Однако мешали выехать оставшиеся от моста остатки опор. Танкистам пришлось снять комбинезоны и сапоги, а затем двуручными пилами спилить остатки опор под основание — прямо в воде около дна. Танк подцепили тросами и быстро вытащили на берег. Затем убрали остатки опор на другом берегу, и речку пересекли оставшиеся четыре танка.
На переправу ушло чуть больше часа. Пока переправлялись оставшиеся танки, Иван уже намечал в роще позиции. К рассвету вся рота стояла под деревьями, укрытая маскировочными сетями. И не зря — как только взошло солнце, в небе появилась «рама» — двухкилевой разведчик Focke-Wulf FW-189, успевший получить весьма дурную репутацию. Вслед за ним по разведанным целям почти всегда или наносили удар бомбардировщики, или начинался артиллерийский обстрел. Да и сама «рама» имела неплохое пулеметное вооружение.
Однако, полетав над рощей и деревней, «рама» удалилась. Часа через два в небе появились три десятка бомбардировщиков Heinkel He-111, но и они, пролетев на большой высоте, направились куда-то на север.
День в целом прошел спокойно. Танкисты выкопали укрытия для танков и, загнав их туда, замаскировали. Механики-водители продолжили возиться с машинами. Командиры изучали карты и местность. Во второй половине дня появился взвод саперов и начал вместо разрушенного мостика строить новый, который мог бы выдерживать тяжелую технику. Под утро по нему должны были пройти гаубичный дивизион, мотострелковый полк на грузовиках и два пеших стрелковых полка. Войска подтягивались скрытно, по ночам, прячась днем в лесах и населенных пунктах. Командование явно готовило что-то грандиозное. По данным разведки, подобные приготовления проводили и немцы.
Однако противник, находившийся в цейтноте и спешивший деблокировать свои окруженные группировки до того, как они будут уничтожены или капитулируют, торопился, и немецкие войска двигались к фронту и ночью, и днем, не имея возможности позволить себе такую роскошь, как скрытность. И если русская авиация, чтобы не выдать районы сосредоточения войск и направление ударов, демонстративно проявляла активность на ложных направлениях и особенно не «светилась» на основных, то районы сосредоточения немецких войск постоянно охранялись истребителями.
Несмотря на то, что в начале войны русские ВВС имели некоторое численное превосходство, теперь количество самолетов выровнялось за счет больших потерь авиации в первые дни войны. Основной причиной была более высокая подготовка и больший боевой опыт немецких пилотов. И хотя русские летчики тоже успели немного набраться боевого опыта, превосходство в воздухе все же пока было на стороне противника. Сказывалось и слабое войсковое ПВО, особенно отсутствие самоходных зенитных установок, которые могли бы непосредственно сопровождать передовые части.
Однако и у русских ВВС было в запасе то, чему противник не мог противостоять, — полки «летающих танков» — бронированных штурмовиков Ил-2 с кассетными кумулятивными бомбами ПТАБ. А кроме того, были гвардейские истребительные авиаполки, укомплектованные новейшими машинами и лучшими воздушными асами, которые, по меньшей мере, не уступали Люфтваффе ни по летно-боевым характеристикам самолетов, ни по мастерству летчиков. Разумеется, гвардейских ИАП было немного, но на важнейших направлениях они были способны в нужный момент завоевать господство в воздухе.
29 июня 1941 года. Деревня Окуневка.
Дислокация 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф».
Гауптштурмфюрер СС Йозеф фон Блицман был доволен новыми танками, которые получила его рота. Это был переходный вариант от Pz-IVF к проектируемому Pz-IVG. Танк имел такой же корпус с усиленным бронированием, как версия F, но башня была несколько усовершенствована. А самое главное — танк имел длинноствольную 75-мм пушку с весьма неплохой баллистикой, превосходящей 76-мм пушки русских танков.
Танки считались секретными и доставлены были в Окуневку на трейлерах, укрытые брезентом. Специальное подразделение СС осуществило выселение всех жителей деревни, включая стариков, женщин и детей. Жителей предполагалось отправить на строительство оборонительных сооружений на минском направлении. По мнению немецкого командования, их, конечно, следовало бы отправить в концлагерь или расстрелять, но ни времени, ни свободных зондеркоманд в его распоряжении не было. Да и траншеи кому-то надо было срочно копать. Отправили их под конвоем обычного пехотного взвода.
Как итог — на колонну напали партизаны, командир которых был родом из Окуневки. Солдатиков, конвоировавших колонну и не оказавших партизанам сопротивления, пожалели и, разоружив, отпустили. Тем более что это были такие же простые немецкие крестьяне, которые особой злобы к русским собратьям не испытывали и жестокости не проявляли. А вот занявших деревню эсэсовских танкистов партизаны обещали наказать. Для обеспечения безопасности дивизии «Тотенкопф» и особой охраны секретных танков к вечеру в Окуневку прибыл батальон Россиянской Освободительной Армии, набранной из числа предателей и уголовников. Однако вместо охраны каратели из этого батальона занялись пьянством и мародерством. Дело дошло до того, что немецким солдатам пришлось набить морды нескольким совсем уж распоясавшимся «освободителям», после чего остальные начали вести себя тише, а блатные песни орать не так громко.
Фон Блицман сидел в избе за столом вместе с офицерами своей роты и снимал остатки вчерашнего похмелья деревенским самогоном, который для него притащил командир батальона РОА Афанасович.
— Ви пейтэ, пейтэ, пан гауптштурмфюрер, — заискивающе суетился Афанасович. — Баб для вас шукали, но бабуле нэма. Усе к партизанам таки сбэжали. Но ви тока скажите, тока намекните, сразу вам петуха сорганизуем.
Йозеф задумался. Петуха было бы хорошо, он давно не ел куриного супчика, который очень любил. А еще было бы неплохо на второе жареные куриные ножки с картошечкой и грибочками.
— Ja, ja! Eine peetuh ist gut! — потирая руки сказал гауптштурмфюрер.
— Сей момент, пан начальник! — с готовностью ответил Афанасович. — У нас есть во взводе Мишаня. У ентого шлемеля такой нежный тухес да еще и разработанный. Когда я чалился на Колыме, куды меня красноперые загнали, Мишаню весь барак имел. Все довольны были, особенно пахан наш — старик Истархман, царство ему небесное. Его начальник лагеря, майор Аратов, сука ментовская, за попытку к бегству под вышку подвел еще в тридцать восьмом.
Фон Блицману были не интересны все эти лагерные байки, которые ему периодически пытался рассказывать Афанасович. Гауптштурмфюреру хотелось супчика с пе-тушатиной.
— Ти много... э... говорийть! Ти есть приносить петух! Приносить петух, нихт говорийть! Ферштейн?! Шнеля, шнеля!
— Ой-вэй, пан Начальник! Как прикажите, вам понравится. Вот вам крест пгавославный, пан начальник! — Афанасович истово перекрестился, пятясь к дверям.
Вскоре в избу ввели Мишаню — убогое существо неопределенного возраста в дурацких очечках.
— Да дгавствут товагищ Гилер! Хайль! — картавя поздоровался Мишаня с порога, низко поклонившись. — Чего изволите пан гаупштугмфюрер?
— Аль тидабре, тимцице, шармута! — оборвал его Афанасович.
Мишаня повернулся к фон Блицману спиной, наклонился и спустил штаны, выставив свою прыщавую задницу. Сидевшие за столом офицеры заржали. Только тут фон Блицман понял, что бандиты просто издеваются над ним, офицером СС. Обещали накормить петушатиной, а вместо супа и жареных куриных ножек с картошкой показывают ему грязную задницу. Ну эти унтерменши допрыгаются! Он им покажет, как издеваться над офицером СС!
— Вас истдас фюр айне шайсе?! Ду бист шайсканакке! — закричал гауптштурмфюрер, выхватывая пистолет. — Сейчас вы у меня допрыгаетесь, чертовы унтерменши!
Афанасович и Мишаня в страхе выскочили из избы. При этом Мишаня, который даже не успел надеть штаны, споткнулся на крыльце и с разбегу полетел на землю физиономией вперед.
— Ну ничего, скоро эти унтерменши узнают, как проявлять непочтение к офицеру СС! — зло проговорил гауптштурмфюрер, глядя в окно на то, как Мишаня встает с земли и размазывает по грязной физиономии кровь, текущую из разбитого при падении носа. — В первом же бою они пойдут впереди наших танков. А то халявы захотели — под видом ловли партизан самогон бухать да деревенских девок насиловать.
Во дворе послышалось тарахтение мотоцикла, и вскоре в избу вошел шарфюрер в запыленной серо-зеленой форме и мотоциклетных очках на каске.
— Хайль Гитлер! Гауптштурмфюрер фон Блицман?! — спросил прибывший, щелкнув каблуками пыльных сапог и вскинув правую руку.
— Хайль Гитлер! Да, это я, — ответил Йозеф, также поприветствовав посыльного.
— Вам пакет! — сообщил вестовой и, открыв планшет, достал из него несколько запечатанных конвертов, один из которых протянул гауптштурмфюреру. Сказав на прощание еще раз «Хайль Гитлер!», посыльный вышел. Во дворе вновь послышался треск мотоциклетного мотора, который вскоре исчез вдали.
Йозеф сел за стол и раскрыл пакет. Там находилась карта с обозначением исходной позиции для предстоящего наступления и маршрут выдвижения к ней. Кроме того, приказ на следующую ночь скрытно туда выдвинуться. Согласно этому приказу рота должна была действовать во втором эшелоне батальона в качестве резерва для развития наступления. Потону приказа Йозеф понял, что, учитывая наличие в роте новейших машин с мощными пушками, их будут задействовать преимущественно для борьбы с русскими танками.
Но наибольший интерес вызвал у гауптштурмфюрера еще один документ, помеченный как особо секретный и находившийся в отдельном запечатанном конвертике внутри основного пакета. Это было наставление по боевому применению тяжелых танков. Судя по дате, оно было утверждено всего два дня назад. В нем описывалась тактика применения тяжелых танков и противотанковых самоходных орудий, которые должны были начать поступать на вооружение Вермахта. Бой предполагалось строить на преимуществе в баллистике немецких 75-мм танковых пушек и планируемых для проектируемых новых тяжелых танков 88-мм над баллистикой русских 76-мм танковых пушек.
Построение танковых частей в бою рекомендовалось осуществлять в два эшелона. В первом эшелоне должны были действовать более старые танки и пехота. Их задача состояла в борьбе с противотанковой артиллерией противника, пехотой и огневыми точками. Кроме того, на них возлагалась и функция целеуказания. Новые танки с мощными орудиями должны были двигаться позади, вне зоны эффективного огня русских танковых пушек и выбивать русские танки, оставаясь для них недосягаемыми. Это в корне противоречило старой концепции «танки с танками не воюют», согласно которой основным средством борьбы с танками являлась противотанковая артиллерия. Хотя и на важную роль артиллерии в организации противотанковой обороны тоже обращалось внимание, а также указывалось, что она обязательно должна поддерживать танковые атаки.
Значит, завтра на рассвете предстоит бой с русскими. Но теперь у Йозефа есть новый танк, который вполне может тягаться с тридцатьчетверками по бронированию, которое было усилено, а по баллистике орудия даже его превосходит. Тем более что в боекомплекте были еще и новые подкалиберные снаряды с сердечником из вольфрамового сплава. А впереди пойдет «Российская Освободительная Армия». Ведь рекомендуется многоэшелонное построение. Вот первым эшелоном и пойдут эти унтерменши, имевшие наглость показывать ему задницу. А уж за ними по их трупам пойдут немецкие танки и немецкие солдаты. А позади всех пойдет рота фон Блицмана со своими всесокрушающими машинами.
— Понтер, передай экипажам мой приказ готовиться к наступлению! — приказал Йозеф находившемуся в избе унтершарфюреру. — Выступаем вечером, как только стемнеет. Да, скажи еще Луцце, пусть посмотрит за тем, чтобы эти россиянцы нашли в деревне телеги и лошадей. Они поедут с нами.
— Яволь, майн фюрер! Зиг хайль! — ответил унтершарфюрер и отправился выполнять приказ.
29 июня 1941 года.
Роща близ деревни Ольховка.
Вечерело, солнце уже село, но было еще относительно светло. Большинство танкистов спали в палатках, бодрствовали в основном лишь часовые. Капитан Терехов, отоспавшись еще днем, пошел осматривать расположение роты и проверять посты.
— Товарищ командир! — окликнул его чей-то голос, когда он вышел на опушку рощи.
Иван обернулся. Под кустом с автоматическим карабином АВС-36К в мускулистых руках сидел сержант Ничипуренко.
— Как служба, сержант? В сон не клонит?
— Нет, товарищ командир. Как можно, я ж на посту! — ответил Ничипуренко. — Мне ж спать совсем нельзя. Я вот сижу да глядю у нэбо и думу думаю, що це таке «жид пархатый»? Это що получается, они летать могут? А ви що разумеете, товарищ командир? Що значит «пархатый»?
Иван задумался. «Пархатый» от слова «порхать», то есть летать, что ли? Он попробовал представить себе порхающего Соломона Давидовича Шмуленсона, завмага, проживавшего в его доме в Питере этажом ниже. Сначала Иван представил, как Соломон Давидович летает, размахивая руками, как крыльями. Но не получилось — ручки у него были короткими, а тело грузным. Тогда Иван представил себе Соломона Давидовича с крыльями как у бабочки, но только огромными. С такими крыльями завмагу удалось взлететь, но низенько-низенько. Но ведь у Соломона Давыдовича не было крыльев? А ответить на вопрос сержанта надо было. Политрук Приходько постоянно говорил, что командир всегда должен отвечать на все вопросы, возникающие у бойцов, особенно политические. Сам батальонный комиссар никогда не терялся и всегда знал, что ответить и как подбодрить личный состав. Но капитан Терехов был командиром танковой роты, а не политруком.
— В общем, боец Ничипуренко, я так думаю, что летучий жид, — это пилот Люфтваффе. Это — фашистский стервятник, который подло бомбит наши мирные города. Как с ними бороться, вы должны были прочитать в наставлении по противовоздушной обороне бронемеханизированных частей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36