Дмитрий Черкасов
Благословенная тьма

Пролог
Миссия

Тому, что никак не удается объяснить с позиции здравомыслящей науки, приходится хотя бы давать научное название. И вроде бы становится спокойнее, понятнее и вовсе не страшно.
То, что в старину – по дремучей неразумности – именовалось проклятым или заколдованным местом, в новейшие времена стало называться «аномальной зоной» – это и модно, и ни к чему не обязывает.
Таких зон сегодня не счесть на Руси, особенно в таежной глубинке. Все, что там происходит, получает наукообразное наименование: полтергейст, НЛО и так далее. Там вовсю шастают ученые лозоходцы, туда слетаются уфологи, и все, что им удается обнаружить, преподносится в виде пока не объясненного, но потенциально объяснимого явления. Основной процент от этой своры составляют, конечно же, обычные шарлатаны, жулики и просто сумасшедшие.
Само же явление заведомо объявляется реально существующим фактом сегодняшнего бытия. Сказано НЛО – значит, НЛО. Не показалось оно, не пригрезилось, а существует в действительности и является, естественно, инопланетным кораблем, и ничем иным.
Понимающие люди с этим и не спорят.
Правда, на Руси издавна бытовало и альтернативное название: бесы.
Но о бесах новоявленные ученые предпочитают не заговаривать. На то они и ученые. Бесов не бывает, это сказки, а вот неуловимый звездолет – это суровая реальность. Хотя те же ученые благосклонно взирают на разного рода мракобесия, не нарушающие строя их мысли, – например, освящение танков и баллистических ракет.
Есть, однако, и люди, которые в ответ на эти заявления лишь посмеиваются в кулак. Скорбным и горьким смехом. Это сотрудники Секретной Православной Службы, из века в век сражающиеся за чистоту веры и духовную безопасность отечества – да и не только духовную.
Секретная Православная Служба – организация внутри организации, и о ее существовании известно немногим. Иной раз выходит так, что служит какой-нибудь батюшка литургию, а того не ведает, что протодьякон его не просто протодьякон, а по совместительству еще и искусный ликвидатор при Инквизиции, о которой батюшка, впрочем, тоже слыхом не слыхивал – разве что о католической, которая в свое время не таилась и действовала открыто. За это и поплатилась.
Про протодьякона-ликвидатора здесь сказано неспроста: Пантелеймон Челобитных был протодьяконом и одновременно – ликвидатором.
Резонно задаться вопросом: но как же? Православная структура – и вдруг ликвидаторы? А как же быть с «любите врагов ваших»? Этой любовью на их головы, конечно, соберутся уголья, но то дело Божье, непостижимое: «Мне отмщение, и Аз воздам». Как быть со щекой, которую нужно подставить бьющему, если тот ударил по другой?
А так же, как и со словами Спасителя: «Не мир принес я, но меч». И еще Он призывал «не любить мира».
На этих таинственных противоречиях – почва, что и говорить, довольно зыбкая – зиждется деятельность силовых подразделений Секретной Службы. Существует даже целое Отделение теологов и теософов, занимающихся теодицеей – оправданием Бога, допускающего зло, а заодно и силовых акций своей Службы.
Бывает, что приходится ликвидировать.
Бывает, что некто продает свою душу дьяволу, и в этом случае не помогает экзорцизм, ибо дьявол не вселяется в человека, изгонять некого. Экзорцизм бесполезен, когда речь идет о свободном выборе человека, о свободе его воли.
Остается изгонять только душу и молиться о ее спасении.
Душа же изгоняется известно как.
Пантелеймон Челобитных молился об убиенных всегда – истово и подолгу. Ремесло его было ему сперва не по сердцу, но кто-то же должен. Он начинал свое служение скороходом-курьером; Секретная Служба не особенно доверяла современным способам связи, предпочитая действовать через проверенных людей, даже если это съедало драгоценное время. Тише едешь – дальше будешь.
Однажды он нес депешу и угодил в засаду, где и проявилось его истинное призвание. Уложил четверых злодеев в считанные секунды и пятого тоже припечатал насмерть: тот скончался в реанимации. Этим Челобитных обратил на себя внимание Инквизиции, которая не могла пройти мимо факта самочинного смертоубийства, совершенного лицом, не имеющим на то лицензии, – каким-то жалким скороходом.
Последовало то же, что регулярно происходит в светских силовых структурах: разбор полетов.
В ходе разбирательства было достоверно установлено, что скороход действовал правильно, обоснованно и на благо отечества.
Искусность, с которой он поразил врагов, произвела на дознавателей должное впечатление.
Его освободили от курьерских обязанностей и отправили в специальный лагерь – для подготовки к более серьезным и опасным поручениям.
Этот лагерь, глубоко законспирированный, ничем не отличался от аналогичных лагерей ФСБ или ГРУ, за исключением религиозной составляющей – в этом смысле лагерь представлял собой монастырь с жесточайшим уставом.
Челобитных безропотно выдержал испытание, прошел начальный курс ускоренной подготовки – «молодого бойца», а потом и основной, углубленный и расширенный. Он научился многому; перечислять приобретенные им навыки нет смысла. Каждый и сам легко может представить себе, чему его обучали: обращению с холодным и огнестрельным оружием, русскому кулачному бою, иноземным приемам борьбы. А еще – маскировке, техникам слежения, техникам отрыва от оного…
Выживанию.
Он научился выживать и в пустыне, и во льдах, и в таежной глуши.
Он овладел искусством изгнания бесов и лично – с Божьей помощью – исцелил двух одержимых. Такое было возможно лишь при крепости веры, а он всегда был крепок в вере, иначе остался бы простым агентом-боевиком, и путь в ликвидаторы ему был бы заказан.
Поэтому он смирил гордыню и переломил себя. Ему не нравилось убивать. Но мало ли, что не нравится убивать, – кто душу свою хочет спасти, тот ее потеряет. Он хорошо усвоил эту догму, не предполагая, какими последствиями она обернется для него в дальнейшем в той таежной глуши, и как он будет внимать врагу, который тоже придерживается догм.
…Челобитных вызвали в Инквизицию, едва закончилась воскресная служба.
Пацан-скороход подкатил к храму на мотоцикле – такое дозволялось. Видом он был вылитый байкер: бандана, темные очки, кожаная куртка в дурацких значках, цепи, шипы, сплошное железо. Голову не обнажил, перекреститься не удосужился, за что немедленно схлопотал замечание от церковной бабульки, прибиравшей воск.
Не обращая внимания на бабульку, Челобитных, с нарочитой развязностью жуя жвачку и то и дело выдувая розовые пузыри, прошел к Пантелеймону и негромко произнес: «Единица». Мимоходом, не останавливаясь.
Лениво, вразвалочку, обошел церковь, вышел, оседлал своего чудовищного коня и укатил. Бабулька проводила его строгим взглядом. Зачем приходил?
Она покачала головой, вздохнула, перекрестилась и вернулась к своему занятию.
А Челобитных заглянул к отцу Александру и уведомил его в том, что вынужден отлучиться на неопределенное время.
Уведомил вежливым тоном, который в то же время не допускал возражений. Необычным тоном для протодьякона, общающегося со священником.
Отец Александр знать не знал о Секретной Службе, но кое о чем даже он догадывался. Во всяком случае, он давно подозревал, что протодьякон его – человек непростой, связан с кем-то могущественным, кого лучше не называть. Поэтому он лишь молча кивнул и развел руками – что поделаешь.
Бог с тобой, отлучайся! У нас незаменимых нет…
Пантелеймон переоделся в гражданское платье, неспешно вышел из церкви и перекрестился, прощаясь. Единица – это не шутка, это реальная угроза. Это задание, с которого можно и не вернуться. Ему уже приходилось действовать в режиме единицы, и всякий раз он только чудом, одной лишь Божьей милостью оставался в живых.
Байкер-скороход ждал его в соседнем переулке.
Ни слова не говоря, Челобитных пристроился сзади, и мотоцикл рванул вперед.
Домчались минут за пять, и скороход вполне оправдал свое звание, вернее, продемонстрировал прекрасные ходовые качества собственного мотоцикла. Правил дорожного движения для него не существовало. Временами он даже поднимал своего механического коня на дыбы, словно и не вез пассажира, и протодьякону тогда оставалось лишь крепче держаться за его мощный торс.
Местное отделение Инквизиции обосновалось на монастырском подворье, в невзрачном двухэтажном кирпичном строении. Здание было старинным, но дверь – как в современном офисе, да еще и камера наружного наблюдения, причем все это оборудовано неприметно, чтобы не бросалось в глаза.
Мотоцикл резко затормозил возле чугунной ограды.
– А если собьешь кого? – спросил Челобитных, слезая. – А ну как загребут обоих в ментовку? Ты сам-то понимаешь, чт? есть Единица? Времени сколько потерять можно!
Скороход фыркнул, нажал на газ, и через секунду его уже не было. Пантелеймон покачал головой и лишь сотворил ему вослед крестное знамение.
Сам ведь был когда-то таким.
Он быстро пересек двор, нажал кнопку вызова – именно кнопку, а не какой-нибудь там звонок. В ответ – ни звука. Протодьякон терпеливо ждал. Наконец внутри двери что-то зажужжало, и Челобитных потянул ее на себя. Вошел внутрь, в тесноватый «предбанник»; дверь плавно и бесшумно, сама собой, затворилась за ним.
В «предбаннике» ему пришлось постоять еще перед одной, точно такой же дверью и дождаться, когда загорится зеленый индикатор. Тогда Пантелеймон приложил к панели ладонь и впился глазом в «глазок», считывавший информацию с сетчатки.
Дверь, удовлетворившись добытыми сведениями, приглашающе заурчала.
Челобитных прошел в следующее помещение, где два монаха тщательно проверили его металлоискателем. Но протодьякон, не будучи на задании, никогда не носил при себе оружия. Случись какая-нибудь заваруха, он справился бы с противником голыми руками.
– Проходите. – Монахи расступились.
Челобитных бесстрастно кивнул и проделал хорошо знакомый уже путь по лестнице, на второй этаж; там, за дубовой дверью в конце коридора, как и положено приличной администрации, располагалась резиденция главы местного филиала Отделения Инквизиции. За ней находился отец Виссарион – пусть еще и не Великий Инквизитор, но далеко не последний человек в Службе.
Отец Виссарион встретил его с отменной приветливостью, пригласил сесть, предложил чаю.
Челобитных вежливо отказался.
– Что так, сын мой?
– Единица же.
– Ну, это мы подстраховались слегка, чтобы не затягивать дела. Вряд ли там единица – скорее, троечка. Просто командировка тебе выходит, и не близкая. Ты готов отправляться? Дел срочных никаких нет?
Протодьякон пожал плечами:
– Мне не привыкать.
Как будто Инквизитор сам не знал, что никаких срочных дел у Пантелеймона и в помине нет.
Виссарион подошел к сейфу, отомкнул дверцу.
– Можно уточнить? – спросил Пантелеймон. – Та м – это где?
– В тайге, – коротко ответил Инквизитор. Дежурное радушие слетело с него, тон сделался деловитым.
Он подошел к протодьякону и положил перед ним на стол фотографию. Со снимка на протодьякона смотрел угрюмый мужик лет сорока пяти. Он выглядел в точности так, как и положено обитателю сибирской лесной глуши: обросший, как зверь; тяжелый взгляд повидавшего виды человека, борода начинается чуть ли не от глаз. Сами глазки маленькие; стрижен «под горшок». Выходец из седой старины. Небось, еще и в лаптях – Пантелеймон не удивился бы. Он всякое повидал.
– Кто это? – без особого интереса осведомился протодьякон. Он и так понимал, что это – будущая жертва, мишень.
– Павел Ликтор. Есть основания предполагать, что вервольф. То бишь оборотень в прямом понимании слова, оборачивается зверем.
– Странная фамилия. Похожа на ту, из кино…
– Бесовскими зрелищами балуемся? – прищурился отец Виссарион. В Инквизиции строго следили за моральным обликом сотрудников – очевидное противоречие ввиду многочисленных фактов убийств.
– Статус обязывает. Чтобы знать врага, надо знать его оружие, – отозвался Пантелеймон шолоховской фразой. – Вы и сами, небось, смотрели, раз так говорите?
Это была откровенная дерзость, но Инквизитор пропустил ее мимо ушей. Во всяком случае, сделал вид, что не обращает внимания.
– Утверждает, что немецких кровей, обрусевший. Бог его знает, откуда он. Это тебе предстоит выяснить.
Что-то новенькое.
Челобитных удивленно поднял брови:
– Выяснить? Мне предстоит что-то выяснять? Я думал…
– Думал сразу в расход его, да? Нет, голубчик, на сей раз не все так просто. Слухи, и ничего, кроме слухов. Да еще периодическое убиение домашнего скота по всей округе. Люди пока не пропадали, но есть сведения, что странный там какой-то народ. Из местных и слова не вытянешь – замкнутая публика, неразговорчивая.
Это соответствовало представлению протодьякона о настоящих сибиряках, жителях тайги.
– Много ли дворов?
– Штук двадцать наберется. Ну, двадцать пять.
– Ого, – удивился Челобитных. – Однако немало! А вдруг этот вервольф – не он? Кто угодно может им оказаться…
– Может быть. Или уже не только он, – со значением произнес Инквизитор. – Разумеешь, о чем я?
– Разумею, как не разуметь.
– Вот и разберешься.
Челобитных задумался.
– Серебряные пули, – сказал он в итоге. – Осиновый кол, конечно. Чеснок.
– Пули получишь на складе. Кол справишь на месте, а чеснока там достаточно. Последний, кстати напомнить, практически бесполезен. Вервольфы – не вампиры, это иная категория.
Челобитных согласно кивнул. Он и сам не особенно верил в спасительные свойства чеснока и куда больше доверял кресту и святой воде.
– Легенда?
Отец Виссарион закашлялся и долго не мог остановиться. Отдышавшись, сказал:
– Назовешься уфологом. Должен предупредить: местечко действительно дьявольское.
1 2 3 4 5