В главной комнате стояла крохотная масляная печь для готовки и отопления. Комната была завалена всевозможными деталями, которые они украли или подобрали в надежде собрать из них что-то такое, что можно обменять или продать. Комнатка Моа была самой маленькой и до пояса заваленной мягкими тканями. По ночам девушка буквально зарывалась в них и спала в этом плюшевом коконе.
Моа любила спать. Ей всегда снились такие яркие сны – сны о полетах высоко над землей, сны о загадочных далеких странах, сны, полные приключений и романтики… И стоило ей зарыться в груду мехов и одеял и закрыть глаза, как жизнь наполнялась радостью и чудесами.
Они захлопнули за собой люк, с грохотом ссыпались по лестнице в главную комнату и уселись на пол. Тогда Турпан осторожно вытряхнул содержимое сумки на коврик между ними.
Моа сидела, зажав ладони между коленями. Турпан взглянул на нее. Прямые черные волосы, липкие от грязи, падали ей на лицо, кожа была такой бледной, что он видел голубые прожилки вен на запястьях и шее. Отправляясь на дело, Моа натянула потертые зеленые брюки, ботинки и черную курточку с длинными рукавами, обтрепанную понизу.
Стоило только взглянуть на Моа, как становилось ясно, что со здоровьем у нее совсем плохо. Турпан надеялся, что сумеет купить ей приличной еды с этой добычи. Может, здоровая пища вместо безвкусной каши, которую раздавали в столовых для бедняков, вернет ее лицу немного румянца.
– Анья-Джакана будет довольна, – равнодушно произнесла Моа.
На самом деле сейчас ей было наплевать на атаманшу. Моа занимало только то, сколько здесь денег и какая доля достанется им. Сумма получалась хорошей. Не огромной, но, если Анья-Джакана поделится с ними по справедливости, они некоторое время смогут прожить на эти деньги. Хоть что-то…
Турпан с сомнением смотрел на подругу, думая об артефакте Угасших, все еще лежащем в его кармане. Сказать Моа о нем или нет? Конечно, он поделится с ней тем, что сумеет выручить за эту вещицу, – он и не думал утаивать деньги. Но если рассказать Моа о находке сейчас, она потребует отдать артефакт Анье-Джакане. Она скажет, что оставить такую ценную вещь себе слишком рискованно. Анья-Джакана непременно почует обман. Моа скажет, что не надо раскачивать лодку, что это ужас чем закончится… И даже если она согласится с Турпаном, она не очень-то умеет лгать. Она выдаст их, сама того не желая.
Моа – мечтательница. А он, Турпан, реалист. И понимает, что нельзя вечно воровать, чтобы не умереть с голоду. Рано или поздно их поймают и убьют, а то и уведут . Так случалось со всеми, кто нарушал многочисленные законы Протектората, или не соглашался с идеалами, которые здесь были приняты, или говорил о мифической земле за пределами Орокоса.
Нет. Пусть при одной мысли скрыть что-нибудь от Моа у Турпана становилось скверно на душе, он решил ничего ей не говорить. Это для ее же блага. Когда-нибудь она скажет ему за это спасибо.
Он оставил ее подсчитать добычу, а сам пошел к себе и спрятал артефакт под скатанным одеялом, служившим ему подушкой.
– Идем, – сказал он, вернувшись в общую комнату, и стал собирать рассыпанную добычу обратно в сумку.
Вскоре Турпан и Моа уже шагали к логову атаманши воров.
Чтобы попасть ко двору Аньи-Джаканы, надо спуститься глубоко под землю, миновав множество дверей и наклонных туннелей. Путь Турпана и Моа лежал по мостам, перекинутым через темные, стремительные потоки. Они проходили мимо чудовищных механизмов, которые давным-давно не работали. За путниками из темных углов следили внимательные глаза. Их обладатели – маленькие, шустрые создания, бегали по стенкам, как гекконы.
Атаманша воров принимала подданных в комнате со сводчатым ребристым потолком из черного стекла. Из стен выступали скрюченные металлические фигуры, произведения Функционального века. От овальной двери до помоста, на котором возлежала атаманша, был постелен ковер из выделанных шкур. По обеим сторонам от массивного бронзового ложа бродили ее многочисленные слуги и телохранители.
Турпан и Моа прошли в комнату по ковру. Другие воры стояли группками, пряча лица в густой тени. Ожидали заданий или обменивались информацией. Турпан здоровался с некоторыми еле заметным кивком головы, и они кивали в ответ.
– Добро пожаловать, дети мои! – прогудела Анья-Джакана, когда они остановились перед ней.
Она лежала на боку – чудовищно тучная, закутанная в одежды ярких, режущих глаз цветов. Ее толстые пальцы были унизаны драгоценными кольцами, а мясистые руки – браслетами. Прямые сальные волосы с вплетенными украшениями свисали на лицо. Когда она ухмылялась, ее лягушачий рот широко распахивался, открывая желтые тупые зубы.
– Здравствуйте, матушка, – ответили Турпан и Моа.
Атаманша настаивала, чтобы все подданные обращались к ней только так.
– Полагаю, вы достали то, за чем я вас послала?
– Конечно, – ответил Турпан. – А вы думали, что мы вас подведем? Мы – самые лучшие.
При этих его словах среди воров поднялся ропот, но Анья-Джакана разразилась хохотом.
– Такой юный и уже такой самоуверенный! Какова наглость! Ну не стану отрицать, у вас есть талант, это ясно. И почти сверхъестественная способность просочиться в любое из тех мест, куда мне вздумается вас послать. – Она взглянула на Моа, и ее крохотные глазки почти исчезли в складках кожи, когда она широко улыбнулась. Потом снова перевела взгляд на Турпана. – Ну показывайте, что там у вас!
Двое ее служителей подошли и остановились перед Турпаном, держа между собой натянутую шкуру. Он вывалил содержимое сумки на шкуру, и на ней образовалась небольшая кучка монет, батареек и других мелочей. Служители отнесли ее по ступенькам на помост и показали атаманше.
Она порылась в горке добычи.
– Вы сделали все точно так, как я вам говорила? – спросила она через некоторое время.
Турпану ее тон не понравился.
– Да, матушка. Мы нашли маленькую бронзовую шкатулку и опустошили ее. Она стояла именно там, где вы сказали.
Анья-Джакана пристально смотрела на них.
– Вы все забрали из шкатулки?
– Все, – ответил Турпан.
Ему стало здорово не по себе. Атаманша по-прежнему широко ухмылялась, но глаза ее становились все холоднее.
– И все, что вы взяли, здесь? – настойчиво спросила Анья-Джакана. – Все вещицы до единой?
Теперь в комнате царила мертвая тишина. Сердце Турпана бешено колотилось. Казалось, мир сжался настолько, что в нем хватало места только ему и атаманше. Этого он боялся больше всего. Анья-Джакана послала их в логово моцгов не наугад. Ей требовалось то, что должно было находиться в бронзовой шкатулке. То, чего он, Турпан, ей не принес.
«Ты погиб», – сказал он себе, внутренне содрогнувшись от ужаса, но сумел выдержать взгляд атаманши.
– Все, – услышал он свой собственный голос.
Он знал, что если она хоть на секунду решит, будто он что-то от нее утаил, то очень рассердится. А когда Анья-Джакана сердится, ее подданные умирают.
Ее взгляд медленно скользнул к Моа.
– Все? – повторила она.
Моа была испугана и сбита с толку. Она не понимала враждебности в тоне Аньи-Джаканы. Она повернулась к Турпану в поисках поддержки, но он старательно избегал ее взгляда. Девушка снова посмотрела на Анью-Джакану.
– Все.
Тишина скребла по нервам, как ноготь по камню. Анья-Джакана сурово смотрела на Турпана и Моа, и ее ухмылка постепенно гасла. Они ничего не говорили, но держались внешне спокойно. Напряжение стало почти невыносимым.
– Я буду очень разочарована, если узнаю, что вы мне солгали, дети мои, – медленно произнесла Анья-Джакана. – Очень разочарована. – Она повернула голову к одному из служителей. – Пятьдесят процентов. Поровну, деньгами и барахлом. Остальное отдай им.
У Турпана задрожали коленки. Он пытался справиться с собой, но не смог. Он не считая забрал свою долю и поспешно пошел прочь, стараясь не выглядеть виноватым. Моа последовала за ним.
Когда они вышли, тучная «матушка» подозвала одного из мальчишек, прятавшихся в тени. Худое лицо, желтоватая кожа и темные круги вокруг глаз выдавали, что со здоровьем у этого парня было не лучше, чем у большинства изгоев из гетто. Он был одет в темные грязные штаны и куртку, из-под капюшона, натянутого на голову, торчали жидкие белесые волосенки.
– Грач, – прошептала Анья-Джакана. – Проследи за ними. Я хочу получить то, за чем их послала.
Парень ухмыльнулся, обнажив почерневшие десны и заточенные напильником коричневые зубы.
– Считайте, дело сделано, матушка.
– Что это все значило? – спросила Моа, когда они снова вышли на улицу.
Она вся дрожала.
– Она пыталась нас запугать, вот и все, – пробормотал Турпан, глядя на мокрые булыжники площади под ногами. – Сама знаешь, время от времени она нагоняет страху. Чтобы держать нас в узде. – Его тон был совершенно неубедительным.
Моа с несчастным видом оглядела площадь. Такие же подростки, как они, бродили вокруг поодиночке или группами. В гетто почти нечем было заняться. Ни работы, ни денег, почти никакой еды. А пойти в другой район изгои не могли из-за татуировок на руках. Только в такие же гетто, где жизнь ничуть не лучше. Каждые несколько дней кого-то уводили солдаты Протектората по обвинению в заговоре против Патриция. Порой случалось это и со знакомыми Турпана и Моа. Никто не знал наверняка, когда придет его черед. От этого и без того мрачное существование становилось еще более безрадостным.
Запертые здесь, как в ловушке, они жили без всякой цели, им давали ровно столько, чтобы они не умерли от голода, но недостаточно, чтобы почувствовать себя живыми. Деньги в гетто циркулировали только для всяких темных дел: товары и услуги черного рынка, воровство, рэкет, убийства. Если кому-то из богачей нужно было кого-то убрать, они шли в гетто. Здесь находились люди, от отчаяния готовые на все.
Турпан на ходу теребил один из своих дрэдов. Он места себе не находил. Моа это видела, несмотря на гладкий металлический респиратор, закрывающий его лицо. Беспокойство отражалось в его широко расставленных карих глазах. Моа подумала, что он по-настоящему красивый парень, черты его лица тонкие и изящные, а кожа безукоризненно гладкая. Неудивительно, что он ненавидит город, который заставил его носить уродливую маску, горб на спине и трубки.
– Ты что-то сделал, да? – спросила она. – Турпан, что ты натворил?
Он с деланным безразличием пожал плечами. Как будто от его равнодушного вида неприятности станут меньше!..
– Я кое-что взял себе.
– Ты… что?! – вскрикнула Моа. Турпан свирепо взглянул на нее, и она понизила голос до шепота.
– Ты что-то взял? Из сундучка? Он кивнул.
– Я думал, она не заметит. Я думал, она не знает, что оно там было.
– Ох, Турпан… – выдавила Моа, ей не хватило слов, чтобы выразить всю бурю охвативших ее чувств.
Ей показалась, что под ногами у них разверзлась бездна и они балансируют на самом краю. И все-таки Моа не могла винить в этом Турпана. Она хорошо понимала, почему он так поступил.
Они ушли с площади и углубились в путаницу узких переулков, примыкающих к набережной канала. По дороге Турпан рассказал Моа о своей находке. Гетто, как и весь нынешний Орокос, было построено на остовах старинных зданий Функционального века. Огромные чужеродные сооружения из загадочных материалов возвышались над халупами из кирпича и ржавого железа. Не поддающиеся разрушению мосты из блестящего обсидиана тянулись над грязными дворами, полными мусора. Если когда-то архитектура гетто и была сколько-нибудь упорядочена, то теперь от этой упорядоченности не осталось и следа – вероятностные шторма перемешали все так, что стало трудно отличить, где кончается прошлое и начинается настоящее. Это был многоуровневый лабиринт, который время от времени запутывался еще больше.
– Мы убежим, – в конце концов сказал Турпан. – Это единственный выход. Мы убежим.
– Нет, только не это! – взмолилась Моа. – Может быть, Анья-Джакана и правда просто пугала нас. Давай просто притворимся, будто ничего особенно в той шкатулке не находили! Может, она решит, что ей дали неправильную наводку. Моцги могли перепрятать эту вещицу до того, как мы попали туда. Анья-Джакана ведь не говорила нам, что искать, так как она может винить нас в том, что мы не нашли это?
– Она знала, – ответил Турпан. – Я это понял.
Моа взяла его за локоть, вынудив остановиться.
– Я не хочу бежать. Лучше избавимся от этой штуковины! Просто выбросим, и все!
Турпан бросил на нее взгляд, полный снисходительной жалости. Моа боялась неизвестности. Но она, как и он, понимала: теперь уже не важно, есть у них артефакт или нет. Если Анья-Джакана посчитала, что они ее обокрали, им перережут глотки еще до наступления ночи.
И тогда Турпан решился окончательно. При этом он поймал себя на том, что даже где-то рад случившемуся. Странное возбуждение охватило его.
– Это возможность. Это шанс изменить всю нашу жизнь. – Он заглянул Моа в глаза в надежде увидеть ее одобрение. – Ну признайся, разве тебе самой хочется выбрасывать эту штуковину?
– Все и так изменится, само по себе, Турпан. Все постоянно меняется, надо только уметь ждать.
Он постучал по респиратору.
– Я сам позабочусь о своей удаче, – с горечью сказал он и зашагал дальше.
Моа побрела следом.
А за ними, держась на расстоянии, шел Грач с небольшой шайкой воров. Атаманша послала их вернуть то, что принадлежало ей.
1. 7
Турпан захлопнул за собой люк бункера и не отпускал его до тех пор, пока не услышал громкий щелчок запирающихся замков. Моа уже соскользнула вниз по лестнице и возилась в своей комнате, выкапывая разные дорогие ее сердцу вещицы, спрятанные под ворохом одеял и мехов. Убедившись, что вход надежно запечатан, Турпан прошел к себе, достал артефакт Угасших из-под подушки и положил в сумку. Когда он вернулся в общую комнату, Моа сидела, скрестив ноги, на коврике и запихивала в потрепанный рюкзак свои безделушки.
– Куда мы пойдем? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Турпан. – Пока не знаю.
– Мы не можем уйти, если нам идти некуда! – воскликнула Моа.
– Еще как можем, черт возьми!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6