https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/s_poddonom/90na90/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 





Пьер Буль: «Бесконечная ночь»

Пьер Буль
Бесконечная ночь


Рассказы – 0


OCR & spellcheck by HarryFan, 30 August 2000
««Библиотека современной фантастики» т.5.»:
Пьер БУЛЬБЕСКОНЕЧНАЯ НОЧЬ * * * Меня зовут Оскар Венсан. Я холостяк. У меня небольшая книжная лавка в квартале Монпарнас. Мне недавно исполнилось пятьдесят лет. Я, как и все, участвовал в войне. На мой взгляд, одной войны вполне достаточно для человеческой жизни.Я много читаю. Меня интересуют новинки науки, литературы и философии. Иногда я размышляю над проблемой существования, и это вполне удовлетворяет мою потребность в таинственном. Меня восхищает изобретательность ученых, которые сумели расколоть атомное ядро. Легкая дрожь восхищения охватывает меня, когда я подумываю, что родился в этом веке.Только и только случаю обязан я тем, что окунулся в это необыкновенное происшествие. Я не испытываю за это чувства благодарности к случаю, но и не проклинаю его. Я немножко фаталист. Но мне бы очень хотелось знать, как я сумею из этого выбраться.История эта началась вечером 9 августа 1949 года. Я сидел на террасе «Купола». У меня уже вошло в привычку бывать здесь в летние дни, попивая свежее пиво и разглядывая прохожих. Так было и на этот раз. Передо мною лежала развернутая газета, и, когда я уставал смотреть на прохожих, я опускал глаза, чтобы прочесть несколько строк.Я подумывал о том, что все шло не так уж плохо.Именно в этот момент в мою жизнь вошел бадариец, вошел с той властностью, которая свидетельствовала о его незаурядной личности.Уже несколько минут мое внимание было привлечено человеком, который три раза проходил мимо моего стола, в упор разглядывая посетителей. Он был облачен в красную римскую тогу: эта деталь меня поразила куда меньше, чем что-то странное и совершенно новое в его лице: может быть, благородство его черт? Быть может, его высокий и величественный лоб или олимпийский изгиб его носа? Или, возможно, бронзовый цвет кожи, подобного которому я никогда не встречал? Значительно выше среднего роста, он странным образом напоминал мне египетского бога, который облачился бы вдруг для забавы в римскую тогу.Я наблюдал за его движениями. Он снова медленно прошел передо мной, ступая несколько неуверенно; можно было подумать, что он заблудился и не решается спросить дорогу. Наконец он, по-видимому, принял решение и сел за соседний столик. Официанту, который подошел к нему, он показал на кружку, стоявшую передо мной, движением, которое должно было означать: «то же самое». У него был растерянный вид. Я заметил, что этот человек привлек не только мое внимание: недалеко от меня сидел невысокий господин в очках, с лысым черепом, который буквально пожирал его глазами.Человек с бронзовой кожей отпил глоток пива, и на лице его появилась гримаса отвращения. Он задумался и долго молчал, потом посмотрел на меня.— О друг, — сказал он серьезно, — не согласишься ли ты оказать мне чрезвычайную любезность и сказать, который теперь век?— Простите? — ответил я.— Я был бы тебе очень признателен, — продолжал он, — если бы ты назвал мне номер этого века.Изумление, в которое меня поверг этот вопрос, вряд ли могло быть смягчено следующим обстоятельством: незнакомец говорил на латыни. Я неплохо знаю этот язык, так что без труда понимал незнакомца и мог ему отвечать. Мы вели разговор на классической латыни, и теперь я передаю его с возможной точностью.Сначала я подумал, что имею дело с любителем глупых шуток. Но его подчеркнутая вежливость вынудила меня отвергнуть это предположение. Тогда, быть может, сумасшедший? Как бы то ни было, я решил говорить ему в тон.— О гражданин, — сказал я, — с великим удовольствием я отвечу тебе. Мы живем в середине двадцатого века. Точнее, в тысяча девятьсот сорок девятом году.На лице незнакомца появилось выражение горестного изумления. Он с упреком посмотрел на меня и сказал:— О друг, кто внушил тебе мысль издеваться над человеком, который прибыл сюда из другого времени и потому совсем одинок здесь? Я отлично знаю, что сейчас вовсе не тысяча девятьсот сорок девятый год, как говорит твой лживый язык, ибо, если мои расчеты точны, я покинул королевство Бадари около восьми тысяч лет назад. А у нас в это время был уже девятитысячный год.Я много раз слышал, что нельзя спорить с душевнобольными. Этот, видимо, помешался на том, что живет в другом веке. Я вспомнил, что читал как-то статью о недавнем открытии Брайтоном развалин древнего города Бадари. Я заинтересовался тогда удивительной цивилизацией, о которой узнали благодаря раскопкам этого ученого. Вероятно, подобное же чтение помутило разум этого бедняги.Я отвечал не спеша, все время в одном тоне.— Я не спорю, о незнакомец, против твоих слов о необычайной древности великолепной бадарийской цивилизации. Однако — и в этом я призываю в свидетели богов — у меня не было и мысли смеяться над тобой. Мои слова означали только, что у нас теперь тысяча девятьсот сорок девятый год по христианскому летоисчислению. Тебе, несомненно, известно, о мудрец, что время относительно. Поэтому мы можем одновременно жить в двадцатом веке от рождества Христова и восемнадцатитысячном году или около того, если начало летоисчисления будет у нас общим с жителями просвещенного и прославленного города, о котором ты говоришь.Эти слова его успокоили. Он погрузился в глубокое раздумье, занявшись, по-видимому, сложными вычислениями.— Друг, — сказал он наконец, — прости мне, что я усомнился в твоем чистосердечии; но ты не посетуешь на меня, если узнаешь, какую сложную проблему приходится мне решать. В знак доверия я хочу раскрыть тебе мою тайну. Я не думаю, что это заставило бы усомниться во мне ученейшую Академию, которая послала меня сюда. К тому же я вижу на твоем лице признаки некоторого слабоумия, которое является для нас гарантией надежности человека. Прости мне мою откровенность; впрочем, эта черта присуща всем бадарийцам. Узнай же то, что не укрылось бы от тебя, будь ты более проницательным: я путешествую во времени. Меня зовут Амун-Ка-Зайлат. Как я уже сказал тебе, я прибыл сюда из прославленного города Бадари. Я покинул его несколько минут назад по моему времени, что составляет примерно восемьдесят веков времени земного. Я ученый королевского научного института, и мне было поручено испытать машину времени; продолжительность путешествия установлена нашим ученейшим институтом. Один из моих коллег уже проводил опыты небольшой длительности. Он достиг эпохи римлян, которую мы изучили совсем неплохо. Теперь ты понимаешь, почему я с легкостью говорю на латыни. Я облачился в одежду той эпохи, полагая, что, быть может, тога, как и язык, сохранилась в течение веков; увы, я заблуждался. Я установил машину на двадцать тысяч лет вперед; пока это наибольший срок, на который мы можем перемещаться. По пути я понял, что эта протяженность не может быть преодолена сразу. Тогда я решил сделать промежуточную посадку и несколько минут назад остановился здесь, в эпохе, которая, я полагаю, отстоит от нашей примерно на восемь тысяч лет. Впрочем, я не уверен в своих расчетах и хотел бы проверить их.Как бы нелепо это ни выглядело, я начинал верить, что он говорит правду. По мере того как он говорил, сомнения в отношении его душевного состояния исчезали. Теперь мною овладело лихорадочное возбуждение, которое, быть может, доказывало лишь слабость моего собственного разума. Итак, говорил я себе, передо мной подлинный, настоящий бадариец, один из тех, историческое существование которых доказывал Брайтон в своем труде «Цивилизация Бадари». Поистине чудо: я избран в свидетели необыкновенного события! Путешествие во времени! Возможно ли — сбывается фантазия Уэллса! Тысячи вопросов одолевали меня.Между тем незнакомец продолжал:— О сын мой, мне понятно твое удивление. Тебе, вероятно, ничего не известно о чудесной цивилизации Бадари. Наверное, в течение восьмидесяти веков, которые протекли на Земле за несколько минут моего путешествия…Хладнокровно выслушать эту гипотезу, пусть даже высказанную на классической латыни, было бы сверх моих сил. Я предложил незнакомцу сесть за мой столик и выпить вместе в честь благополучного прибытия и нашей встречи. Он не заставил себя упрашивать. Я спросил, чего бы ему хотелось. Он ответил, что ни за что на свете не притронется к омерзительному пойлу, которое только что приносил ему этот раб, но что ему показался очень приятным на вкус напиток, доставленный несколько дней назад (считая по его времени) из римской эпохи. Напиток этот был рубинового цвета, и римляне называли его vinum. Я заказал две бутылки отменного бургундского.Он отпил большой глоток, кивнул одобрительно и серьезно сказал:— Этот напиток согревает и приятен на вкус. Перед возвращением я возьму с собой четыре сосуда.Я опустошил один за другим четыре стакана и попросил бадарийца продолжить рассказ.
— Я говорил тебе, — сказал Амун-Ка-Зайлат, — что за восемьдесят веков, которые протекли на Земле в течение нескольких минут моего путешествия, замечательная бадарийская цивилизация, по всей вероятности, исчезла. Твое изумление мне понятно, ибо столь же вероятно, что наши величайшие открытия тоже погибли. Уже римляне ничего не знали о них. В частности, наша хитроумнейшая машина времени им не была известна. Я не думаю, чтобы ее изобрели впоследствии.Я подтвердил, что путешествие во времени практически нам никогда не представлялось возможным.— О Амун-Ка-Зайлат, — сказал я, — эти перемещения во времени кажутся мне самым изумительным достижением человечества, и я понимаю теперь, что мы еще просто дети, несмотря на огромные успехи нашей науки. Однако наш век не столь невежествен, как ты полагаешь. Я знаю кое-что о бадарийской цивилизации. Пусть люди не сохранили памяти о ней; наши ученые принялись за ее изучение. Недавние раскопки открыли для нас это славное прошлое. Узнай же, что твой город был разрушен шесть с лишним тысяч лет назад и погребен под песками. Теперь наши отважные первооткрыватели раскапывают его развалины.— Возможно ли? — воскликнул Амун.— Они находят там глиняные черепки, бронзовые кинжалы и скелеты с искривленными конечностями. Но не найдено никаких следов тех открытий, о которых ты говоришь. Мы решили, что вы были земледельческим народом. Нам известно, что вы умели создавать восхитительные статуэтки из слоновой кости, обрабатывать перламутр и чеканить на меди; но никто и не подозревает, что ваша наука достигла таких высот, о чем я могу теперь засвидетельствовать.— Что ж, в этом нет ничего удивительного, если подумать. Вполне естественно, что грубые предметы, о которых ты говоришь, сохранились в течение веков. Но наша прекрасная техника создавалась из материалов куда более хрупких, чем медь и бронза… Ты никогда не слышал о волнах и радиации? Вы не умеете передавать энергию с помощью этих невидимых посредников?Я ответил ему, что умеем и что мы даже достигли в этой области значительных результатов. Я охотно описал ему устройство наших радио— и телестанций.— Значит, — заметил он, — ты понимаешь, что главный элемент ваших устройств нельзя пощупать. Предположи теперь, что секрет этих передач с помощью волн будет утрачен и что будущий завоеватель обнаружит обломки тех аппаратов, которыми ты теперь так гордишься. Ведь он не сможет догадаться, какую практическую цель вы преследовали, создавая эти аппараты. Он решит, что имеет дело с образцами декоративного искусства. Точно так рассуждают ученые твоего века, когда они раскапывают осколки ваз и металлические обломки, на которых выгравированы непонятные символы… Но я вижу, что в области познания вы еще грудные дети. Основной чертой наших последних научно-технических достижений является простота. В частности, машина, которая доставила меня сюда, снабжена очень сложной радиационной системой, но ее несущая часть совсем не велика. Взгляни на нее. Ничего удивительного, что столь заурядный на вид механизм оказался незамеченным.Он вынул из кармана небольшой матово-белый предмет почти эллиптической формы с клавиатурой, состоящей из кнопок и рычажков; казалось, этим ограничивалось устройство механизма. В этот момент я заметил, что маленький человек в очках, о котором я упоминал, наклонился вперед и смотрит на нас с огромным любопытством. Он сидел совсем недалеко и наверняка слышал большую часть нашего разговора. Бадариец поспешно спрятал предмет в карман.— Нет нужды говорить, друг, что я оказал тебе высочайшее доверие. Эта вещь для меня сейчас ценнее всех ваз из королевской сокровищницы. Я не намерен задерживаться в твоей эпохе. Мне нужно достигнуть двадцатитысячного года, который является целью моего путешествия, и потом вернуться домой… Но ты сказал, что божественный город Бадари давно уже мертв?— Разве тебе это неизвестно? — ответил я по размышлении. — Разве ты, совершая свое путешествие, не был свидетелем его агонии и медленного угасания в течение веков? Разве ты не был свидетелем собственной смерти? Разве ты не видел, как твой прах поместили в одну из тех изящно раскрашенных урн, которые теперь восхищают нас?— Чтобы наш разговор не шел попусту, — ответил бадариец, — мне бы хотелось дать тебе некоторые разъяснения в отношении наших методов. Тогда отпадут многие вопросы, которые, прости, друг, кажутся мне глупыми… Но поскольку мы познакомились, не можешь ли ты назвать мне теперь свое имя? Называть людей с помощью таких выражений, как «О друг» или «О незнакомец», мне кажется утомительным. Это тоже позаимствовано мною у римлян.— Меня зовут, — ответил я, — Оскар Венсан.— Мммдаа… ладно… Все-таки, если это не обидит тебя, я по-прежнему буду обращаться к тебе «о друг». Я хотел только сказать, что твои представления о путешествии во времени совершенно инфантильны. Слушай же.
Мы сидели друг против друга в атмосфере вечернего Монпарнаса, обвеваемые нежным ветерком. Я настолько был увлечен рассказом бадарийца, что совсем забыл о еде. Было девять часов. В бутылках ничего не оставалось.
1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я