, на первый взгляд самый незначительный предмет, катушка ниток или старая пробка от духов могут рассказать больше о хозяине квартиры, чем самый тщательный опрос свидетелей.И вот сейчас, глядя на вещи, доставаемые из шкафов и комодов, Муравьев понимал, что кто-то до них здесь что-то очень тщательно искал. Часто бывая на обысках, он привык к этой неприятной, но тем не менее неизбежной работе оперативника. Привык, что перед ним раскрывалась чужая жизнь, никому дотоле не известная. Привык и смирился с этим, как не останавливаешь себя, когда с любопытством заглядываешь в освещенные окна чужих квартир на первом этаже.— Игорь, — к нему подошел Белов, — мне кажется, что до нас здесь что-то искали.— Отпечатки?— Не видно, эксперт все внимательно посмотрел. Наверное, работали в перчатках.— Ты обратил внимание на чемоданы в шкафу?— Да.— Сколько их?— Два.— Там был третий. — Они подошли к шкафу. — Смотри, вещи вывалены в угол. А судя по всему, покойный был мужик аккуратный. Кроме того, носильных вещей нет. Никаких, кроме старого френча. Позови-ка сюда дворника.— Звали, товарищ начальник? — Дворничиха стрельнула любопытными глазами по сторонам.— Скажите, у покойного были хорошие вещи?— Да вон их сколько, целая гора.— Нет, не это, я имею в виду костюмы, пальто.— А то как же, он одевался здорово.— Вы не могли бы припомнить, что именно у него было?— Перво-наперво, товарищ начальник, пальто кожаное на меху, потом костюмы, летний, коричневый, и синий, уж не знаю из какого материала, плащ габардиновый. Боле не припомню. Да, халат у него был еще шелковый полосатый. Я ему телеграмму передала, так он в ём был.— Этот?— Он самый.Игорь сунул руку в карман халата, вынул телеграмму. «Буду Москве завтра остановлюсь обычно у З.».
— Приобщи к делу.— Есть! Нашел! — крикнул Платонов. — Муравьев!Игорь вышел в другую комнату. Оперативники возились у плинтуса подоконника.— Я смотрю, — возбужденно говорил Платонов, — вроде все плинтусы нормальные, а в этом какая-то шляпка торчит. Почистил, нажал, вроде винт. Вывинтил, плинтус-то поддается.— Погоди, не снимай, позовите понятых и следователя.Под подоконником, в глубоком тайнике, были найдены пачки денег, желтый металл, похожий на золото, и двенадцать коробок с ампулами морфия.Обыск окончился. Вещдоки запаковали и отправили на Петровку. Протоколы были составлены, понятые расписались. Но Муравьев все же не уходил, что-то еще задерживало его в этой квартире. Вот только что, он никак не мог понять. Еще раз осмотрел комнаты, кухню, туалет. Смущало, что в квартире не было найдено ни одной записной книжки, ни одной бумажки с номерами телефонов. И вообще никаких бумаг не было. Кто-то унес все. Письма, блокноты, записки. Тот самый бумажный мусор, который подчас оказывает следствию неоценимую услугу. Игорю так и осталось непонятным, где же покойный хранил свой архив и деловые бумаги. Ну, насчет телефонов дело вполне объяснимое. Он и сам не пользовался книжкой, держал в памяти десятки телефонов и адресов. Видимо, бумаги покойного тоже забрали. Унесли в том самом чемодане, вместе с костюмами и кожаным пальто.— Послушай, Платонов, когда этот парень ворвался в квартиру?— Около девяти.— Его должны были видеть. Кто-то обязательно его видел.— А зачем нам это?— А если он был не один?— Погоди, Муравьев, погоди. Егоров! — крикнул Платонов оперуполномоченному. — Позови Климову.Дворничиха пришла минут через пять.— Звали?— Звали. Да ты садись. Вот подумай, кто около девяти утра мог быть в переулке?— Да кто же его знает, начальник, я же не гадалка.— Как продавщицу из керосиновой лавки зовут? — спросил Платонов.— Вера Симакова.— Она во сколько открывает?— В девять.— А приходит-то раньше.— Твоя правда, товарищ начальник, вот что образованность-то значит…— Вы проводите нашего сотрудника к этой Вере, — вмешался Муравьев, — только скоренько, ладно? Белов Над переулком повисли голубые сумерки. Небо было чистым, и первые неяркие звезды, словно лампочки, зажженные вполнакала, висели низко над крышами домов. Снег завалил старенькие особняки до наличников окон, деревянные колонны у входа, покрытые инеем, серебрились и казались частью сугробов.Сергей после пропахшей газом квартиры с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдохнул так глубоко, что у него защипало в носу, будто он залпом выпил стакан боржоми.Они спустились с накатанной горки и почти уперлись в дворик. В глубину его вела вытоптанная между сугробами дорожка, она оканчивалась у маленького сарайчика.— Вот она, керосинка, — сказала Климова.— Благодарю. Вы можете идти, — ответил Сергей.— М-может, еще чего…— Тогда вас вызовут. — Он толкнул набухшую дверь.В лавке было холодно и отвратительно воняло керосином. Рядом с огромной бочкой на скамеечке, положив на колени литровый черпак, сидела женщина, по глаза закутанная в платок. На ней был огромный овчинный тулуп, перетянутый веревкой, и валенки, облитые красной резиной.— Давай бидон и талоны, — хрипло крикнула она, — а то закрываю. Я в такой мороз не нанялась здесь без вылазу сидеть.— Милиция. — Сергей достал удостоверение.— Это еще зачем? Керосин не пиво, его не разбавишь.— Я по другому вопросу.— Ну давайте. — Женщина встала, и Сергею показалось, что она ничуть не меньше бочки с керосином.— Вас зовут Вера?— Вера Анатольевна Симакова.— Спасибо. Скажите, Вера Анатольевна, когда вы шли на работу?— Я в девять открываю. Живу на Арбате в Афанасьевском, так что из дома в восемь выхожу. А что?— Когда вы шли на работу, вы никого не встретили у дома пятнадцать?— А правда, что барыга этот, из шестой квартиры, нашего участкового убил, Василия Андреевича?— Почему барыга?— Форменный, да ты погляди на него, одет в кожу, бурки-чесанки, рожа лоснится.— Убили, это правда, но не он.— Вечная ему память, хороший человек был, хоть и милицейский, душа в нем имелась, недаром фронтовик, с наградами.— Так как же, Вера Анатольевна, вы встретили кого-нибудь?— Ясно дело. Витьку Шабалина из третьего дома, он в аптеку бежал, Гусеву Надежду с набережной…— Вы меня не поняли, я имею в виду незнакомых людей.— Ну а из незнакомых военный шел.— Какой военный?— Известно какой. Пальто на нем кожаное с погонами и шапка высокая.— Такая, как у меня?— Да тебе до такой шапки как медному котелку служить, я ж говорю: высокая, из каракуля.— Папаха!— Вот точно, папаха.— А какие у него были погоны?— Известно, золотые.— Вы в темноте разобрали?— Да я его раза три с этим жуликом из шестой квартиры видела, он мне раз даже сумку до троллейбуса помог донести. Летчик, одним словом.У Сергея неприятно защемило под сердцем. Он весь напрягся и задал главный вопрос:— Он один был?— Нет, с ним паренек шел в полушубке коротеньком. Маленький, вертлявый.— Вы бы могли его узнать? — еле сдерживая себя от волнения, спросил Белов.— А то нет, он меня так толкнул, что я чуть с этой горушки не загремела. Я ему говорю: «Ты чего же, ирод, делаешь?» А он мне: молчи, мол, сука старая. Это я-то старая, мне и тридцати-то нет.— Ну а дальше?— А что дальше-то? Я лавку пошла отворять, а они у дома пятнадцать остановились.— Давайте я запишу все, что вы мне рассказали.— Записывайте, если надо, если поможет это тех, кто нашего Андреича убил, поймать.Через полчаса Сергей вышел из лавки. Переулок был пуст. Даже вездесущие мальчишки сидели по домам. Он медленно шел в сторону Кропоткинской, любуясь заиндевевшей стеной монастыря, в ее проломах росли маленькие деревца, и ему казалось, что он идет не по Москве, а мимо разрушенного раскольничьего скита.Он еще не знал, что Муравьев все же нашел то, что искал. Рядом с телефоном, на стене, карандашом был нацарапан номер телефона, а под ним буква З. Данилов Он вышел из дома, еще ничего не зная о том, что произошло в Зачатьевском переулке. Идя гулять, Иван Александрович даже предположить не мог, как это утро, морозное и прекрасное, переменит всю его жизнь и сколько забот доставит сегодняшний день, и что долго роман «Петр I» будет лежать заложенным на двухсотой странице. Отойдя от дома метров триста, он вдруг вспомнил, что забыл пистолет. И хотя Данилов пытался убедить себя, что в этот тихий морозный вечер оружие ему не понадобится, многолетняя привычка взяла свое, и он повернул к дому.У его подъезда стояла машина начальника МУРа. Начальник что-то говорил шоферу.— А, отпускник, — обрадованно сказал он, — гуляешь?— Дышу.— Это правильно.— Что случилось?— А ничего, говорил, что заеду, вот и выбрал время.— Ну, что стоим, пошли в дом.— Пошли, пошли, посидим поговорим. — Голос начальника был неестественно весел. — Ты мне скажи, Данилов, — продолжал он, — отчего это в подъездах даже зимой котами воняет?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4