— Будь ты проклята, ведьма! — прохрипел Тит.
Иван обернулся к нему. С Фроловым происходило что-то неладное. Его глаза вылезли из орбит, лицо посинело. Он широко открывал рот, словно ему не хватало воздуха.
Тут подоспели казаки, вооруженные тем, что попалось под руку: вилами, лопатами, а то и просто дубинами. Толпа захлестнула Фролова, было видно только, как мерно поднимаются и опускаются руки казаков. Слышалась их ругань и шумное дыхание. Они мстили Фролову за те минуты страха, которые испытали, когда он бегал с наганом в руке и стрелял в первых попавшихся на его пути людей. Мстили жестоко, кромсая даже мертвое тело, абсолютно безопасное после того, как Иван отрубил кисть, в которой Фролов сжимал оружие…
Ивана так обеспокоил взгляд Тита, что он еще раз оглянулся на то место, куда тот так настойчиво смотрел перед этим. На этот раз он увидел Дарью!
— Даша? — не веря собственным глазам, поинтересовался он.
Девушка смотрела на него с какой-то неземной печалью.
— Ванечка, милый мой, иди, пожалуйста, домой! Я очень прошу тебя!
В следующее мгновение она пропала. Только что стояла на этом месте, и вот теперь ее не было. Иван протер глаза кулаками. Нет, на том месте никого не было. Решив, что это ему привиделось, он повернулся к казакам…
Там уже завершилась расправа над Фроловым. На земле валялась какая-то бесформенная окровавленная масса. Казаки стояли вокруг и о чем-то возбужденно переговаривались.
— Молодец, Иван! — хлопнул его кто-то по плечу.
Иван посмотрел на человека, обратившегося к нему. Это был новый секретарь партийной ячейки хутора Василий Власов. Сам он был из местных, но длительное время работал в райкоме, в одном из отделов. Теперь вот, видимо, Трофимов решил, что на этом посту Власов принесет больше пользы.
Василий еще что-то восторженно говорил ему, но Иван не слушал его. Честно говоря, он не очень-то хорошо относился к этому дородному казаку. Да и как можно было относиться иначе, если Власов был большим приятелем Степанова и получил это назначения явно по рекомендации последнего? К тому же в эту ночь Власов только объявился здесь, хотя и у него, и у нового председателя сельсовета, который тоже маячил неподалеку, было оружие, положенное им по праву. Нет, они появились только сейчас, когда все уже было кончено…
Послышалось хлопанье крыльев, и на труп опустился большой черный ворон. Иван уже видел раньше эту птицу, теперь он вспомнил это. Этот ворон несколько раз прилетал по ночам к нему домой, а в ту ночь, когда на него было совершено покушение, он спас Ивану жизнь. Вот и сейчас у него возникло впечатление, что умная птица появилась здесь неспроста…
Ворон каркнул, глядя на Ивана, и принялся клювом что-то вытаскивать из кармана покойника. Показался краешек какой-то бумаги…
Иван отодвинул Власова рукой и подошел к трупу Фролова. В ушах настойчиво звучали слова Тита о написанном признании. Ворон каркнул напоследок, взвился в воздух и улетел. Иван встал перед трупом на колени, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумагу, развернул ее и поднес к глазам.
— Дайте кто-нибудь огня! — крикнул он.
Кто-то услужливо зажег спичку. В ее неровном свете Иван с трудом разобрал каракули, написанные рукой Фролова. К тому же в некоторых местах бумага пропиталась кровью, что затрудняло чтение. И все-таки Иван убедился в том, что это то самое признание, о котором упоминал покойник.
— Вот! — он поднял вверх развернутый лист бумаги и потряс им в воздухе. — Гришин невиновен, слышите, люди! В этой записке Фролов сознается, что это он стрелял в меня.
К этому времени уже подтянулись и женщины. Среди них Иван заметил и жен Атаманчукова и Беспалова. Угрюмые лица хуторян горели зловещей решимостью, и это ему очень не понравилось. Он подошел к Власову и протянул ему бумагу.
— Вот. Это надобно отправить в район. Немедленно!
Тот нерешительно взял ее в руки, явно не зная, что с ней делать.
— Ладно, послезавтра я поеду в станицу и отвезу эту бумагу.
Тут уж Иван не выдержал.
— Ты соображаешь, что говоришь? Какое послезавтра? Там человек обвиняется в заговоре супротив Советской власти, а ты, гад!..
Он даже задохнулся от гнева, переполнявшего его. Видя такое состояние Ивана, Власов поднял обе руки, ладонями вперед, словно защищаясь, и сказал:
— Ладно, ладно, Иван, не кипятись. Завтра утром я отправлю коннонарочного к Снегову с этой бумажкой.
— Каким утром?! Человека за это время могут расстрелять!
— Ну, за пару-то часов точно не расстреляют, — возразил на это Власов. — А утром, я тебе клянусь, я отправлю человека в станицу. Обещаю.
Иван понял, что спорить с этим человеком бесполезно. Он махнул обреченно рукой, соглашаясь. Власов засунул бумагу в нагрудный карман. Он так и светился самодовольством. Иван понял, что тот был горд тем, что сумел осадить такого человека, как Иван, который не испугался резко выступить на бюро райкома. А Иван, на самом деле, просто устал от всего этого идиотизма. Он прекрасно понимал, что Власов уперся и спорить с ним бесполезно. Хорошо хоть выбил обещание отправить эту бумагу утром…
За то время, пока он препирался с Власовым, настроение толпы круто изменилось. Люди о чем-то возбужденно переговаривались, то и дело бросая косые взгляды на черневший неподалеку дом Гришиных. Между ними сновал вездесущий Яшка Рыжий. Там кинет пару слов, там поддакнет говорившему. Яшка и сам не знал, зачем он это делает, но словно какой-то настойчивый голос твердил ему, что Дарье Гришиной надо отомстить.
Такое же чувство испытывала и Алена Кирзачева. Обида на Дарью жгла ее сердце. Ведь это она увела у нее Ивана, сделала так, что они поругались! А последнее его заявление еще больше распалило ее. Он ведь явно видел ее, но предпочел искать доказательства невиновности Гришина вместо того, чтобы подойти к ней!..
Настрой толпы способствовал их планам. Люди были возбуждены последними событиями. Сходились на том, что произошедшее было очень странным, необъяснимым с точки зрения нормального человека. За несколько последних дней произошло столько зловещего в прежде тихом хуторе, что это вызывало подозрение.
Несколько фраз, брошенных Яшкой и Аленой, придали мыслям собравшихся людей нужное направление. Теперь обвиняли во всем Дарью. Ей припомнили и смерть Атаманчукова и Беспалова, одна из соседок Фролова рассказала, как Наталья, жена Тита, жаловалась, что Дарья угрожала ему. Яшка вовремя ввернул фразу о том, что он якобы видел, как девушка ходила около стада, после чего на хуторе начался странный падеж скота. А Алена заявила, что видела ее сегодня. Мол, Дарья стояла и смотрела на происходившее так, словно знала, что происходит и чем это все закончится.
Вспомнили и день смерти старухи Гришиных. Михаил, бывший работник Степана Прокопьевича, оказавшийся поблизости, ничего не хотел говорить, но у него помаленьку, по крупицам вытянули информацию о том, что произошло в ту зловещую ночь. После этого уже никто не сомневался, что Дарья Гришина — ведьма, что все, происходящее на хуторе, — ее рук дело, и что с этим надо покончить раз и навсегда…
Когда толпа двинулась к дому Гришиных, Иван сразу понял, что происходит. Услышанных им обрывков фраз хватило, чтобы понять, что Дарье грозит смертельная опасность. С шашкой в руке он загородил людям дорогу.
— Стойте! Чего это вы удумали?
— Отойди, Иван, — сказал ему кулак Куроедов, поигрывая в руках острыми вилами. — Мы хотим покончить с энтим раз и навсегда!
— Я вас не пропущу, пока вы не скажите мне, чего вы собираетесь сделать, — твердо сказал Иван.
— Чего, чего?.. — послышалось из толпы. — С Дашкой хотим разобраться, вот чего!
Иван обвел людей взглядом. По их горевшим мрачной решимостью лицам он понял, что они не шутят.
— Остановитесь, люди! Вы что, умом подвинулись? При чем здесь Дарья?
— А ты ее не защищай! — послышался чей-то женский голос. — Мы знаем, почто ты за нее впрягаешься! Лучше отойди с дороги, Ванька, а не то мы и тебя!..
Иван поднял шашку. Люди отшатнулись назад.
— Вы могете говорить обо мне все, что угодно. Но Дарью я вам тронуть не дам! Она и так дюже много перенесла за последнее время!
— Как ты могешь нам помешать? — зашумела толпа. — Ты один, а нас вона сколько!
— Зарублю первого же, кто рискнет пойти дальше! Вы меня знаете, я не шуткую!
Люди знали, что это — не пустые слова. По виду Ивана было хорошо заметно, что тот настроен решительно. А уж его слава лихого рубаки была хорошо известна…
Иван прекрасно понимал, что сейчас его положение было не из лучших. Если толпа все-таки решится двинуться вперед, то его попросту сомнут. И помочь ему было некому. Иван с тоской подумал, что если бы рядом были его товарищи, хотя бы парочка человек, они смогли бы сдержать эту толпу. Но Мишки Атаманчукова и Семена Беспалова уже не было в живых, а остальные отсиживались по домам. У него еще оставалась слабая надежда, что секретарь партийной ячейки и председатель сельсовета, официальные представители власти на хуторе, вмешаются и урезонят разбушевавшихся людей, тем более что у них у обоих были наганы. Но сколько Иван не всматривался в толпу, ни того, ни другого так и не увидел. Он был один…
— Бабы, пошли! — вдруг крикнула Алена, выходя вперед. — Не будет он с нами воевать, кишка у него тонка!
— Алена, не шуткуй! — предупредил он ее. — Лучше уговори людей разойтись по домам.
— Зачем? — пожала плечами девушка. — Мы пойдем вперед.
— Лучше не надо! — попросил ее Иван. — Не доводи до греха!
— И что же ты сделаешь? Зарубишь? — Алена рванула ворот кофты, обнажая грудь, и двинулась на него. — На, руби!
Иван было попятился, но тут вдруг вперед Алены выскочил Яшка и замахнулся на него вилами…
Иван не хотел его убивать. До самого последнего момента он надеялся, что все обойдется, что люди погомонят и разойдутся по домам. Яшка испортил все…
Мышцы отреагировали на нападение сами по себе. Иван отклонился в сторону, свистнула шашка, опускаясь на тело, и Яшка рухнул на землю, разваленный профессиональным ударом от плеча до пояса. В следующее мгновение толпа с криком смяла его, вырвала шашку из рук и стала жестоко избивать. Иван пробовал сопротивляться, но разве мог он устоять против разъяренной толпы? Кто-то ударил его дубиной по голове, и на сознание опустилась тьма…
Он очнулся и попытался встать на ноги, но тело пронзила такая сильная боль, что он со стоном опустился обратно на землю. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, один глаз заплыл и ничего не видел. Создавалось впечатление, что у него на теле не осталось живого места…
У дома Гришиных маячили неясные тени людей, бегавших вокруг хаты. Потом показались первые языки пламени, и скоро подворье Гришиных было объято весело потрескивающим огнем. Собрав последние силы, Иван пополз туда…
Скоро он увидел, что двери и окна дома заперты снаружи и подперты палками. Вероятно, для того, чтобы тот, кто находился внутри, не смог выбраться оттуда.
— Что же вы делаете, гады? — крикнул Иван. — Люди вы или кто?
В этот момент подошедший к нему сзади Куроедов воткнул ему в спину вилы, и этот крик оборвался.
— Не-е-ет! — услышали все люди истошный крик Дарьи и остановились в нерешительности (они были абсолютно уверены, что девушка находится в хате, но этот крик прозвучал откуда-то снаружи). — Что же вы делаете, ироды? Ваньку-то за что?.. Будьте вы прокляты!..
— Вот так, змееныш! — сказал Куроедов, выдергивая вилы из тела. — Давно ужо пора было это сделать, да все никак не получалось!
Все время, пока длился погром, секретарь партийной ячейки хутора и председатель сельсовета стояли в стороне, не вмешиваясь. Последний было ринулся на помощь Ивану, когда Куроедов ударил того вилами в спину, но Власов остановил его.
— Погоди, не влезай, а то зашибут! Вот остынут немного, отрезвеют их буйны головушки, тогда и поговорим по душам…
Куроедов не успел далеко уйти. Небо вдруг раскололось, и испепеляющая молния убила его на месте. Поднявшийся следом сильный ветер заставил людей отшатнуться от ярко полыхавшей хаты Гришиных, потому что языки пламени вдруг оторвались от постройки и, словно живые, метнулись к ним. Стихия разыгралась не на шутку. Молнии ударяли в землю с пугающей периодичностью, но ни грома, ни дождя не было. Соседняя с домом Гришиных хата загорелась…
— Проклятье ведьмы! — послышались крики людей.
Вскоре на улице уже никого не было. Одиноко лежали тела Фролова, Яшки, Куроедова и Ивана. Люди были так напуганы, что даже не позаботились о них. И никто даже не посмотрел, жив Иван или мертв…
Утром люди подсчитывали убытки. Сгорела половина хутора, так как ветер от горевшей хаты Гришиных дул как раз в сторону других домов. Но, странное дело, выгорели дотла постройки только тех людей, которые участвовали в погроме.
Приехавшие милиционеры не стали разбираться в произошедшем, как опасались те, кто принимал в этом живейшее участие. Они не стали даже разбирать пепелище Гришиных, чтобы отыскать труп Дарьи, которая должна была быть там. Многие в ту злополучную ночь видели ее и слышали, как она прокляла их…
Милиционеры забрали Ивана, который был еще жив, хотя было ясно видно, что он — не жилец. Забрали и Алену Кирзачеву по обвинению в подстрекательстве людей на поджог. Этим все и ограничилось…
Хутор застыл в тревожном ожидании. Люди помнили о проклятии Дарьи и теперь постоянно ждали, что оно начнет сбываться. Но пока ничего не происходило, и постепенно жители хутора успокоились…
За хутором одиноко высился маленький холмик с воткнутой в него дощечкой. Со временем дощечка куда-то пропала, но все знали, кто похоронен там. А по ночам можно было часто увидеть у этой одинокой могилки черную женскую фигуру, застывшую в молчании. Люди говорили, что это дух Дарьи охраняет прах своей матери, и никогда даже близко не подходили ни к могиле, ни к пепелищу, бывшему некогда домом Гришиных…
XIX
Июль 1942 года. Южные степи России.
Унылая степь лежала справа и слева. Буйные травы устало полегли под изнуряющим июльским зноем, безжизненные солончаки тускло блистали под ярким, испепеляющим солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25